Чужие сны и другие истории - Джон Ирвинг

— Кит, но дерево — помеха, и более чем досадная.

— Я только хочу услышать, какими словами ты будешь объяснять это мистеру Кеслеру.

— Мне ничего не придется ему объяснять, — сказал Ронкерс. — Кеслер в больнице.

Новость ошеломила Кит. Кеслер всегда нравился ей своей особой крестьянской открытостью. Такие люди должны жить вечно.

— Ронч, — уже не столь уверенно продолжала Кит, — но ведь он выйдет из больницы. И что ты скажешь ему, когда он снова забредет в наши края посмотреть на свое дерево?

— Он не выйдет из больницы.

— Ронч! Не говори так…

Зазвонил телефон. Обычно трубку брала Кит. Она умела отсекать ненужные звонки. Но сейчас мысли Кит были поглощены старым Кеслером. Он стоял перед ее мысленным взором в своих поношенных кожаных шортах, из-под которых торчали тощие, лишенные волос ноги.

— Я слушаю, — сказал в трубку Ронкерс.

— Доктор Ронкерс?

— Да.

— Меня зовут Маргарет Брант.

Ронкерс порылся в памяти. Кажется, он где-то слышал это имя. Судя по голосу, молодая девица. Наверное, студентка.

— Так, — сказал Ронкерс.

— Вы оставляли сообщение в общежитии. Просили позвонить по этому номеру.

Теперь Ронкерс вспомнил. Он взглянул на список женщин, которым вынужден был звонить на этой неделе. Их имена он выписал напротив имен своих пациентов.

— Да, мисс Брант.

Кит шевелила губами. Ронкерс прочел ее вопрос: «Почему Кеслер не выйдет из больницы?»

— Мисс Брант, вам знаком молодой человек по имени Харлан Бут?

Звонившая замолчала.

— Почему? — сердитым шепотом допытывалась Кит. — Что у него?

— Рак, — шепотом ответил Ронкерс.

— Да, я его знаю, — послышалось из трубки. — Я знаю Харлана Бута. А почему вы меня спрашиваете?

— Потому что лечу его от гонореи.

Реакции на другом конце линии не было.

— Вам назвать синоним этой болезни? У мужчин ее чаше называют триппером. У Харлана Бута триппер.

— Я понимаю, о чем речь, — ответила Маргарет Брант.

В ее голосе появилась жесткость. И подозрительность.

Кит отвернулась, и теперь Ронкерс не видел лица жены.

— Мисс Брант, если вы наблюдаетесь у гинеколога, я бы советовал как можно раньше сходить на прием. Если у вас нет своего врача, могу порекомендовать Каролайн Гилмор. Ее кабинет в университетской клинике. Естественно, вы могли бы прийти и ко мне…

— Это еще зачем? — почти крикнула Маргарет Брант. — Откуда я знаю, что вы — врач? Мало ли кто мог оставить для меня номер телефона. Харлан Бут не имеет ко мне никакого отношения. Что это за грязная шутка?

«Возможно, ты права», — подумал Ронкерс.

Харлан Бут был самодовольным, несговорчивым парнем. Помнится, на вопрос о том, кого еще он мог заразить, Бут ухмыльнулся и с показной небрежностью махнул рукой.

— Великое множество, — гордо заявил он.

Ронкерс чуть ли не клещами вытянул из него имя Маргарет Брант. Вдруг эта девица чем-то обидела Бута и он решил ей отомстить?

— Вы вправе сомневаться, — сказал в трубку Ронкерс. — Можем сделать так. Повесьте трубку, возьмите справочник, найдите там мое имя и домашний номер телефона. Потом сравните его с оставленным. Они должны совпасть. Если вы считаете слова Бута грязной шуткой, тогда я вынужден перед вами извиниться. А с Бутом разговор у меня будет особый. К тому же, — здесь Ронкерс применил один из своих приемов, — вы можете и сами все проверить. Посмотрите, нет ли у вас выделений, особенно по утрам. И не воспалено ли где. Если что-то покажется вам подозрительным, в городе достаточно гинекологов. Сходите к любому, и я ничего не узнаю. Но если, мисс Брант, у вас все-таки были интимные отношения с Харланом Бутом…

Маргарет Брант бросила трубку.

— Рак? — переспросила Кит, словно их разговор не прерывался. — Рак чего?

— Легких. Бронхоскопия дала положительный результат. Врачам даже не понадобилось его оперировать.

Телефон зазвонил снова. Ронкерс взял трубку, но на другом конце трубку тут же повесили. У Ронксрса была мешавшая ему привычка представлять тех, с кем он говорил только по телефону. Он не сомневался, что второй звонок тоже был от Маргарет Брант. Он представил девушку в комнате ее общежития. Наверное, полезла в какой-нибудь словарь. Затем включила настольную лампу и с помощью нескольких зеркал занялась осмотром. Потом спохватилась: она не знает, как это должно выглядеть. Что дальше? Возможно, побежит в библиотеку, читать медицинские энциклопедии. Или поговорит с более опытной подругой. Будет ли она звонить Харлану Буту? Этого Ронкерс представить себе не мог.

