Любовники и лжецы. Книга 2 - Салли Боумен

– Понятно. – Джини выжидала, но Макмаллен не проронил больше ни слова. – И вы, значит, по вашему собственному выражению, решили прибегнуть к уловке с посылками… Когда именно?

– После того, как уехал из Лондона. Именно тогда я все и спланировал. Я же говорил вам. Теперь я понимаю, что это была дурацкая затея. И сожалею об этом.

– Вы сами все спланировали?

– Да. А что?

– Просто иной раз кажется, что здесь не обошлось без женского ума: подобное знание деталей необычно для мужчины. От вас такого трудно ожидать. Например, наряд Лорны Монро…

– А-а… Ничего сложного. Ранее в том же месяце я гостил у сестры. Листал как-то раз ее журналы, и мне попался нужный номер «Вог».

Джини ничего не сказала на это. «Еще одна ложь, – подумала она, – причем еще более очевидная». Сестра Макмаллена говорила Паскалю, что не видела брата с лета прошлого года.

– Однако, наверное, нелегко было все организовать, – стояла она на своем. – Достать пальто, ожерелье, костюм от Шанель…

– Не так уж и сложно. Вовсе нет. – Его глаза вновь блеснули в зеркале. Он снова вырулил на скоростную полосу.

– В таком случае, – продолжила Джини, немного выждав, – кто же звонил к Шанель?

– Извините, не расслышал. Будьте добры, подождите немного. Мы сейчас приближаемся к Хедингтонской развязке. Здесь всегда полно машин.

Он прибавил скорости, и автомобиль, промчавшись по развязке, выскочил на Оксфордскую кольцевую дорогу. Потом, свернув с нее, Макмаллен закружил по темным узким улочкам, уверенно двигаясь к центру. Вопрос Джини так и остался без ответа. Она посмотрела на Паскаля, чье молчание несколько озадачило ее. Его отсутствующий взгляд был устремлен вперед. Не было похоже даже на то, что он прислушивается к разговору.

– Послушайте, – снова наклонилась вперед Джини, – извините мою настойчивость, но мне необходимо знать. Видите ли, я…

– Оставь, Джини, – повернулся к ней Паскаль. Его голос звучал беззаботно. Вместе с тем он незаметно поймал и с силой сжал ее руку, притиснув к спинке своего сиденья и давая знак замолчать. – Хватит об этом, время на исходе. – Паскаль искоса взглянул на Макмаллена. – Эти детали интересуют нас, – обратился он к нему, – потому что мы потратили немало времени на их проверку. Теперь я уверен, что с самого начала мы с Джини находились под неусыпным наблюдением. Думаю, что наши телефонные разговоры прослушиваются довольно давно. Теперь это проясняет многие аспекты случившегося, но далеко не все. Если вы хотели, чтобы мы шли по следу этих посылок, то почему отправили одну из них в Венецию, самому себе?

– И это я уже объяснял вам. Первоначально я хотел встретиться с вами обоими именно там. Мое главное желание заключалось в том, чтобы вы продолжали разрабатывать эту историю, ни на минуту не сбавляя темпа.

– Хорошо. Тогда откуда же о венецианской квартире узнал Эплйард? Кто дал ему адрес? Он поспешил туда еще до того, как вы успели отправить свои посылки.

– Не знаю. – Макмаллен, видимо, был рад тому, что тема наряда Лорны Монро осталась в стороне. Теперь он всеми силами пытался изобразить стремление помочь. – Сам я никогда не давал ему этого адреса, хотя это действительно моя квартира. Я уже несколько лет снимаю ее. Могу лишь предположить, что кто-то дал Эплйарду наводку, сказав, где ему стоит попытаться разыскать меня. Он не смог найти меня в Лондоне, но в то же время не мог и отказаться от захватывающего материала. Вот и направился туда… где нашел собственную смерть.

– Кто же был его информатором? Судя по всему, все произошло вскоре после Рождества. Не был ли им сам Джон Хоторн?

