Ночи нет конца - Алистер Маклин

— Неважно. Кто мог зайти в это время в кухню-буфет? Наверное, кто-нибудь из сидевших в передних креслах?

— Да. Мне показалось, что они все устремились к центральной части самолета.

— Они? А кто эти «они»?

— Не помню. Но почему вы меня об этом спрашиваете?

— Зная, кто находился в центральной части, мы можем установить, кто отсутствовал.

— Прошу прощения, — беспомощно произнесла девушка. — Я немного растерялась. Командир корабля оказался впереди меня, стал требовать, чтобы пассажиры вернулись на свои места. Из-за него я почти ничего не видела.

— Допустим, — согласился я. — Насколько я понимаю, туалет был мужской?

— Да. Женский на левом борту.

— Вы не помните, кто туда заходил? За час до происшествия или меньше того.

— За час? Но ведь окурок...

— Как вы считаете, пожар был устроен преднамеренно? — спросил я.

— Разумеется, — ответила Маргарита, широко открыв глаза.

— Ясно. Выходит, мы имеем дело с опытными, закоренелыми преступниками.

План их состоял в том, чтобы создать панику. Неужели вы допускаете хотя бы на минуту, что злоумышленники полагались на случайность, на то, что от брошенного окурка загорятся бумаги, причем в нужный момент?

— Но как?..

— Очень просто. Вы запасаетесь пластмассовой трубочкой с перегородкой, разделяющей ее на две части. Одна из них наполнена кислотой, в другой находится ампула с кислотой иного состава. Остается сжать в руках трубочку, чтобы раздавить пробирку, бросить ее туда, куда нужно, и отойти в сторону.

Разъев через определенное время перегородку, оба состава соединятся и вспыхнут. Такое устройство не раз использовалось диверсантами, особенно во время войны. Сущая находка для поджигателя, желающего заручиться железным алиби: когда начнется пожар, он окажется за пять миль от места происшествия.

— Я действительно почувствовала какой-то странный запах... — начала неуверенно Маргарита Росс.

— Еще бы. Не вспомнили — кто туда заходил?

— Бесполезно. — Она покачала головой. — Почти все время я находилась в кухне-буфете, готовила еду.

— Кто сидел в двух передних креслах, тех, что ближе всего к буфету?

— Мисс Легард и мистер Корадзини. Вряд ли вам это поможет. Мисс Легард вне подозрений. А что касается мистера Корадзини, то он был единственным, кто не вставал с кресла до ужина. Это точно. Сразу после взлета он выпил джин, выключил настенную лампу и, закрывшись газетой, уснул.

— Вы в этом уверены?

— Совершенно уверена. Я несколько раз выглядывала из кухни-буфета.

— Выходит, его следует исключить, — произнес я в раздумье. — Таким образом, число подозреваемых сужается. Хотя он мог оказаться одним из тех, кто бросил в урну зажигательное устройство. — Внезапно меня осенило. Скажите, мисс Росс, кто-нибудь спрашивал у вас, когда будет ужин?

Прежде чем ответить, девушка посмотрела на меня долгим взглядом.

Несмотря на скудное освещение, я заметил, что лицо ее оживилось.

— Миссис Дансби-Грегг. Это точно.

— Такая всюду сунет свой нос. Кто еще?

— Сейчас вспомню, — деловито проговорила стюардесса. — Полковник Гаррисон, но он не в счет. И мистер Зейгеро.

— Зейгеро? — взволнованно спросил я, наклонившись так, что едва не касался лица девушки. — Вы уверены?

— Уверена. Помню, я еще заметила ему: «Проголодались, сэр?» А он ответил: «Милая девушка, я всегда голоден».

— Так, так. Весьма любопытно.

— Вы думаете, мистер Зейгеро...

— Не знаю, что и подумать. Я столько раз попадал впросак. И все-таки это уже зацепка. Такая зацепка дорогого стоит... Когда упала рация, он находился поблизости? Скажем, сзади вас, когда вы, поднимаясь, задели стол с приемником?

— Нет, он стоял возле выходного люка, это точно. А может...

— Нет, все было иначе. Мы с Джоссом прикинули. Кто-то успел подогнуть одну ножку стола, а вторая оказалась в состоянии неустойчивого равновесия.

Когда вы встали, он толкнул эту самую вторую ножку. Находясь в отдалении.

Там валялась швабра с длинной ручкой, но в тот момент мы не придали этому значения... Услышав грохот, вы обернулись. Так ведь? — Девушка молча кивнула. — Что же вы увидели?

— Мистер Корадзини...

— Знаю. Он кинулся, чтобы подхватить рацию, — произнес я нетерпеливо. Но кто-нибудь стоял тогда у стены?

— Действительно, там кто-то стоял, — едва слышно проговорила Маргарита.

— Нет, нет. Этого не может быть. Он сидел на полу и дремал. Когда раздался грохот, вскочил и до смерти перепугался.

— Ради Бога! — оборвал я ее. — Кто это был?

— Солли Левин.

Взошла, затем исчезла луна, температура неуклонно понижалась. Было такое впечатление, словно мы находимся на борту этой раскачивающейся из стороны в сторону, грохочущей машины всю свою жизнь.

В продолжение бесконечного дня мы разрешили себе всего две остановки в четыре часа пополудни и в восемь вечера. Сделал я это Преднамеренно. Мы с Джоссом условились, что я попытаюсь выйти на связь с ним в часы, кратные четырем. Мы вынесли рацию из кузова наружу, пока Джекстроу заправлял топливный бак горючим. Десять минут кряду Корадзини крутил педали динамо-машины, а я выстукивал ключом позывные, но даже намека на ответ не последовало. Иного я и не ожидал. Если бы даже Джосс каким-то чудом сумел отремонтировать рацию, из-за помех в ионосфере, обусловленных северным сиянием, нам не удалось бы услышать друг друга. Но я обещал Джоссу наладить связь и поэтому должен был сдержать слово.

Когда я предпринял повторную попытку выйти на связь, у всех, даже у нас с Джекстроу, зуб на зуб не попадал из-за лютого холода. В нормальных условиях мы не должны были ощущать его: при низких температурах мы надевали два меховых костюма — нижний мехом внутрь и верхний мехом наружу. Но мы отдали запасные комплекты меховой одежды Корадзини и Зейгеро. Без них в кабине трактора, где холодно, как в морозильной камере, не обойтись. Поэтому теперь мы страдали от стужи в такой же степени, как и все остальные.

Время от времени то один, то другой из пассажиров спрыгивал с трактора и бежал, чтобы согреться. Но все были так измучены бессонницей, голодом, холодом, непрестанной тряской, что спустя считанные минуты вновь забирались в кузов. Когда же несчастные путешественники оказывались на борту вездехода, то пот, образовавшийся на разгоряченном теле, мгновенно превращался в ледяную влагу, отчего люди еще больше мерзли. Поэтому мне пришлось категорически запретить подобные вылазки.

Решение, которое предстояло принять, далось мне с трудом, но иного выхода не было. У нас не осталось сил бороться с усталостью, стужей и бессонницей, и я приказал сделать привал.

Часы показывали десять минут первого ночи. Мы находились в пути, если не считать кратких остановок для дозаправки горючим и сеансов связи, в течение уже двадцати семи часов.