Убить волка (СИ) - Priest P大

Глава 18 «Поместье Аньдинхоу»

***

Маршал, неопытный маленький ребенок или тяжелобольной взрослый – все они учат вас, как стать лучше. Возможность встретиться с ними – уже большая удача.

***

После того, как столицу залило неистовыми дождями, холод, прятавшийся под землей, постепенно пробирался наружу, что вызывало чувство давящей грусти, рассеивавшейся морозным инеем вдоль дорог.

Чан Гэн бездумно следовал за толпой незнакомцев, чтобы подарить прощальный поклон усопшему Императору, желая проводить его в последний путь. Во время похоронного шествия верная конница Императора из восьми скакунов везла за собой гроб Девяти Драконов. На каждой из сторон широкой площади были установлены массивные звуковые колонки с паровым приводом, из которых по всей округе разносилась погребальная мелодия. Саму процессию сопровождали офицеры в тяжелой броне, не позволяя особо любопытным зевакам подобраться чересчур близко. Сквозь этот барьер за ритуалом следило огромное число людей – начиная с представителей народов Великой Лян, И, Байюэ, варваров и заканчивая иностранцами с Запада.

Бесчисленное множество пристальных и жадных взоров падало на Чан Гэна, ведь он оказался четвёртым сыном покойного Императора, носившим имя Ли Минь, — личностью, окруженную завесой тайны. Однако никто не осмеливался подойти к нему, чтобы завести разговор – юноша находился под пристальным наблюдением Аньдинхоу. Прикрывая его, Гу Юнь демонстрировал поддержку со своей стороны. За последние несколько дней, не считая наследного принца и господина Вэй-вана, крутившиеся вокруг Чан Гэна по несколько раз на дню, он больше не беседовал ни с кем из посторонних.

Когда вся пыль осела, Чан Гэна привели в поместье Аньдинхоу.

Снаружи поместье предстало воистину гигантским и устрашающим: массивные ворота раскрылись, и две пугающие звериные головы с зелёными мордами и обнажёнными золотыми клыками уставились на мальчишку. Тот замер – из их ртов и носов повалила струя обжигающего белого пара. Одновременно закрутились тридцать шесть шестерней, заведенные механизмом – поднимались тяжелые засовы. По бокам от ворот взору открывались две массивные железные марионетки [1]. Чуть в стороне висело два комплекта чёрной брони. Тусклый свет от паровой лампы падал на железных стражников, от которых веяло холодом смертоносной ауры.

Наверное, так и должно было оставаться, но впечатление от поместья изменилось, стоило юноше пересечь створки главных врат.

Несмотря на то, что внутренний двор был достаточно просторным, растительность в нём казалась немногочисленной. Где-то далеко просматривались кроны редких деревьев. Перед зловещим фасадом поместья Аньдинхоу появилось несколько пожилых слуг, не издавших ни звука. Они остановились лишь для того, чтобы с почтением поприветствовать Гу Юня.

Большую часть бытовой техники и железных марионеток простой народ заправлял обычным углем. Редко кто пользовался Цзылюцзинем для обслуживания этих машин. Его использовали, в основном, для различных масштабных конструкций, таких как дамба или гигантские марионетки, предназначение коих заключалось в ремонте различной сложности. Подобные агрегаты принадлежали местному управлению. Что касалось дорогих безделушек и предметов обихода, то ими могли пользоваться только высокопоставленные офицеры.

Конечно, правила есть правила, но будут их соблюдать или нет — это совсем другая история. Как например, имущество губернатора Го из небольшого городка Яньхуэй на Северной границе не соответствовало обязательным требованиям.

Губернатор использовал больше дозволенных механизмов, питаемых Цзылюцзинем, чем это было положено согласно правилам – не более одного.

Однако касательно Аньдинхоу, чей титул был значительно выше простого губернатора, так его поместье оказалось неожиданно скромным и бедным, если не считать нескольких железных марионеток. Что до остальных устройств, питаемых Цзылюцзинем, то их попросту не было видно.

Возможно, что в этом поместье самыми ценными были личные записи, созданные, пожалуй, самым известным ученым того времени — учителем Линь Мосэнь. Говорят, что господин Мосэнь являлся учителем Аньдинхоу, поэтому смело можно было предположить, что эти очерки достались ему задаром.

