Коллекция - Мария Барышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор, младше Киры ровно на год, высокий, худощавый шатен с ярко-голубыми, чуть навыкате глазами и приятными чертами лица, исполненными милого, простодушного недоумения, был мастером объяснять, как что-либо в этой жизни делать правильно. И его слушали — слушали очень внимательно и беспрекословно принимали его слова на веру — во всем, что так или иначе было связано с компьютерами, ибо во всем, что касалось компьютеров, Егор был волшебником, чародеем и прочими магическими лицами. За это его ценили несказанно, и больше него из сотрудников конторы получал только начальник. Во всем же, что касалось повседневной жизни, Егор ухитрялся устраивать совершенно невообразимую путаницу, хотя был твердо убежден, что поступает совершенно правильно. Он обожал давать советы, устраивать чужие сердечные дела и задумывать интриги, улучшившие бы жизнь или благосостояние того или иного человека, но горе было тому, кто по незнанию или неопытности поддавался на его уговоры и следовал его предписаниям, поскольку немедленно заваривалась такая каша, которую с трудом удавалось расхлебать всей конторой. Первое время Кира удивлялась тому, что Михеева до сих пор не убили, но и сама, однажды попав из-за него в довольно глупую ситуацию, ограничилась лишь короткой словесной выволочкой, о которой тут же забыла. Злиться на Егора было совершенно невозможно. Кроме того, у него было такое отзывчивое сердце. И все в конторе были ему должны. Поэтому в бытовых вопросах к нему всего лишь относились, как к милому несмышленому дитяти, и когда он глубокомысленно изрекал: „Эх, вы! Смотрите, как надо!“ — сбегались все, чтобы узнать, как точно не надо.
Как-то само собой вышло, что у них с Кирой быстро сложились милые и легкие приятельские отношения. Если отложить в сторону ужасные советы и тягу к бестолковым интригам, Михеев был интересным собеседником, имел при себе прорву смешных историй (большей частью происходивших с ним самим) и всегда знал, где и как достать что угодно, имеющее отношение к компьютерным игрушкам, программному обеспечению или литературе. В обеденный перерыв они вместе бегали в магазин, после работы иногда попивали пиво или вино в маленьком тихом баре, да и возвращаться домой им было по дороге, только Егор выходил на две остановки раньше. В этих отношениях не было абсолютно ничего такого, чтобы коллеги имели основание многозначительно приподнимать брови. Михееву вполне хватало общения. Он никогда не делал Кире никаких намеков, не пытался за ней ухаживать или приглашать на свидание. Первое время Кире даже казалось, что программист ее побаивается, но вскоре Егор в ответ на какую-то ее шпильку на эту тему заявил, что ему безумно нравится с ней общаться, а постель бы все это, скорее всего, испортила. И прежде, чем Кира успела съязвить по поводу его самоуверенности, перевел разговор на другое и больше никогда к этому не возвращался. Кира мысленно только пожала плечами. В конце концов, ее такое положение вещей вполне устраивало. Вскоре он стал неотъемлемой частью ее дневной жизни, и она то и дело давала Михееву советы по поводу его очередной девушки. С девушками Егору не везло, хотя иногда Киру посещала мысль, что это девушкам не везло с Егором.
Как и предсказывал Стас, ее график сильно сдвинулся. Если раньше Кира ложилась не раньше часа ночи, то теперь она ложилась самое позднее в половине двенадцатого, иногда же начинала безудержно зевать уже и в десять вечера, и пару раз заснула прямо в кресле. Кира приписывала это нервам и резкой смене обстановки — работы хватало, но она вовсе не была такой уж утомительной, чтобы к вечеру валиться с ног.
Вставала она, впрочем, ненамного раньше, чем обычно. Просыпаться было очень тяжело, лень было даже пытаться открывать глаза, поэтому чаще всего ее будил Стас — вначале деликатным стуком в дверь, потом скромным покрикиванием в щель между створкой и косяком, а уж затем — невежливым и шумным вламыванием в обитель гордой одинокой девицы, криками в ухо и щекотанием ее голых пяток, вследствие чего в комнате неизменно поднимался бедлам, спать после которого уже решительно не хотелось. Совершив это действие, брат с чувством выполненного долга отправлялся доедать завтрак, после чего с неохотой отбывал на работу, которая заключалась в том, что он с раннего утра возил в микроавтобусике туда-сюда товары и своего хозяина — заслуженного предпринимателя, которому принадлежало несколько алкогольно-бакалейно-бытовохимических магазинчиков. Удобно было это тем, что Стас мог брать для себя с Кирой товары по оптовой цене, но возвращался с работы он поздно, часто — в плохом настроении, о причинах которого не распространялся, не скрывая, впрочем, что работа ему не особенно нравится. Несмотря на усталость, спать он ложился намного позже Киры, подолгу засиживаясь в гостиной. Кира знала, что он там что-то пишет, но узнать, что именно, ей так и не удалось — свои записи Стас старательно прятал, а рыться в его вещах было, по мнению Киры, недостойно. Поэтому она оставила его в покое. Все равно узнает, рано или поздно.
Пока брат поглощал на кухне завтрак собственного приготовления, являвшийся, на взгляд Киры, примером садистского отношения к хорошим продуктам, сама она, окончательно проснувшись с помощью холодной воды, натягивала спортивный костюм и буквально выталкивала из квартиры саму себя, которая в последнее время стала непозволительно ленивой и на улицу не желала. В подъезде она потягивалась в последний раз и отправлялась на пробежку, которая, обычно, занимала около получаса.
Кира бегала к морю одной и той же дорогой каждое утро, пропуская только воскресенья, когда позволяла себе валяться в кровати, сколько вздумается. Ранним утром во дворе было пустынно и особенно тихо, и эту прозрачную, невесомую тишину нарушало только редкое шуршание дворницкой метлы, да сонное, полупьяное бормотание бомжовского сообщества, неизменно собиравшегося кружком возле люка, что-то жевавшего, пересчитывавшего мелочь и звенящего пакетами с добытыми бутылками. Кира не помнила такого утра, чтобы бомжи не оказались на своем месте — они давно стали такой же неотъемлемой частью двора, как и сам люк, и густые кусты сирени рядом с ним. К двенадцати часам дня бомжи расползались кто куда и больше не появлялись, но ранним утром вновь оказывались на своем месте в полном составе — двое пожилых мужчин с испитыми лицами и глазами тоскующих философов, еще один помоложе, с большим животом, густыми усами и постоянно шарящим по сторонам взглядом, и две женщины, одной из которых было далеко за пятьдесят, другая же возрастом лишь слегка переваливала за тридцать. Ни одну из них Кира ни разу не видела хотя бы относительно трезвой. Пожилая бомжиха поутру всегда безучастно сидела в кругу сотоварищей, тупо глядя перед собой заплывшими глазами, молодая же была более деятельной, часто бродила вокруг, и, пробегая через двор, Кира не раз с улыбкой слушала, как та пристает к машущей метлой дворничихе — дородной даме в темно синем халате, надетом поверх пальто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});