Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло - Василий Звягинцев

– По документам – извольте еще раз проверить. И у своих людей на пирсе спросите. Приметы названного господина вам известны. Каким-то другим способом – понятия не имею. Если он замаскировался под грузчика, то сейчас может прятаться в любом из пятисот отсеков, коффердамов, угольных ям и междудонных пространств моего судна. Я этих негров и малайцев на входе и выходе не считал. Тоже ваша компетенция. Желаете – за ваш счет начнем поиски. Сутки простоя – две тысячи фунтов. Сыщики тоже ваши. Мои матросы этому не обучены.

– Хорошо, капитан. Мне нравятся люди с вашим характером…

– А уж как мне – с вашим! – Челноков даже не пытался скрыть добродушную славянскую усмешку, отчего-то так раздражающую представителей балто-германской расы. Латиняне к ней относятся с гораздо большим пониманием.

После этого Роулз все свое внимание и наличные силы резидентуры бросил на постоянную и непрерывную слежку за Сэйпиром и его якобы случайными спутниками. Других объектов на примете не было, но быть должны наверняка. Кто-то же обеспечивал акцию? Даже бурско-голландское подполье, которое непременно существовало и действовало, было отодвинуто на второй план. Не тот уровень профессионализма и не те цели у него просматривались. А здесь комиссар столкнулся с по-настоящему большой игрой.

За две недели он сумел создать целую теорию деятельности Сэйпира и его организации. Они, разумеется, преследовали гораздо более обширные цели, чем содействие бурам. Материалы круглосуточного наблюдения за тремя основными фигурантами давали богатую пищу для размышлений.

Выходило, что Сэйпир не занимался ничем другим, кроме как налаживанием контактов. Целыми днями крутился по городу, посещал банки, представительства известных во все мире торговых домов, завязывал знакомства в светских кругах, причем и в таких, куда самому Роулзу доступ был закрыт. Местный военный и административный истеблишмент его за равного не считал, во многом потому, что в свое время он опрометчиво решил изображать из себя малозначительного чиновника, занимающегося не совсем благопристойными, в глазах аристократии, делами.

Но кое-какие подходы к значительным персонам у Роулза имелись, и он с удивлением выяснил, что к поведению Сэйпира совершенно невозможно прицепиться. Все его доступные контролю дела были исключительно финансовыми, причем на удивление масштабными. Осведомители, бывшие на связи, пусть и не допущенные к банковским тайнам, сообщали, что, по косвенным данным, суммы покупок, продаж, заключаемых контрактов были многотысячными, если не миллионными. Но все в пределах закона. Поговаривали, будто господин Сэйпир представлял интересы одновременно нескольких мировых финансовых империй. Или – правительств великих держав.

Роулз страшно злился по поводу исчезновения тех пресловутых двух страничек. Что же он сумел услышать в разговоре с негоциантом или кем-то из его спутников такого, что это требовало изъятия записей? В коротком, наверняка достаточно формальном разговоре. Причем ведь и с глазу на глаз он ни с кем не беседовал. Уж это комиссар сумел выяснить. Или в присутствии капитана парохода, или сотрудников таможни и портовых властей. Речь явно не шла о взятке за провоз контрабанды, за сход на берег по фальшивым документам…

Но что-то ведь наверняка было? Одна, может быть, единственная фраза, невзначай брошенная, но потом, при здравом размышлении, показавшаяся Сэйпиру опасной. И потребовавшая всего последующего.

Невозможность понять что-то вполне очевидное, наверняка лежащее на поверхности, терзала и мучила сильнее, чем раздувший щеку флюс.

Приплывшие вместе с Сэйпиром русский и немец, тоже взятые под плотный надзор, удивляли только одним. Той стремительностью, с какой они сумели встроиться в не сулящую деловых успехов обстановку прифронтовой колонии, испытывающей сильные сомнения по поводу своей ближайшей судьбы Это тоже было проверено. Хозяин дома, на базе которого была устроена таверна, никаких подозрений в смысле лояльности не внушал. Капиталовложения в начатый с нуля бизнес не превышали задекларированных на таможне сумм господ Давыдова и Эльснера.

Но как мгновенно, лихо и, главное, успешно все было раскручено. Без всякой помощи со стороны коренных жителей колонии, в том числе и обладающих властью.