– Если и он, то, ясное дело, не собственной персоной. В таком случае он, скорее всего, воспользовался бы услугами одного из своих людей, возможно, Фрэнка Ромеро. Адрес Палаццо Оссорио значился в записной книжке Лиз, это я знаю наверняка. В прошлом, много лет назад, она писала мне по этому адресу. К тому же до этого я уже побывал в Венеции. Отправился туда прямиком из Англии. Не исключено, что за мною шли по пятам или просто вычислили мой маршрут. Не знаю. Мне было известно одно: надолго там оставаться небезопасно. Я провел там всего один день, самое большее полтора. И потом вновь пустился в путь.

– Не можете ли сказать нам, куда?

– Нет.

– Была ли у вас возможность за этот период времени – с момента отъезда из Лондона до сегодняшнего дня – хоть как-то связаться с Лиз? Вам, должно быть, очень хотелось повидаться с нею.

– Отчаянно хотелось, но это было невозможно. Нет. Все в облике Макмаллена удивительно изменилось, стоило Паскалю лишь произнести имя Лиз. Теперь он выглядел возбужденным и стал даже несколько рассеян за рулем: еле успел затормозить на знаке «стоп» и слишком уж лихо завернул за угол. Потом, правда, сбавил скорость. Они находились в сердце Оксфорда.

– Все? – спросил Макмаллен. – Есть еще вопросы? Мы уже почти снова на Пэрэдайз-сквер. Там я вас и высажу.

– Н-да, есть у меня еще один вопрос, – задумчиво протянул Паскаль. – Вряд ли он из тех, которые могут понравиться вам и Лиз Хоторн…

Макмаллен напрягся.

– Я уже говорил вам, – начал он, – мы с Лиз не более чем друзья. Если бы вы знали Лиз, то вам было бы нетрудно понять это. Она замужняя женщина, а брачные узы для нее святы. Каковы бы ни были мои желания, любые отношения между нами, кроме чисто дружеских, сейчас исключены. Полностью. Я…

– Я вовсе не о том. В моих словах нет и намека на подобное, – спокойно перебил его Паскаль. – Однако вы сами как-то раз обмолвились о проблеме субъективного восприятия. В конце концов, чтобы любить женщину, необязательно быть ее любовником. В том телефонном разговоре, который записан на пленку, вы обращаетесь к Лиз совсем не так, как мужчина обычно обращается к другу.

– Верно.

Макмаллен вздохнул. Притормозив, он свернул на пустынную в этот час Хай-стрит и остановился возле церкви Всех Святых. В городе туман был намного гуще, чем на деревенских просторах. Белая пелена то редела, то снова становилась плотнее. Макмаллен заглушил мотор. Воцарилось молчание. Джини могла поклясться, что сейчас он пытается унять дрожь в руках. Чтобы скрыть ее, Макмаллен сильнее вцепился в «баранку». Его плечи словно окаменели от напряжения.

– Я люблю Лиз. Люблю уже много лет, – произнес он внезапно низким голосом, отвернувшись так, чтобы скрыть от них свое лицо. – Несмотря на разлуку, моя любовь к ней день ото дня становилась все сильней. Я никогда не признавался ей в своем чувстве, да и вряд ли это было необходимо. Лиз наверняка знает. Она и так может услышать все в моем голосе, прочитать в моем взгляде. За всю свою жизнь я по-настоящему любил лишь двух женщин, а это кое-что да значит. Но в моих чувствах никогда не было ничего… непристойного. Никогда. Если бы Лиз только могла получить развод, если бы не ее религия… Но она неспособна на такой шаг. Об этом не может быть и речи. Так что если вы предполагаете, что я затеял все это с единственной целью освободить ее от мужа или что-то в этом духе, то отвечаю вам: нет. Я могу ненавидеть Хоторна лютой ненавистью, но никогда не буду преднамеренно очернять его, чтобы завоевать расположение Лиз. Пока он жив, у меня нет ни малейшего шанса. К тому же, – Макмаллен взглянул на Паскаля, – пусть вы не знаете меня и не имеете оснований верить моим словам, но я ни за что не причиню Хоторну вреда, преследуя личные цели. Не такой я человек.