Воеводы Ивана Грозного - Дмитрий Володихин

К защитникам отправилось посольство с предложением мирной сдачи. Ответ не оставлял надежд на бескровный исход дела: «Пусть Русь стоит на стенах и в башне! Мы поставим иную стену. Или погибнем все, или отсидимся!»

Армия готовилась к последней битве основательно.

Воины исповедовались и причащались у священников. Царь провел ночь в беседах с духовным отцом протопопом Андреем, затем облачился в доспехи и с оружием отстоял литургию. Тем временем городские рвы заполнялись фашинами. Пушкари мешали восстановительной работе казанцев, сокрушая остатки стен.

Когда царское моление на литургии подходило к концу, в предрассветный час, ужасающей силы взрыв поднял на воздух укрепления казанцев. Михаил Иванович с помощью немецкого «розмысла»[87] вывел подкоп под позицию неприятеля, закатил туда 48 бочек с порохом, и…

Второй взрыв прогремел у Ногайских ворот[88].

Итак, Воротынский дождался общего штурма. Его люди вновь оказались на острие главного удара. Они прорвали оборону татар и оказались на улицах города. Первым из всех воевод об этом успехе доложил именно Михаил Иванович. Но радость победы омрачилась тягой к грабежу и мародерству, охватившей штурмовые отряды. Немногие продолжали честно биться, прочие же бросили своих товарищей и занялись поисками ценной добычи. Как тогда говорили о подобных мерзавцах, «пали на сокровища»…

Казанцы вскоре опомнились, и сражение закипело с новой силой. Страшный копейный бой перегородил улицы от стены до стены. В этой давке даже мертвецы, нанизанные на копья, продолжали стоять. Никто не хотел уступать ни шагу.

Воротынский запросил подкрепления.

Увидев упорство татар, трусы и мародеры, оставив храбрых бойцов на произвол судьбы, обратились в бегство. Толпы негодяев, выбегая из города, в ужасе орали: «Секут! Секут!» Тут даже царь заколебался. Не сгинет ли армия в боях за каждый переулок, за каждый дом? Не уготовал ли ему этот день поражение вместо победы срам, вместо славы? Да и удастся ли выжить в обстановке всеобщего бегства?

Государь, по словам князя Андрея Курбского, участвовавшего в штурме, потерял твердость духа. Видя беглецов, он «…не только лицом изменился, но и сердце у него сокрушилось при мысли, что все войско христианское басурманы изгнали уже из города. Мудрые и опытные его сенаторы, видя это, распорядились воздвигнуть большую христианскую хоругвь у городских ворот, называемых Царскими, и самого царя, взяв за узду коня его, — волей или неволей — у хоругви поставили: были ведь между теми сенаторами кое-какие мужи в возрасте наших отцов[89], состарившиеся в добрых делах и в военных предприятиях. И тотчас приказали они примерно половине большого царского полка… сойти с коней, то же приказали они не только детям своим и родственникам, но и самих их половина, сойдя с коней, устремилась в город на помощь усталым… воинам»[90].

Таким образом, военачальники с многочисленными пешцами из состава государева полка направились на поддержку Воротынского. Прибытие свежих войск дало русским решающий перевес. В кровавых уличных стычках они теснили и теснили врага. «Головы же царские с детьми боярскими мужественно нападают на иноверных, и бьются царевы воины во многих местах… хватали друга друга с врагами за руки, дрались копьями и саблями, в тесноте резались ножами», — рассказывает летописец.

Последний очаг сопротивления пылал у ханского дворца и мечети Кулшериф. Здесь храбрейшие из татар дали последний бой. Наконец сюда подоспел Воротынский со своими отрядами. Помолившись Богу о помощи, он напал на казанцев, «…зло сеча их… Так они и были побиты. Пали тут… князи и мурзы казанские, и вси люди могутии воинские, и вси жильцы дворовые казанского царя, и вси воины, способные носить оружие. И пролилась их кровь, как вода по удолиям…»[91] Автор воинской повести «Казанская история» так рассказывает о бесславном конце последних защитников города: «Безжалостно настигали русские воины казанцев своими мечами и рассекали их секирами, и копьями и сулицами протыкали их насквозь, и нещадно резали их, словно свиней… И вбежали казанцы… на царский двор и в царские палаты и бились с русскими камнями и дубинками, и обшивочными досками, шатаясь, словно в темноте, сами себя убивая и не давая живыми схватить себя. И вскоре побеждены были казанцы — словно трава посечены».

