Тайны Парижа. Том 2 - Понсон дю Террайль

— Боже мой, — прервала его графиня с чарующей улыбкой, — простите, если память мне несколько изменяет, и позвольте избавить вас от обязательных комплиментов. Но раз это так, то мы познакомились с вами окончательно, и я оставляю вам на завтра вальс.

— Первый? — спросил он шаловливо-веселым тоном.

— Хорошо, пожалуй, хоть первый. Надо же загладить перед вами мою забывчивость.

Арман вздохнул, давая понять графине, что сам он хранит живейшее воспоминание о бале маркизы. Графиня была женщиной, и этот вздох не был ей неприятен. Но в то время, как она хотела продолжать разговор в легком тоне, которым велась до тех пор их беседа, раздался удар грома, от которого задрожали своды готической залы.

Пока графиня и ее юный спутник беседовали, громко смеясь при смешных выражениях привратника, служившего им за столом, погода, бывшая утром такой прекрасной, мало-помалу изменилась. Небо покрылось свинцовыми тучами, в сосновом лесу пронесся глухой ропот, обычный перед грозою. Удар грома и молния, блеснувшая в темных облаках и осветившая высокие окна, навели страх на графиню, и она вскрикнула.

В эту минуту и в то время, как Арман поднимался с места, вошел кучер.

— Госпожа француженка… пора ехать… ехать сейчас… гроза… — коверкал он слова.

Баденские немцы-кучера говорят по-французски еще хуже, чем привратники и проводники.

— Что ты говоришь? — переспросил Арман по-немецки.

—Я говорю, — повторил кучер, — что скоро будет гроза, в замке нельзя ночевать, а деревня далеко. Надо ехать сейчас, а то лошади боятся грозы.

— Черт возьми!

— Дорога очень плохая.

Арман перевел слова кучера встревоженной графине. Затем он прибавил:

— Вы мне позволите, сударыня, проводить вас?

— О, конечно.

— Этот кучер, подобно всем немецким кучерам, ужасный трус. Если он от страху не будет в состоянии справиться с лошадьми, то я займу его место, и клянусь, что вы доедете до Бадена без малейшей неприятности.

— О! Я в этом совершенно уверена, — смеясь, ответила графиня.

Она уже признала в Армане тот тип молодого человека, который в Париже называют «gentleman de cheval», то есть лучшим кучером в мире.

Графиня поместилась в карету со своей горничной и девочкой, кучер занял на козлах свое обычное место. Что касается Армана, то он вскочил на седло и поехал рядом с каретой.

Кучер ударил по лошадям и пустил их сразу в галоп. Но не отъехали они и четверти версты от замка, как несколько капель дождя упали на землю. Кучер с видимым беспокойством начал сдерживать лошадей.

— Гроза! — проговорил он.

— Все равно, поезжай, — приказал ему Арман. Раздался второй удар грома, и одна из лошадей взвилась на дыбы и заржала, выказывая все признаки сильного страха.

XXI

Когда под влиянием страха или гнева понесет непородистая лошадь, то остановить ее бывает в тысячу раз труднее, чем любого кровного рысака. Эта истина малоизвестная, но неоспоримая.

Сын полковника ошибался, уверяя графиню, что он берет ответственность за ее безопасность на себя. Молния, сверкнувшая в небе, заставила подняться на дыбы немецкую клячу, и она заразила своим страхом и английского жеребца Армана — подарок Дамы в черной перчатке. Арман был искусным наездником, но ему пришлось употребить некоторое время, чтобы успокоить своего коня. Упряжные лошади в испуге помчались. Кучер тотчас потерял голову и вместо того, чтобы задержать лошадей, бросил поводья и принялся звать на помощь.

Дорога в том месте, где понесли лошади, была так узка, что молодому человеку пришлось отказаться от своего намерения держаться около дверец кареты. Он остался позади нее. Это место было действительно самое опасное из всего пути. Налево гора крутым скатом спускалась к дороге, и между нею и дорогой не было даже канавы. Направо — страшно глубокая пропасть прихотливо извивалась, образуя острые выступы.

Арману удалось, наконец, справиться со своей лошадью, но его охватила дрожь при виде опасности, грозившей графине. Карету, опередившую его метров на сто, несли взбесившиеся лошади точно ветром, причем потерявший от страха голову кучер даже не пытался сдержать их. К тому же вожжи, выпав у него из рук, били по ногам лошадей.

Арман пустил свою лошадь за каретой, настиг ее и попытался было ее перегнать, но тщетно. Дорога была так узка, что проехать рядом с экипажем по правой стороне ее и не скатиться при этом в пропасть было совершенно невозможно. К тому же стоило хоть одной лошади уклониться в сторону на дюйм, и все неминуемо полетели бы в бездну.

Волосы у Армана встали дыбом. Дорога делала страшно крутые повороты и только благодаря какой-то счастливой случайности лошади, несмотря на страшный испуг, поворачивали так же правильно, как если бы кто умелой рукой направлял их. Но, несмотря на отчаяние, которое еще усиливалось благодаря крикам графини и ее горничной, которые обе высунулись из кареты, молодой человек сохранил некоторое присутствие духа и внимательно следил за беловатой полосой дороги с ее причудливыми изгибами по горному хребту. Его проницательный взгляд заметил за четверть версты впереди кареты крутой поворот, образовавший тупой угол. Было очевидно, что если лошади повернут по-прежнему по дороге, то само Небо хочет спасти графиню.

Луч надежды, надежды дерзкой, почти безумной, охватил Армана.

Он все еще мчался за каретой в нескольких шагах от нее.

Примерно в ста метрах от рокового поворота кучер, дошедший в своем страхе до исступления, соскочил с козел в сторону ската, надеясь таким образом спастись. Но несчастный раздробил себе голову о пень дерева, торчавшего на два фута от земли, и попал под ноги лошади Армана. Но Арман не остановился. В пятидесяти метрах от поворота он быстро задержал свою лошадь, давая экипажу время повернуть.

Это было делом одной секунды, но она показалась Арману вечностью, так как он ждал, что вот-вот тяжелый экипаж накренится и свалится в пропасть.

Бог спас, однако, графиню. Лошади не свернули с дороги и помчались галопом по новому направлению. В первый раз за все время они очутились наискось от Армана. Он схватил пистолет, прицелился в правую лошадь и выстрелил. Лошадь упала, убитая наповал. Другая протащила ее еще несколько шагов, и карета остановилась… Графиня была спасена.

С этого места дорога расширялась, и молодой человек мог подъехать к карете… Горничная лежала без чувств. Что касается графини, то она, несмотря на испуг, не растерялась и, прижимая к сердцу своего ребенка, воскликнула с таким выражением благодарности в голосе, которое трудно передать:

— Ах, вы мой спаситель… и моей девочки!

Арман соскочил на землю и, привязав коня к дереву, поспешил выпрячь лошадь, чтобы избежать новой катастрофы.