Конан-варвар - Роберт Говард

Конан поднялся на ноги и огляделся. Он не потерял своего инстинктивного ощущения направлений и сторон света, но не знал, где его захватил гулл и где теперь искать дорогу. Оглянувшись на залитые светом луны тихие черные силуэты деревьев, он ощутил выступившие на лбу капли холодного пота. Избитый и усталый, он оказался среди чащи тех самых ужасных лесов, а лежавшая у его ног темной бесформенной кучей тварь была немым подтверждением происходящих в этих местах кошмаров. Отдыхать было некогда - в любую секунду можно было ожидать треск веток или шелест травы под ногами других тварей.

Но вдруг тишину ночи разорвало испуганное конское ржание. Его жеребец! Кстати - кроме гуллов, питающихся не только человеческим мясом, здесь водились и черные пантеры.

Не раздумывая, он рванулся прямо через заросли туда, откуда послышалось ржание. Все страхи улетучились, сменившись боевой яростью,- если погибнет конь, вместе с ним исчезнет и последняя надежда на настигнуть Беллосо и захватить камень. И вновь, теперь уже гораздо ближе, послышался резкий и гневный призыв скакуна. Было слышно, что тот отбивается от кого-то копытами.

Еще одно усилие - и Конан выскочил из кустов на белую ленту дороги, увидев своего коня, который, прижав уши и злобно оскалив зубы, то отступал, то прыгал вперед, отбивался от кружившей вокруг него черной фигуры, иногда замирая от страха. А самого Конана уже тоже заметили - вокруг него сомкнулось кольцо темных силуэтов - серых, подкрадывающихся существ. В ночном воздухе разнесся отвратительный и тяжелый запах разложения.

Внимание короля привлек тусклый блеск стали среди устилавших землю прошлогодних листьев: это месяц отражался на лезвии меча, оброненного там, где король, выброшенный из седла, упал в придорожную траву. Он поднял меч и с проклятием бросился на стоящего с ним лицом к лицу огромного противника. В неясном свете мелькнули оскаленные клыки и тянущиеся к нему когтистые полулапы - полуруки. Прорубив себе дорогу через отвратительно пахнувшие тела, Конан стремительно вскочил в седло своего коня. Меч его молниеносно поднимался и опадал, отсекая веявшие могильным холодом лапы, и от каждого удара кто-то падал, обливаясь темной кровью. Скакун отступал, продолжая кусаться и лягаться, а потом неожиданным прыжком вырвался из окружения и застучал копытами по полотну дороги. Еще некоторое время с обеих сторон из темноты появлялись серые мечущиеся тени, но потом они остались позади...

Поднявшись на вершину заросшей лесом возвышенности, Конан разглядел впереди обнаженные горные склоны, поднимавшиеся к небу и растворявшиеся где-то в ночной мгле. ДУХ ПРОШЛОГО

Вскоре после восхода солнца Конан пересек границу Аргоса, но не встретил никаких следов Беллосо. Либо тот успел уйти за время, пока король Акулонии лежал без сознания, достаточно далеко, либо сам пал жертвой страшных людоедов зингарийской пущи. Но свидетельств такого исхода тоже не было заметно. Тот факт, что эти твари так долго не нападали на бесчувственного человека, пока он лежал у дороги, позволял предположить, что они потратили время на бесполезную попытку догнать Беллосо. А если беглец жив, то ехал он, как подсказывало Конану его предчувствие, по той же самой дороге и находился сейчас где-то впереди. Поэтому циммериец продолжал безостановочно двигаться на восток.

Пограничная стража не стала его задерживать. Одинокий странствующий наемник не нуждался ни в проверках, ни в охранном листе, да и потрепанный вид его говорил о том, что он не состоит ни у кого на службе. И Конан ехал через взгорья, по которым неслись бурные горные потоки, укрытые тенистыми дубовыми рощами и высокой травой. Он продолжал придерживаться длинной дороги, что в бледной дымке убегала вперед, возносясь на перевалы и спускаясь в долины. Это был старый, очень старый тракт, издавна связывавший Понтейн с морем.

В Аргосе царили покой и порядок: по дорогам спокойно ехали тяжело груженные товарами повозки, запряженные волами, а приветливые смуглые люди мирно трудились в садах и на полях, раскинувшихся прямо за придорожными деревьями. Старцы, сидевшие на лавках у ворот, в тени дубовых крон, приветствовали путешественника добрым словом.

И у работавших на полях крестьян, и у одетых в тонкие шелка купцов с твердым взглядом, и у разбитных завсегдатаев таверн, где было принято предварять всякие расспросы большими кружками пенистого пива, Конан спрашивал о Беллосо.

В основном, ответы были отрицательными, но все же стало понятно, что невысокий, жилистый зингариец с беспокойными темными глазами и нависшими бровями действительно совсем недавно прошел этой же дорогой среди вереницы других путешественников с запада и, вроде бы, собирался в Мессантию. Выбор цели был достаточно логичен как и все портовые города Аргоса, в противоположность городам, расположенным в глубине континента, Мессантия имела космополитический характер и к тому же была самым густонаселенным городом. В ее порты заходили суда из многих заморских государств, здесь же искали убежища беглецы и изгнанники чуть ли не со всего света. Законы в столице Аргоса соблюдались слабо, так как Мессантия в основном жила торговлей, а местные обыватели в интересах дела закрывали на это глаза. Кроме того, много товаров попадало сюда не только легальным путем: руку к этому прикладывали пираты и контрабандисты. Конану это все было известно еще с тех давних времен, когда он сам был членом пиратского братства с островов Бэрэх и не раз под покровом ночи приводил в порт пару-тройку тяжело груженных трофеями шлюпок. Большинство пиратов с островов Бэрэх небольшого архипелага к юго-западу от берегов Зингара - были выходцами из аргоссийского отребья и, видимо, по национальным соображениям, проявляли свой интерес к купеческому флоту других народов, практически не трогая судов из портов Аргоса.

Но Бэрэх не был единственным пиратским эпизодом на протяжении насыщенной неожиданностями жизни Конана, общавшегося, кроме этого, с буканьерами Зингара и, наконец, что сделало список нарушенных им законов очень обширным, с черными корсарами далекого юга, беспощадными опустошителями северных побережий. Оказаться узнанным в каком-нибудь порту Аргоса для него означало немедленно потерять голову. Но это не страшило его, и он без колебаний продолжал ехать в Мессантию, делая короткие остановки лишь затем, чтобы дать отдохнуть коню да вздремнуть пару минут самому.

Никто даже не окликнул его, когда он въехал в город и смешался с толпой, подобно гигантской волне бушевавшей на торговых площадях. Вокруг Мессантии не было стен - ее стерегли море и простор.

Был уже вечер, когда Конан выбрался на улицы, ведущие к порту. Там, где они кончались, были видны песчаный берег, мачты и паруса кораблей. И вновь, впервые за несколько последних лет, он почувствовал знакомый запах соленой воды, услышал скрип снастей и мачт и волнующее прикосновение теплого бриза. Нахлынувшие воспоминания старых походов сжали его сердце.