Казанская пахота закончилась, последняя борозда завершилась у межи…

Иван IV во главе победоносных полков, под православными хоругвями торжественно въехал в поверженный город.

Слава искусного полководца и отчаянно храброго человека быстро сказалась на статусе Михаила Ивановича. Осенью 1552 г. большая русская армия возвращалась на Русь из похода. Она разделилась на две части. Первая из них шла речным путем, на судах. Вторая же отправилась домой «полем», на конях. Она состояла из трех полков, и первым воеводой большого полка, т. е. главнокомандующим, поставили князя Воротынского. Это было поручение, сопряженное с большой честью для имени самого воеводы и всего рода Воротынских.

Князь Андрей Курбский, знавший Михаила Ивановича по «казанскому взятию», писал о нем: «Славный между русскими князьями» и «муж крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный»[92].

Казанская страда ушла в прошлое, победители вернулись на родину, и героическое напряжение, овевавшее русские войска на протяжении нескольких месяцев, спало. Вступили в силу будни обычной боевой работы.

«Казанская история». Список XVI в.

Князь Михаил Иванович Воротынский должен был вновь принять на себя обязанности «специалиста» по южному направлению. А вместе с тем и довершать завоевание казанской земли. «Черемиса», населявшая прежнее Казанское ханство, еще много раз поднималась на мятеж, причем первые годы, т. е. середина 1560-х, — ее восстания отличались особенным размахом.

То ли осенью 1553 г., то ли в начале 1554-го Воротынский во главе обширной администрации заступил на «годование» в Свияжск — место крайне беспокойное, но стратегически очень важное. Фактически, Свияжск рассматривался как ключ от Казани[93]. Так вот, Михаил Иванович просидит на этом месте в самый разгар черемисских мятежей необыкновенно долго — до осени 1555 г., когда его, наконец, сменил князь B.C. Серебряный-Оболенский. Можно сделать вывод, что Воротынскому тогда в высшей степени доверяли… и в то же время не особенно его берегли. Полезный человек, дельный, да… но не из любимцев государевых.

Полководцу дали отдохнуть от службы всего несколько зимних месяцев — после возвращения на Русь.

В июне 1553 г., еще до отправки на свияжское воеводство, а затем с весны 1556-го по 1562-й князь Мстиславский постоянно выполняет разные службы на юге, в оборонительной войне против крымцев. В разное время он командует гарнизонами в Одоеве, Калуге, на Туле. Время от времени он назначается полковым воеводой на «береговую службу» — во главе передового полка или вторым воеводой большого полка. Воротынский превосходит в боевом опыте и богатстве князей Ивана Дмитриевича Бельского и Ивана Федоровича Мстиславского, но по части знатности он обоим уступает. Поэтому, когда один из них командует полками на южном рубеже, Михаил Иванович получает второстепенную должность. Но когда они заняты на других службах, Воротынскому доверяют самостоятельное командование оборонительными силами на Оке. Впервые князь получает такое назначение в июне 1558 г. Тогда его поставили против крымцев, нападения которых ждали в самом скором времени.

Документы не донесли до нашего времени известий о каких-либо значительных сражениях с татарами, в которых мог тогда принимать участие Воротынский. Стычки, очевидно, были, — это норма состояния южных границ Московского государства.

Чертеж Московии (фрагмент), 1550 г. Составители: Антоний Вид и Иван Васильевич Ляцкой

Разве что в начале 1559 г., зимой, на Русь тайно пошел сын крымского хана «царевич» Магмет-Кирей с большой армией. Крымцы надеялись на то, что основные силы московского государя заняты на Ливонском театре военных действий. Но по показаниям взятых «языков» они скоро узнали: русские полки исправно стоят на «береговой» службе. Не веря в победу над оборонительной армией Ивана IV в открытом столкновении, крымцы и их союзники ногайцы пошли прочь. Воротынский выступил в спешном порядке из Калуги — преследовать врага, уходившего с «полоном». Но крымцев он догнать не сумел. Его людям удалось взять лишь нескольких «языков». Неприятель бежал, убивая и бросая лошадей и верблюдов, испытывая недостаток в продовольствии. Люди и скот умирали от голода. Татары ушли с позором, но заслуга Воротынского тут невелика. Скорее, худо, что он не поспел за татарами…