В любом другом случае Роулза внезапно устроенная и мгновенно процветшая таверна едва ли могла заинтересовать. Но ему хватило квалификации сообразить, насколько профессионально сработали чужаки. Складывалось впечатление, что они ехали сюда с конкретной целью и на подготовленную почву. Одна лишь условная фраза – и все завертелось!

Одним словом, он предпочел считать Сэйпира и его попутчиков членами одной организации. И вести себя соответственно.

…Кирсанов слежку за собой заметил в первые же дни. Не Москва здесь и не Петербург, где в распоряжении охранных отделений имелись сотни квалифицированных филеров, могущих водить одного клиента хоть вдесятером, постоянно сменяя друг друга. В этом небольшом, по российским меркам, губернском городе даже очень хорошая наружка шансов против специалиста не имела.

Павла это вполне устраивало. Он специально вел себя вызывающе, почти на грани. Разве только не просил прикурить у сопровождающих, с соответствующими намеками. Однако для обычного агента его поведение служило скорее свидетельством беспечности, означающей в итоге непричастность. Так они и докладывали Роулзу.

Давыдов и Эльснер тоже никак себя не компрометировали. Занимались исключительно своим бизнесом, встречались разве что с поставщиками. Даже просто прогуляться в город выходили изредка, причем по одному. Примерно раз в неделю навещали самый изысканный бордель, где девушки были на подбор, и приличный джентльмен гарантированно не опасался подхватить что-нибудь нехорошее.

С Сэйпиром за все время встретились только один раз, вполне замотивированно и очень ненадолго. Если бы они были членами организации, контакты должны были быть постоянными, чего не наблюдалось. И писем друг другу не передавали. Роулз не упустил из внимания и почтовых голубей, но и тут – увы!

Радиосвязь, к сожалению, не входила в круг представлений комиссара.

Но звездный час Саймона Роулза тем не менее наступил. Любой кропотливый и целенаправленный труд непременно увенчивается успехом.

Его наблюдатели засекли встречу объектом мужчины и женщины в глухом переулке, где взяться им было просто неоткуда. Вернее – было, но это если бы они, высадившись при помощи шлюпки с какого-нибудь судна (чтобы обойти таможню и пост самого Роулза), со своим тяжелым багажом прошли пешком значительное расстояние, для того, чтобы потом их встретил с наемным экипажем мистер Сэйпир. Очередная загадка, самого факта, впрочем, не отменяющая.

В этот день в Кейптаун официально прибыла только германская «Лорелея». Пассажиры с нее на берег не сходили и в представленных судовых документах не значились. Повода, чтобы официально допросить капитана и членов экипажа, у Роулза не нашлось, для негласного сыска не хватило времени. Наудачу посланный агент, с поручением приватно поговорить с кем-нибудь из команды парохода, успеха не достиг. Немцы оказались замкнутыми, скрытными, к англичанам и вообще-то относились неприязненно, а после начала войны против «братского народа» откровенно грубили и отворачивались.

К тому же «Лорелея» слишком быстро покинула порт. Как доставившая сюда Сэйпира с попутчиками «Царица». Вроде бы понятно, время военное, обстановка тревожная, зачем капитанам зря задерживаться, но все же…

Далее, мужчина и женщина, поселившиеся в том же отеле «Добрая надежда», оказались миледи Отэм и лордом Уоттоном. Бессмыслица ведь! Но на телеграфный запрос в Лондон ответа придется ждать несколько дней, причем, скорее всего, подтвердится, что подобные личности на самом деле существуют. Соответствуют ли они данным персонам – другой вопрос, но убедиться в этом нет никакой реальной возможности.

Не к прокурору же идти за санкцией на официальное открытие дела? Какого? Единственная зацепка – незаконное, без надлежащего оформления ввезенного багажа, проникновение в колонию. Весьма сомнительно. Мало того, что с королевским прокурором у Роулза по ряду причин отношения не сложились с самого начала, и навстречу он не пойдет, так есть и другая, достаточно веская причина законного отказа. С момента занятия бурами Наталя оттуда ежедневно прибывали беженцы, добиравшиеся самыми разными путями. По суше, где поездами, где гужевым транспортом, морем – на чем придется, вплоть до частных яхт и туземных рыболовных шхун. И никто из властей (кроме таких, как Роулз) давно не вдавался в подробности.