Кит разглядывала царапину, оставленную орехом. Она смотрелась в фасетчатое зеркало. Зеркало висело возле вытяжки над их открытым камином (вытяжка расширялась кверху и тоже была подвешена). Ронкерсу вдруг подумалось, что однажды он свалится со спальной платформы прямо в камин и потом будет лихорадочно бегать по спальне, созерцая пять своих отражений в фасетчатом зеркале. Брр!

— Один орех, а так тебя поцарапал, — зевая, сказал Ронкерс.

— Прошу тебя, давай не будем об этом, — попросила Кит.

Она хотела поговорить на другую тему, но теперь желание пропало.

А приговоренное к ампутации дерево терлось об их окно, как трется о ноги бездомная кошка. Иногда Ронкерсам казалось, что ветер дует прямо под крышу. Высокие потолки только усиливали тревожное ощущение. Еще немного, и крышу просто сорвет, и тогда внутреннее пространство идеальным образом соединится с внешним.

В первом часу ночи Ронкерсу позвонили из клиники. Требовалась его помощь. Старуха, которой накануне он заменил мочевыводящий тракт трубками и мешками, никак не могла излить из себя накопившуюся мочу. Скорее всего, это было последнее в ее жизни мочеиспускание. Едва Ронкерс выехал, из клиники позвонили снова. Пациентка умерла, и срочность выезда отпала.

Джорджа не было два часа. Кит не спала. Ей хотелось так много сказать мужу, когда он вернется. Все темы представлялись ей очень важными, и она не знала, с какой начать. Поэтому, когда Ронкерс вернулся, Кит вообще ничего ему не сказала. Он быстро заснул. Главное, о чем Кит хотела поговорить с мужем, — заводить ли им детей и когда. Однако сейчас, под шорохи обреченного дерева и вздохи ветра, идея обзавестись потомством показалась ей абсурдной. Кит переключилась на мысли об архитектуре, думая о сдержанной эстетике интерьеров и скудной экономичности своих проектов.

Джордж храпел, а Кит еще долго не спалось. Ветви черного ореха все так же беспокойно шуршали по стеклам. Падавшие орехи стучали по крыше. Их падение было таким же случайным, как рак, навалившийся на старого герра Кеслера, и возможная гонорея у молодой Маргарет Брант.

В приемной, придя раньше секретарши, Ронкерса дожидалась хрупкая девушка. Цвет ее лица напоминал цвет йогурта с зародышами пшеницы, а ей самой едва ли было больше восемнадцати. Одета она была в дорогой и несколько консервативный серо-стальной костюм, уместный скорее для женщины возраста ее матери. Шею украшал кремовый шарф, слегка пахнущий духами. Красивая девушка, которую легче представить на борту роскошной яхты, чем в приемной уролога. Ронкерс сразу догадался, кто эта ранняя посетительница.

— Доброе утро. Мисс Брант, если не ошибаюсь? — спросил он, протягивая девушке руку.

Ее глаза великолепно сочетались с цветом костюма — такие же серо-стальные. Сейчас они были полны неизъяснимого страха. Ронксрсу понравилась совершенная форма ее носа и широкие ноздри, где не осмелился вырасти ни один волосок.

— Доброе утро, доктор Ронкерс.

— Так я не ошибся? Вы — мисс Брант?

— Да, — вздохнула она, с ужасом разглядывая ножные крепления на смотровом столе.

— Примите мои самые искренние извинения, мисс Брант. Понимаю, насколько вам был неприятен мой звонок. Однако таких упрямых и несговорчивых пациентов, как Харлан Бут, еще надо поискать. Когда я понял, что он не собирается вам звонить, я взял это на себя.

Девушка кивала, закусив нижнюю губу. Она рассеянно сняла костюмный жакет и английские туфли с пряжками, после чего направилась к смотровому столу. Она глядела на стол и поблескивающие ножные крепления, словно перед ней была лошадь, а она не умела садиться в седло и просовывать ноги в стремена.

— Вы хотите меня осмотреть? — испуганно спросила мисс Брант.

— Прошу вас, не волнуйтесь, — успокоил ее Ронкерс. — Ничего особо неприятного в этом нет. Так у вас были выделения? Ощущение жжения? А воспаление?

— Ничего этого не было.

Ронкерс увидел, что она вот-вот расплачется.

— Это так несправедливо! — вдруг крикнула она. — Я всегда была очень осторожна… с сексом. И с Харланом Бутом ничего такого не позволяла… Я ненавижу Харлана Бута! — во всю мощь легких закричала Маргарет Брант. — Я и подумать не могла, что он болен. А иначе… иначе я бы не позволила ему до себя дотронуться!