Эйнштейн гуляет по Луне - Джошуа Фоер

Как выяснил Эрикссон, лучший способ избежать автоматической стадии и «точки окей», это сфокусироваться на неудачах. Один из способов сделать это — попытаться заглянуть в голову к человеку, намного более сведущему в том виде деятельности, который вы пытаетесь освоить, и попытаться понять, как бы этот человек решил такие же проблемы. Бенджамин Франклин одним из первых начал применять эту тактику. В своей автобиографии он описал, как читал труды великих мыслителей и пытался повторить приведенные автором аргументы, но только опираясь на свою логику. Затем он возвращался к прочитанному и сравнивал свою версию с оригинальной, чтобы оценить, насколько его собственный ход мысли соответствовал мышлению автора произведения.

Шахматисты действуют похожим образом. Они частенько проводят по несколько часов в день, воспроизводя игры гроссмейстеров ход за ходом, с тем чтобы постичь экспертное мышление на каждом шаге[140]. Действительно, успех шахматиста зависит не от того, сколько раз он сыграл с соперниками, а от того, сколько времени он сыграл сам с собой, анализируя чужие старые игры[141].

Ключ к обретению мастерства в том, чтобы сознательно контролировать процесс развития своих навыков в ходе тренировок — в том, чтобы принудить себя отказаться от автопилота. В случае с быстрым набором текста избежать остановки на «точке окей» довольно-таки просто. Психологи обнаружили, что лучшее средство для этого — заставить себя печатать с большей скоростью, чем та, что представляется подходящей, и разрешить себе делать ошибки. Водном из экспериментов наборщики видели слова, мелькающие на экране со скоростью, на 10–15 % превышающую скорость, с которой они могли напечатать это слово[142]. Поначалу они не успевали, но через пару дней поняли причину своих неудач, преодолели это препятствие и продолжили печатать уже быстрее. Не позволив своим навыкам печатания оставаться в автоматической стадии и вернув их под свой сознательный контроль, они перешагнули через «точку окей».

Эрикссон предложил мне проделать то же самое с картами. Он посоветовал найти метроном и попробовать запоминать карты всякий раз, как тот щелкал. Как только я осознаю пределы своих возможностей, учил Эрикссон, надо установить метроном так, чтобы он застучал на 10–20 % быстрее, и попытаться запоминать карты в более быстром темпе до тех пор, пока я не перестану ошибаться. Всякий раз, когда я сталкивался с особенно трудной для запоминания картой, мне нужно было сделать соответствующую пометку и попытаться выяснить причину проблемы. Все сработало, и уже через пару дней я перешел через «точку окей», и время, затрачиваемое мной на запоминание карт, снова стало стабильно понижаться.

Если не практиковаться осознанно, даже у экспертов может наблюдаться падение профессионализма. Эрикссон поделился со мной удивительным примером: хотя мы склонны больше доверять седовласому доктору, чем выпускнику медицинской школы, было доказано, что в некоторых областях медицины мастерство врача не повышается с годами медицинской практики. Например, маммологи со временем ставят все менее точные диагнозы[143]. Как же так?

Для большинства маммологов, считает Эрикссон, медицинская практика не является осмысленной. Их деятельность можно сравнить скорее с отработкой приемов гольфа в подвале, нежели с полноценными занятиями с тренером. Все потому, что маммологи узнают — если узнают вообще, — насколько правильно они поставили диагноз, только недели, а то и месяцы спустя, а к этому времени они уже забывают детали того случая и не могут учиться на своих ошибках и успехах.

Однако в хирургии все наоборот. Хирурги, в отличие от маммологов, со временем улучшают свои навыки. Хирурги отличаются от маммологов тем, что исход большинства операций ясен почти сразу — пациент либо поправляется, либо нет, — что значит, что хирурги получают ответную реакцию на свои действия практически незамедлительно. Они постоянно узнают, что работает хорошо, а что плохо, и постоянно повышают свое мастерство. Из этого можно сделать практический вывод: маммологам, предложил Эрикссон, необходимо регулярно анализировать старые случаи, диагноз по которым уже известен. Таким образом они могли бы иметь быструю обратную связь — информацию о своем профессиональном уровне.

