Горе невинным - Агата Кристи

«Кто я, – подумал Филип, – и куда я иду?» Такие мысли прежде не посещали его… Он подкатил к окну, выглянул наружу. Внизу, возле кухонного окна, с кем-то разговаривала одна из приходящих служанок. До него долетали голоса, в которых отчетливо слышался местный выговор…

Глаза у него расширились, Филип затих, словно погрузился в прострацию.

Шорох, донесшийся из соседней комнаты, вывел его из оцепенения. Он переместился со своим креслом к двери.

У письменного стола стояла Гвенда Воугхан. Она обернулась к нему, ее осунувшееся лицо, освещенное утренним солнцем, поразило его своим печальным выражением.

– Хелло, Гвенда.

– Хелло, Филип. Лео решил, что вас может заинтересовать «Иллюстрейтед Лондон ньюс».

– О, спасибо.

– Славная комната, – сказала Гвенда, оглядываясь. – Даже не верится, что я когда-то сюда захаживала.

– Словно королевские покои, не так ли? – улыбнулся Филипп. – Вдали от всех. Мечта инвалида и молодоженов.

Он произнес последнее слово и тут же об этом пожалел. Лицо у Гвенды конвульсивно вздрогнуло.

– Надо идти работать, – усмехнулась она.

– Вы великолепный секретарь.

– Только не сейчас, все время допускаю ошибки.

– Кто их не допускает? – попытался он утешить ее. – Когда вы с Лео поженитесь?

– Наверное, никогда.

– Вот это будет действительно ошибка.

– Лео полагает, что наша женитьба вызовет нежелательные пересуды… прицепится полиция! – Ее голос звучал удрученно.

– К черту все, Гвенда, надо отважиться.

– Я бы и отважилась, человек я рискованный. Люблю ставить на счастье. Но Лео…

– Да? Лео?

– Он, вероятно, до конца своих дней останется супругом Рэчел Эрджайл.

Гнев и отчаяние, прозвучавшие в ее словах, поразили Филипа.

– Такое ощущение, будто она жива, – произнесла Гвенда. – Она здесь… в этом доме… все время.

Глава 22

Тина поставила свою машину на газоне возле стены, ограждающей церковный двор. Она аккуратно распаковала только что купленные цветы, миновала кладбищенские ворота и пошла по центральной аллее. Не нравилось ей это новое кладбище. Лучше бы маму похоронили на старом погосте, поближе к церкви. Там витает дух старины. Могилы прикрыты ветвями тиса, камни поросли мхом. На этом же новом кладбище все тщательно спланировано, от главной аллеи ответвляются пешеходные дорожки, все прилизано, все безлико, словно ты не на кладбище, а в магазине самообслуживания.

Могила миссис Эрджайл содержалась в порядке. Ее обрамлял бордюр из мраморных плиток, пространство между которыми было усыпано гранитной крошкой. Над могилой возвышался гранитный крест.

Сжимая в руке гвоздики, Тина прочла надпись: «Светлой памяти Рэчел Луизы Эрджайл, ушедшей из жизни 9 ноября 195…» Ниже стояло: «Твои дети благословляют тебя».

Сзади послышались шаги, Тина, вздрогнув, обернулась:

– Мики!

– Увидел твою машину и последовал за тобой. Вот и пришел сюда.

– Пришел сюда? Зачем?

– Не знаю. Наверное, чтобы попрощаться.

– Попрощаться… с ней?

– Да. Получил работу в нефтяной компании, о которой я тебе говорил. Через три недели уезжаю.

– И пришел попрощаться с мамой?

– Да. Хочу поблагодарить ее и сказать, что я раскаиваюсь.

– В чем раскаиваешься, Мики?

– Не в том, что убил ее, если ты это вообразила. Неужели ты думаешь, что я убил ее, Тина?

– Не знаю.

– А теперь тем более не знаешь, верно? Не вижу смысла оправдываться.

– Так в чем ты раскаиваешься?

– Мама много для меня сделала, – задумчиво проговорил Мики. – И не видела от меня никакой благодарности. Ее любовь доводила меня до яростного исступления. Я ни разу не сказал ей доброго слова, не подарил ни одного любящего взгляда. Сейчас захотел это сделать, вот и все.

– Когда ты перестал ее ненавидеть? После смерти?

– Да. Наверное.

– Ведь ты не ее ненавидел, не так ли?

– Да, тут ты не ошибаешься. Я ненавидел свою родную мать, потому что любил ее. Я ее любил, а она мной тяготилась.

– Теперь злость прошла?

– Да. Чего от нее можно было требовать? Каждый человек таков, каким уродился. Она была светлым, счастливым созданием, слишком любила мужчин и к бутылке пристрастилась. А с детьми была ласковой, пока на нее не накатывало. Но в обиду их не давала. Все бы хорошо, да только вот мной тяготилась! Долгие годы я гнал от себя эту мысль. Теперь смирился. – Он протянул руку. – Не дашь ли мне одну гвоздичку, Тина? – Он взял из ее руки цветок, наклонился и положил его пониже надписи. – Мама, это тебе. Я был скверным сыном, не понимал, что ты была мудрой матерью. Но есть ли прок в таких запоздалых извинениях? – поглядел он на Тину.

