Откровенно говоря. Интимные секреты, которые можно доверить только сексологу - Марта Шарейко

жизнь. Они приходят только для того, чтобы получить справку для юриста, что начали лечение. Которую я, кстати, не даю.

– МОЖНО ЛИ ЗАЩИТИТЬ ОТНОШЕНИЯ ОТ ИЗМЕН?

– Нет. Конечно, можно говорить, что на данном этапе важно для отношений, заботиться о них. Присматриваться к себе: почему хочется флиртовать с другими мужчинами, другими женщинами. Что это дает? И достаточный ли это повод, чтобы рисковать? Может, лучше поработать над собой, проверить, что приводит к тому, что я чувствую себя несчастной, чем нарушать отношения, уничтожать их? Чем больше мы осознаем свои потребности, тем выше шанс, что удастся избежать ошибок.

ВИНА, или Разговор о насилии

КАТАЖИНА КЛИМКО-ДАМСКАЯ,

психотерапевт, клинический и судебный сексолог, криминалист. Занимается терапией жертв и виновников насилия, психотерапией сексоголизма, психотерапией пар, а также психотерапией алко- и наркозависимых и их семей. Помимо этого, занимается проблемами молодежи и семейными конфликтами.

– Я стала сексологом немного случайно. Мне нужны были знания в этой сфере для научной работы, а вышло так, что сексология стала моей профессией.

Чувствую себя криминологом, я воспитанница двух выдающихся профессоров: Анджея Жеплинского и Збигнева Ласоцика. Первый, еще когда я училась, предложил мне совместную работу по исследованию заключенных, осужденных на пожизненное ограничение свободы. Среди них были те, кто совершил преступления сексуального характера, и я поняла, что ничего об этом не знаю, поэтому решила, что отучусь на сексолога, но не для того, чтобы этим заниматься, а чтобы получить новые знания.

– НО ВЫ СТАЛИ СЕКСОЛОГОМ. КРОМЕ ТОГО, ЗАНИМАЕТЕСЬ ЖЕРТВАМИ НАСИЛИЯ.

– Я работаю не только с ними, но они действительно основная сфера моих профессиональных интересов. Конечно, я этого не планировала: в конце 1990-х здесь недалеко (подойдем к окну, я вам покажу) мою коллегу с работы изнасиловали среди бела дня. Центр Варшавы, старый, пустующий дом, в нем только на первом этаже жила одна семья. А еще там располагалась фирма, в которой мы работали, и мастерская по ремонту автомобилей. Эта девушка приехала из маленького городка. Тихая, серая мышка, всегда извиняется. Она плохо справлялась с работой секретарши – когда клиенты звонили, они в шутку спрашивали, не нужна ли ей медицинская помощь. У нее не было подходящего для этой работы темперамента, но она справлялась с обязанностями, и люди ее любили.

Было 15 апреля, 16:00, то есть светло. Коллега вышла с работы, ей нужно было пройти буквально сто метров до трамвайной обстановки. Насильников было двое, на одном была куртка полицейского. Он-то и вышел из арки и попросил девушку помочь, сказал, что ждет патруль: он нашел раненого, но его нужно перенести. И она вошла в арку. А вышла из нее только поздно вечером. Сначала они напоили ее, потом насиловали, в конце концов обмазали калом и посадили в трамвай. Она доехала до конечной и вернулась – единственное, что она могла сделать, это снова вернуться к этому дому, к автомастерской. О ней позаботились сотрудники мастерской – мужчины, которые несколько часов назад, когда она уходила, сказали ей: «Пока». Вечером я подняла трубку телефона – звонили эти механики – и услышала, что у них наша секретарша. Пьяная, что-то бормочет, странно себя ведет. Когда я приехала, она разбила стакан и пыталась перерезать себе вены. Потом она все время обнимала меня и повторяла: «Что они со мной сделали, что они сделали?» Я отвезла ее в больницу. Я больше никогда ее не видела, она не пришла в суд. Меня вызвали как свидетеля. Когда я ждала у входа в зал заседаний, ко мне подошел рыжий седеющий мужчина и спросил, какое разбирательство я жду. Потом выяснилось, что это один из насильников. Его не арестовали, второго даже не задержали.

– О ЧЕМ ВАС СПРАШИВАЛИ?

– Про подругу – какой она была. Была ли она скромной? Как проводила время? Встречалась ли с мужчинами и носила ли украшения. И какие. Потому что, помимо изнасилования, преступники еще и обокрали жертву. Я не знаю, какой был приговор, но я четко помню эту девушку, потому что тогда я поняла, что насилие может случиться с любой женщиной и в довольно людном месте. Везде. Поэтому если кто-то имеет наглость задать вопрос, зачем она туда вошла, я говорю, что сделала бы то же самое.

– Я ТОЖЕ.

– Правда же? Человек хочет помочь, он не задумывается. Особенно если это середина дня, за спиной люди, которым ты минуту назад сказала: «Пока». Но обратите внимание на наглость насильников: центр Варшавы, рядом автомастерская, где все время кто-то есть. Какая решительность! Семья, которая там жила, сообщила, что видела одного из виновных неподалеку еще утром. А когда он давал показания, выяснилось, что он выбрал место абсолютно осознанно – недалеко фотошкола, и он знал, что по дороге пойдут девушки. Только он не предполагал, что когда идут из фотошколы, обычно делают это группками, парами или просто в потоке. А коллега шла одна. И трагедией стало то, что это был ее первый раз.

Это событие, которое невозможно забыть, даже если прошло двадцать лет. Я часто заправляюсь недалеко и все время об этом думаю. Тогда я осознала, что все зависит только от наглости насильника, против которой женщины бессильны. Я говорю об этом всем не для того, чтобы шокировать, а чтобы это осознали люди, считающие, что жертва может быть виновата в насилии.

Конечно, есть женщины, которые любят обращать на себя внимание при помощи одежды, но ни одна не хочет провоцировать насилие! Говорить, что она должна считаться с этим, это, простите, идиотизм. Потому что если перенести эти рассуждения на другую сферу, то возникает вопрос: зачем люди строят виллы за несколько миллионов? Они должны считаться с тем, что их будут регулярно обворовывать. Зачем они ездят на машинах за 500 тысяч[50]? Чтобы получить по голове и вылететь из этой машины на первом же перекрестке? Конечно же, нет! Так почему женщина, которая любит глубокое декольте и короткие юбки, должна закрываться? Она носит эту одежду, потому что хочет. А у мужчины есть разум, он должен контролировать желание и не насиловать никого.