Дети Ананси - Нил Гейман

— Итак, — сказала миссис Дунвидди, смахивая с уголка губ крошку ананасового пирога, — насколько я понимаю, тебя навестил твой брат.

— Да. Я поговорил с паучком. Наверное, я сам виноват. Я ведь не ожидал ничего дурного!

Ответом ему был хор «ахов», «охов» и «фу ты», с которыми миссис Хигглер, миссис Дунвидди, миссис Бустамонте и миссис Ноулс цокали языками и качали головами.

— Он вечно повторял, что ты у него глупый, — сказала миссис Ноулс. — Я про твоего отца говорю. Но я никогда ему не верила.

— Откуда же мне было знать? — запротестовал Толстый Чарли. — Родители ведь мне никогда не говорили: «Кстати, сынок, у тебя есть брат, про которого ты ничего не знаешь. Пусти его в свою жизнь, и он натравит на тебя полицию, будет спать с твоей невестой и не только поселится у тебя, но и целый дом притащит в твою запасную комнату. Он промоет тебе мозги и заставит ходить в кино и целую ночь провести, пытаясь попасть домой, и…»

Он остановился — как-то странно они на него смотрели.

Собравшиеся вокруг стола старушки по очереди вздохнули. Вздох начался с миссис Хигглер, от нее перешел к миссис Ноулс и миссис Бустамонте и, наконец, к миссис Дунвидди. Это внушало беспокойство, Толстому Чарли даже стало жутковато, но тут миссис Бустамонте рыгнула и тем испортила все впечатление.

— И чего ты хочешь? — спросила миссис Дунвидди. — Скажи, чего ты хочешь?

Сидя в маленькой гостиной миссис Дунвидди, Толстый Чарли задумался, чего же, собственно, хочет. День за окном бледнел, переходя в ласковые сумерки.

— Он испоганил мне жизнь, — сказал Толстый Чарли. — Я хочу, чтобы вы его забрали. Чтобы он просто исчез. Вы это умеете.

Три женщины помладше промолчали. Просто посмотрели на миссис Дунвидди.

— Мы не можем заставить его исчезнуть, — сказала миссис Дунвидди. — Мы уже… — Тут она осеклась и сказана: — Ну, понимаешь, сами мы уже сделали все что могли.

К чести Толстого Чарли надо сказать, что, как бы в глубине души ему этого ни хотелось, он не разразился слезами, и не возопил, и не опал, как неудавшееся суфле. Он только кивнул.

— Что ж, — сказал он. — Извините, что потревожил. И спасибо за обед.

— Мы не в силах заставить его уйти, — сказала миссис Дунвидди, и ее карие глаза за толстыми, почти как галька, стеклами очков стали вдруг почти черными. — Но можем послать тебя к тому, кто сумеет.

Во Флориде был ранний вечер, а значит, в Лондоне — глубокая ночь. В просторной кровати Рози, где Чарли никогда не бывал, Паук поежился.

Рози прижалась к нему всем телом, крепко-крепко.

— Ты в порядке, Чарльз? — спросила она.

Она кожей чувствовала, как по рукам и плечам у него бегут мурашки.

— Все нормально, — сказал Паук. — Просто жутковато вдруг стало.

— Кто-то прошелся по твоей могиле, — пошутила Рози.

Тогда он притянул ее к себе еще ближе и поцеловал.

А Дейзи в ярко-зеленой ночной рубашке и в пушистых розовых-прерозовых тапочках сидела в маленькой гостиной свой квартирки в Хендоне. Всматриваясь в экран компьютера, она то и дело качала головой и равномерно щелкала мышью.

— Тебе еще долго? — спросила Кэрол. — У нас ведь есть целый компьютерный отдел, которому полагается этим заниматься, знаешь ли. А не тебе.

Дейзи издала неопределенный звук, не означающий ни «да», ни «нет». Такой звук издают, говоря, мол, я знаю, что кто-то что-то сказал, и если я его издам, может, они уйдут.

Кэрол уже слышала его раньше.

— Ой, — сказала она. — Большая попка. Тебе еще долго? Я хочу сделать еще запись в «ЖЖ»[2].

Дейзи фразы отметила. Но дошли только два слова:

— Ты хочешь сказать, что у меня большой зад?

— Нет, я говорю, что уже поздно и что я хочу сделать новую запись в «ЖЖ». Опишу, как он лапает супермодель в туалете одного лондонского бара.

— Ладно, — вздохнула Дейзи. — Просто что-то тут дурно пахнет, вот и все.

— Что дурно пахнет?

— Присвоение денег. Ладно, выхожу. Иди в свою помойку. Знаешь, а ведь у тебя могут быть неприятности, ты же выдаешь себя за члена королевской семьи.

— Отвяжись.

Кэрол писала «Живой журнал» от имени одного молодого члена британской королевской семьи, выдавая себя за отбившегося от рук сорвиголову. В прессе уже спорили, реальный это дневник или подделка, причем многие указывали, что такие подробности, которые приводит Кэрол, могут знать только настоящие члены британской королевской семьи или те, кто читает сплетни в желтых журналах.

Отойдя от компьютера, Дейзи все еще размышляла о положении дел в «Агентстве Грэхема Хорикса».

А его владелец крепко спал в спальне своего большого, но без показной роскоши дома в Перли. Будь на свете справедливость, он стонал бы и обливался потом во сне, терзаемый кошмарами, и фурии совести жалили бы его скорпионьими хвостами. И потому мне больно признавать, что Грэхем Хорикс спал как хорошо покормленный и пахнущий молоком младенец, и ничегошеньки ему не снилось.

Где-то в доме Грэхема Хорикса напольные часы вежливо пробили двенадцать раз. В Лондоне была полночь. Во Флориде — семь вечера.

И тот и другой — час ведьм.

Миссис Дунвидди сложила и убрала красно-белую клеенчатую скатерть.

— Черные свечи у кого?

— У меня, — ответила миссис Ноулс.

У ее ног стояла пластиковая сумка из магазина и, покопавшись в ней, она извлекла четыре свечи — по большей части черные. Одна была высокой и ничем не украшенной, остальные три — в форме мультяшных черно-желтых пингвинов, вместо хохолка в голове у каждого торчало по фитилю.

— Других не было, — извиняясь, сказала она. — И вообще пришлось обойти три магазина, чтобы найти хотя бы эти.

Миссис Дунвидди промолчала, только качнула головой. Свечи она поставила по углам стола, причем единственную непингвиновую — против своего места. Каждая свечка оказалась на пластмассовой тарелке для пикника. Достав большую коробку кошерной соли, миссис Дунвидди горкой высыпала кристаллы на стол. Потом, придирчиво оглядев, поводила и в ней иссохшим пальцем, пока не получились кучки и завитки.

Миссис Ноулс принесла с кухни большую стеклянную миску, которую поставила в центре стола. Отвернув крышку с бутылки шерри, она плеснула в миску солидную порцию.

— А теперь, — сказала миссис Дунвидди, — давай дурман вонючий, пырей ползучий, амарант хвостатый. Да, и еще цареградский стручок.

Миссис Бустамонте снова порылась в сумке и достала стеклянный пузырек.

— Это смесь кулинарных трав, — сказала она. — Я решила, что подойдет.

— Смесь трав! — фыркнула миссис Дунвидди. — Смесь трав!