– Думаю, есть, – проговорила Тина.

Она нагнулась и положила на могилу букетик гвоздик.

– Ты часто приходишь сюда с цветами?

– Каждый месяц.

– Милая крошка Тина, – прошептал Мики.

Они повернулись и побрели по кладбищенской дорожке.

– Я не убивал ее, Тина, – сказал Мики. – Клянусь тебе. Хочу, чтобы ты мне поверила.

– В тот вечер я была там.

– Ты была там? – Он остановился. – В «Солнечном гнездышке»?

– Да. Пришло в голову поменять работу. Решила посоветоваться с папой и мамой.

– Хорошо, продолжай.

Она молчала. Он взял ее за руку, сильно встряхнул.

– Продолжай, Тина. Ты должна рассказать мне.

– Я еще никому об этом не говорила.

– Продолжай, – повторил Мики.

– Я приехала туда. Машину поставила не возле ворот. Знаешь, есть неподалеку одно местечко, где легче развернуться?

Мики кивнул.

– Вылезла из машины и направилась к дому. Чувствовала себя очень неуверенно. Ведь с мамой так трудно разговаривать! Она всегда имела свои собственные соображения. Мне хотелось по возможности яснее изложить ей суть дела. Вот я и пошла к дому, а потом вернулась к машине, потом поплелась обратно. Чтобы хорошенько все обдумать.

– В каком часу это было? – спросил Мики.

– Не знаю, сейчас уже не помню. Время для меня не имеет большого значения.

– Да, дорогая. В этом возрасте жизнь кажется бесконечной.

– Я стояла под деревьями, переминаясь с ноги на ногу…

– Как маленький котеночек, – ласково произнес Мики.

– …и тут услышала.

– Что именно?

– Как перешептывались двое.

– Да? – Мики напружинился. – Что же они говорили?

– Они говорили… один из них сказал: «От семи до семи тридцати. Условимся. Запомни это и не оплошай. От семи до семи тридцати». В ответ другой прошептал: «Положись на меня», потом первый голос произнес: «После все будет чудесно».

Наступило молчание, которое нарушил Мики, спросив:

– Хорошо… почему же ты это утаивала?

– Потому что не знала. Не знала, кто там шептался.

– И все-таки! Там были мужчина и женщина?

– Не знаю. Когда люди шепчутся, голоса трудноразличимы. Слышишь просто шепот. Все же я думаю, что это были мужчина и женщина, судя…

– Судя по разговору?

– Да. Но я не знаю, кто они.

– Решила, что это, быть может, папа с Гвендой?

– Не исключено. Смысл мог быть таким, что Гвенда уйдет и в назначенное время вернется, или же это Гвенда договаривалась с отцом о том, что он сойдет вниз в промежутке от семи до половины восьмого.

– Если это были отец с Гвендой, ты не пожелала вмешивать в дело полицию. Так?

– Будь я полностью уверена, – оправдывалась Тина. – Но уверенности не было. Мог быть и кто-то другой. Могла быть Хестер с кем-нибудь еще. Даже Мэри и та могла быть, но только не Филип. Нет, разумеется, не Филип.

– Когда ты говоришь: «Хестер с кем-нибудь еще», то кого именно ты подразумеваешь?

– Не знаю.

– Ты его не видела? Я про мужчину спрашиваю.

– Нет, не видела.

– Тина, я думаю, ты лжешь. Ты не знаешь этого человека, а?

– Я направилась назад к машине, а в это время кто-то перешел на другую сторону улицы и быстро зашагал прочь. В темноте я увидела только тень. А потом мне почудилось… почудилось, будто в конце улицы загудела машина.

– И ты подумала, что это я, – сказал Мики.

– Не знаю. Мог быть и ты. Такая же вроде фигура и рост.

Они подошли к Тининой малолитражке.

– Садись, Тина. Я поеду с тобой. Мы отправимся в «Солнечное гнездышко».

– Но, Мики…

– Стоит ли убеждать тебя, что это был не я? Что я могу сказать? Поехали в «Солнечное гнездышко».

– Что ты собираешься делать, Мики?

– С чего ты взяла, будто я собираюсь что-то делать? Разве мне нельзя съездить туда просто так?

– Да. Конечно, можно. Я получила письмо от Филипа. – Тина включила двигатель. Мики, мрачный и решительный, уселся рядом.

– Письмо от Филипа? Что ему надо?

– Просит меня приехать, хочет повидаться. Он знает, что сегодня я не работаю.

– Значит, он хочет с тобой повидаться?

– Пишет, что ему надо задать мне один вопрос и он надеется, что я на него отвечу. Обещает, что мне не придется ничего говорить: он сам все скажет, а я должна лишь ответить «да» или «нет». Кроме того, обязуется сохранить в тайне содержание нашего разговора.