Такая быстрая обратная связь дает возможность выдающимся специалистам находить новые способы, которые позволят им еще лучше выполнять свои профессиональные функции и еще выше поднять кашу коллективную «точку окей». Люди умеют плавать еще с тех пор, как научились заходить по шею в воду. Казалось бы, человечество как вид должно было бы уже давно исчерпать свои возможности в повышении скорости плавания. И все же новые рекорды по плаванию устанавливаются каждый год. Люди продолжают набирать темп. «Олимпийские чемпионы по плаванию начала века сейчас бы даже не прошли отбор в школьную команду», — заметил Эрикссон. Точно так же результат победителя в марафоне на первых Олимпийских играх регулярно достигается бегунами-любителями, участвующими в Бостонском марафоне без всякой надежды на призовые места.

И такое происходит не только в спорте, но практически во всех сферах деятельности. Философ XIII в. Фрэнсис Бэкон утверждал, что «никто не может достичь совершенства в области математики, если он не посвятит этому 30 или 40 лет». Сейчас же весь тот известный Бэкону объем знаний школьники усваивают в младших классах старшей школы[144].

Нет оснований считать, что самые одаренные спортсмены современности более талантливы от природы, чем наиболее одаренные атлеты прошлого. И нет причин полагать, что весь этот удивительный прогресс обусловлен усовершенствованием обуви для бега или купальных костюмов — хотя, конечно, новые технологии имеют значение. Изменились лишь объемы и качество тренировок, необходимых атлету для того, чтобы стать мастером спорта мирового класса. То же верно не только для бега и плавания, но и для метания копья, фигурного катания и всех остальных спортивных дисциплин. Нет такого вида спорта, где рекорды не менялись бы из года в год. Даже если там и есть точки застывания, мы их еще не достигли.

Как же получается, что мы продолжаем превосходить самих себя? Эрикссон полагает, что барьеры, которые мы сообща себе устанавливаем, в одинаковой мере связаны с нашей психикой и нашими врожденными физиологическими особенностями. Как только рубеж начинает казаться преодолимым, кто-то его обязательно преодолевает. Долгое время люди верили, что никто не может пробежать милю быстрее чем за четыре минуты. Считалось, что это так же невозможно, как достигнуть скорости света. Когда же Роджер Баннистер, двадцатилетний студент-медик из Британии, наконец пробежал милю менее чем за четыре минуты в 1954 г., об этом написали во всех газетах по всему миру, а его достижение называли величайшим спортивным событием всех времен и народов. Но этот барьер оказался скорее воротами шлюза. Всего через шесть недель австралиец Джон Лэнди пробежал милю на полторы секунды быстрее, чем Баннистер, а через несколько лет результат в четыре минуты стал среднестатистическим.

Сегодня от любого профессионального бегуна на средние дистанции ожидают, что он в состоянии пробежать милю за четыре минуты, а мировой рекорд улучшился до 3 минут и 43,13 секунды. А на чемпионате мира по запоминанию как минимум половина существующих мировых рекордов обновляется каждый год.

Эрикссон посоветовал мне относиться к развитию памяти не как к увеличению роста, улучшению зрения или исправлению какой-нибудь другой базовой особенности моего организма, а как к усовершенствованию любого навыка — например, навыка игры на музыкальном инструменте.

Мы привыкли думать о памяти так, будто это нечто целостное, монолитное. Но она не такая. Память скорее похожа на комбинацию независимых конструкций и систем, каждая из которых полагается на собственную сеть нейронов. У некоторых людей хорошая память на числа, но они постоянно забывают слова; другие отлично помнят имена, но не списки дел. S.F., студент, которого изучал Эрикссон, улучшил свою память на числа в десять раз, но не увеличил ее возможности в целом. Он просто стал специалистом по запоминанию последовательности цифр. Когда он пытался запомнить списки случайно выбранных букв, обозначавших согласные звуки, то запоминал только семь из них.

Вот что более всего отличает лучших мнемоников от спортсменов из второго эшелона: они подходят к запоминанию как к науке. Они пытаются догадаться, где их пределы, проводят эксперименты и анализируют данные. «Это то же самое, что разрабатывать новую технологию или новую научную теорию, — как-то сказал мне двукратный чемпион мира Энди Белл. — Приходится анализировать то, что ты делаешь».