Гэ Пансяо и Цао Нянцзы также прибыли в поместье вместе с Чан Гэном. Трое детей из сельской местности, не успевшие посмотреть мир за свою короткую жизнь, непрерывно крутили головами, озираясь по сторонам.

Гэ Пансяо очень тихо позвал:

— Дядя Шилю...

Цао Нянцзы шикнул на него:

— Это Аньдинхоу!

— Хе-хе, господин Аньдинхоу, – произнес Гэ Пансяо. – А ваш дом не так хорош, как у мастера Го.

Гу Юнь не отрицал этого:

— Как я смею соревноваться с господином Го? Он так далеко от столицы и значительно богаче меня. Чтобы сэкономить деньги, по праздникам я посещаю дворец Императора, где могу, не тратясь, наесться до отвала.

Его слова должны были прозвучать в качестве шутки, но Чан Гэн ощутил в них нечто совсем иное.

Не дожидаясь, пока до Гэ Пансяо дойдет смысл слов Аньдинхоу, Цао Нянцзы, понизив голос, спросил:

— Разве в театральных постановках знатные дома не изображают с качелями посреди цветника со множеством прекрасным дам?

Гэ Пансяо ответил так, будто он прекрасно разбирался в подобных вещах:

— Цветочные сады обычно расположены на заднем дворе. А прекрасные дамы не могут так просто показать свои лица без дозволения хозяина дома. Думаешь, что они так и ждут момента, чтобы продемонстрировать тебе себя? Не задавай таких глупых вопросов!

Гу Юнь улыбнулся и сказал:

— В моем доме нет женщин, кроме пожилых домработниц. Также присутствует и парочка слуг. Признаюсь по секрету, кое-кто красивый в этом поместье все-таки есть, и это – я. Поэтому, если хочешь на меня посмотреть – можешь не стесняться.

После того, как он закончил свою вызывающую речь, маршал несколько раз моргнул и широко улыбнулся, обнажая белые зубы.

Цао Нянцзы незамедлительно отвел робкий взгляд. Гэ Пансяо также был ошеломлен – он не ожидал, что Великий Маршал будет таким же бесстыдником, как "Шэнь Шилю".

Гу Юнь сложил руки за спиной; его длинные пальцы перебирали деревянные бусины браслета, подаренного ему Императором. Пройдя через заброшенный внутренний двор, Аньдинхоу рассказал:

— Моя мать давно умерла, а я до сих пор не женат. Холостяк – ни молод, ни стар. Зачем такому, как я, множество прекрасных дам? Их присутствие здесь будет несколько неуместным.

Это прозвучало так, будто он тут самый праведный человек из всех.

Цао Нянцзы не смел поднять на Гу Юня глаза – когда дело доходило до симпатичных мужчин, он никогда не решался на подобное. Он застенчиво задал вопрос:

— Господин... Аньдинхоу... в той пьесе были слова: "Ступив в поместье лишь раз, уйдешь вглубь навсегда..."

Гу Юнь не смог сдержать смех и решил подразнить мальчика:

— Неужели ты расстанешься со своим юным Сяо, чтобы стать моим благоверным супругом? [2]

Маленькое лицо Цао Нянцзы покраснело, как зад обезьяны.

Выражение лица Чан Гэна вмиг изменилось.

— Ифу! – возмутился он.

И только теперь Гу Юнь вспомнил, что он все-таки старший в этом доме. Он с трудом вернул себе достопочтенный вид:

— В моем поместье не так много правил. Если захотите поесть, то на кухне вам помогут найти продукты, из которых приготовят все, что пожелаете. На заднем дворе располагаются библиотека, оружейная и конюшня. Делайте что хотите: можете читать, практиковать боевые искусства или кататься на лошадях – все зависит исключительно от вашего желания.

Шэнь И обычно заезжает сюда в свободное время. Если же он будет занят, я попрошу найти для вас другого учителя. Нет необходимости уведомлять меня, если вы решили пойти поиграть. На улице постарайтесь не нарываться на неприятности... Хм... Дайте подумать, что же еще?..