Царица ночи - Нелли Хейл

Часы показывали одиннадцать. Луна светила так же ярко, ее свет отражался на оставшихся во дворе снежных сугробах. Стоя у окна, Матвей коснулся красных лепестков, надеясь сохранить в памяти прикосновение мягких губ Смерти. Было ли дело в чарах Бала любви, сладковатом вкусе сурьи или адреналине после всего случившегося за такой короткий срок, он не знал; но их первый и единственный поцелуй был лучшим в его жизни. Разумеется, это не могла быть любовь с первого взгляда, но при мысли о том, что уже скоро он забудет его, сердце в груди болезненно сжалось.

– Она сама Смерть, – упрямо напомнил он себе, глядя на цветок и игнорируя поднявшийся внутри странный протест. – Я не увижу ее до конца жизни. И забуду уже очень скоро.

Но сколько же важного он не успел у нее спросить – в частности, могут ли жившие в Ирии люди просить у нее аудиенции, или она сама является к ним, когда требуется помощь с подготовкой Бала? Встречает ли она вновь прибывших на тот свет в человеческом обличье? Черт возьми, забвение будет благом – так недолго и сойти с ума. Но сегодня, ради покоя до конца жизни, он позволит мыслям о новой встрече мучить себя. Матвей обессиленно покачал головой, поставил розу в стакан на кухонном столе, где раньше была еловая веточка, и закрыл за собой дверь спальни.

Разумеется, завтра ее здесь уже не будет – это был подарок на прощание. Матвею не хотелось быть рядом, когда он исчезнет.

Всегда, исполнив желание хозяина Бала – устроив встречу, позволив подарить последний поцелуй или узнать пароль от банковской ячейки, – она растворялась в воздухе. После полнолуния в этом теле не было смысла. Она не находила удовольствия в одежде или украшениях и давно забыла, как выглядела. Внешность хозяев Бала ей тоже была абсолютно безразлична. Они думали только о своих желаниях, а затем вспоминали о страхе и ненависти.

Сейчас же, скорчившись в углу дивана, она продолжала прижимать пальцы к губам. Она все еще чувствовала его прикосновение. Матвей Рокотов смотрел на нее так, словно забыл, кто она на самом деле. Словно перед ним был человек. Обычная женщина. Прекрасная женщина. По какой-то неведомой причине она ему поверила – всего на мгновение, – и этого оказалось достаточно, чтобы ответить ему согласием. Уже зная почти все на свете, она хотела открыть один из немногочисленных секретов, еще остававшихся в ее вечной жизни. Позволила им обоим удовлетворить любопытство.

О, и не пожалела об этом. Никто и никогда не смотрел на нее так, как этот мужчина. Никто и никогда…

Она позволила себе слабость, и что-то внутри нее сломалось. Преодолев многие тысячи лет, потерянное прошлое вспыхнуло в алой гостиной, как молния. Невидящим взглядом она смотрела на пляшущие языки пламени, словно всего мгновение назад кто-то высокий стоял рядом с ними.

На губах появился соленый вкус крови, и она всхлипнула, крепче прижав колени к груди. Она всегда уставала после Бала и была уязвимее для таких вспышек, чем когда-либо. За ними всегда следовала боль, каждый раз страшнее, чем в прошлый.

Люди любят говорить, что время лечит, но это была ложь. Ту, кем она стала, было не спасти. Древние боги пали один за другим, пока не осталась только она, не человек и не дух, и, что бы в ней ни разглядели, Бал любви было решено сохранить. Она стала на нем хозяйкой, сместив свою мучительницу, но ее участь была неизменна. Из года в год она смотрела на жизни, которые могла бы прожить, и стояла рядом с мужчинами, зацикленными на своих желаниях. Одни вели себя с ней подобострастно, другие отстраненно, пытаясь скрыть страх, а третьи уверяли себя, что все это сон. Никто не приглашал ее танцевать. Никто не просил разрешения поцеловать ее – ее, боль, ужас и горе во плоти. Никто не заставлял ее чувствовать. Она считала, что ее чувства давно умерли с ним – человеком без имени и лица, который когда-то открыл ей любовь, даже когда в древнем языке еще не было такого слова.

Впервые за целую вечность в ее глазах блестели невыплаканные слезы.

Глава 3

Год спустя

Отвернувшись от полной черной луны, Смерть взяла под руку хозяина Бала. Франко Шторм напрягся, но покорно сопроводил ее к танцующим парам. Его улыбку можно было в лучшем случае назвать вежливой, он избегал встречаться взглядом с гостями и прятал ладонь под мантией на груди. Она думала, он жалеет, что не смог пронести сюда свой пистолет. При первой встрече здоровяк выстрелил ей в грудь, но она просто смахнула с платья черный след от пули и, убедив его, что не была коллектором или демоном, добилась согласия.

Ей должно было быть все равно, что он смотрел им под ноги во время танца и едва касался ее. Что бубнил себе под нос сплетни о знаменитых гостях, которых нахватался из желтой прессы, или собственные догадки и полностью проигнорировал чету Рокотовых и одного седовласого доктора. Все равно, что после Бала он попросил о встрече с актрисой Лианой Манн, чтобы закончить книгу, где главная героиня списана с нее (хотя вряд ли стиль его письма станет от этого лучше). Она не должна была чувствовать ничего, когда его глаза жадно вспыхнули при виде прекрасной блондинки. В конце концов, он мало чем отличался от других хозяев Бала – за исключением одного, о котором она старалась не думать, – и забудет об их встрече очень скоро. Его разум найдет логичное объяснение всему, что он узнал. У него появится воспоминание о статье или книге, а может, о словах дальнего родственника. В этом не будет никакого чуда.

Ей должно было быть все равно, что в этот раз Бал снова стал для нее всего лишь традицией. Но она не умела лгать, даже себе.

– Асистолия! Отойдите от стола.

Матвей поднял руки и попятился, пропуская вперед Глеба. Его глаза не отрывались от монитора, где линия пульса, вместо того чтобы двигаться зигзагами, упала до едва заметной волны. Время… ему просто нужно было время, чтобы остановить кровотечение.

– Разряд.

– Парень лишь хотел собрать шкаф, – покачал головой младший хирург, разглядывая инструменты на столике, – и на тебе. Остановка сердца. Зашибись.

– Все нормально, – откликнулся Матвей, когда спина мужчины во второй раз изогнулась дугой. Монитор наконец-то успокаивающе пискнул и возобновил отсчет, и он немедленно вернулся обратно к столу. – Он молод, кости срастутся быстро.

– Жаль, селезенка