Сорок вопросов о Библии - Андрей Десницкий

А дальше начинается множество деталей и подробностей; особенно много внимания уделяет им евангелист Матфей. Значимой оказывается буквально каждая деталь, причем не только для евангелиста, но вообще для всех. Когда царь Ирод хочет выяснить, где родился новый Царь (причем сам Ирод понимает Его царство исключительно в политических терминах и видит в Нем угрозу собственному правлению), то его советники обращаются не к чему иному, как к книге пророка Михея: «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных» (Мих 5:2). А когда Иосиф и Мария бегут в Египет и через несколько лет возвращаются домой, то евангелист приводит слова пророка Осии: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего» (Ос 11:1).

Кстати, между этими двумя пророчествами – немалая разница. Михей явно говорит о некоем правителе, его слова относятся к Мессии вполне однозначно. Но слова Осии в контексте его книги проще понять так: речь идет о самом народе Израиля, который был в египетском рабстве, но Господь вывел его оттуда. То есть некоторые из пророчеств, в Евангелии отнесенных ко Христу, изначально могли иметь иной исторический смысл. Это вполне нормально; более того, если Мессия – идеальный царь и идеальный израильтянин, то понятно, что некоторые события из его жизни будут так или иначе повторять события из жизни других царей и всего израильского народа.

Но особенно много пророчеств связано с Распятием и Воскресением Христа. Чуть ли не каждая деталь крестной смерти находит свое отражение в словах пророков и псалмопевцев. Это казнь, когда Христа прибили ко Кресту, а Его одежду делили по жребию (Пс 21:16–19); и уксус, который Ему дали пить на Кресте (Пс 68:22); и гробница богатого человека, в которую положили Его мертвое тело (Ис 53, 9). Это, наконец, рассказ о тридцати серебряных монетах, которые Иуда получил за свое предательство, а потом в ужасе от совершенного бросил их в храме на пол, и на них купили землю горшечника (Зах 11: 12–13).

Есть в Ветхом Завете и пророчества о Воскресении Христовом и о нашем всеобщем воскресении. Ведь еще задолго до рождения Мессии было написано: «Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление» (Пс 15:10). Наконец, есть в Ветхом Завете и некое подобие хронологии – таинственная книга Даниила. В ней говорится, что от восстановления Иерусалима до появления Мессии должно пройти «семь седмин и шестьдесят две седмины» (Дан 9:25). Правда, срок этот можно отсчитывать от разных событий, и пророчества Даниила трактуются разными толкователями очень по-разному, но издавна существовало и такое понимание: между восстановлением храма после вавилонского плена и явлением Христа народу прошло шестьдесят девять седмин, или 483 года.

Впрочем, важнее всего тут не детали, а, скорее, общий смысл множества мест Ветхого Завета, говорящих о страданиях и конечной победе праведника, и о пасхальной жертве, кровь которой спасает людей – ведь именно накануне Пасхи был распят Иисус. И у любого человека, как у тех самых путников из Евангелия от Луки, остается свобода принять или отвергнуть эту победу, заметить Христа или торопливо пройти мимо.

«Ты – Христос, Сын Бога Живаго!»

Обратим внимание и на то, как в Евангелии люди узнают в Иисусе долгожданного Мессию, Христа. «Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионии, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф 16: 13–17).

Иисус не провозглашает себя Мессией – Он задает открытый вопрос, и только после того, как Петр (другие, видимо, не смогли или не посмели это сформулировать) назвал Его полным мессианским титулом, Христос подтверждает его правоту и добавляет: человек не может сам додуматься до этого, ему эту тайну открывает Бог.

Но никак не умаляется свобода человека принять или отвергнуть эту тайну. Пророчества, как мы уже выяснили, не имеют силы математических доказательств, и каждое из них можно объяснить случайным совпадением, а то и неточным переводом… Именно поэтому многие знатоки Ветхого Завета не видят в нем Христа. Собственно, такова позиция иудаизма: часть пророчеств иудеи относят к приходу Мессии, который, с их точки зрения, еще не состоялся, а часть – к кому-то или чему-то еще. Например, 53-ю главу Исайи, о страданиях Мессии, они прилагают к народу Израиля в целом. А мусульмане, почитая Иисуса (Ису) как великого пророка, вовсе не считают Его Сыном Божиим, да и вообще мессианские идеи чужды исламу.

Более того, в иудаизме то и дело возникали люди, которые объявляли себя мессиями. Наиболее известен Сабатай (или Шабтай) Цви, живший в XVII в. в Османской империи и в конце концов принявший под угрозой смерти ислам (но даже это не смутило наиболее рьяных его последователей). Назывались и другие имена…

Подобные идеи всегда использовались и в политической борьбе за власть, и в религиозных войнах за умы людей. Но если мы действительно знаем имя Того, Кто воцарился над всем миром, Кто принес нам исцеление от греха и смерти и Кто примиряет нас с Богом, то эти манипуляции нам не особенно важны, ведь самое главное нам уже открыто.

21. Зачем в библейские времена приносили жертвы?

Зачем Библия описывает разнообразные жертвы? В примитивном древнем язычестве, конечно, люди думали, что к божеству или духу, как к начальнику, без подарка-взятки обращаться неприлично. Но почему жертв требовал и Единый Бог, Которому и так принадлежит вся вселенная? Даже смерть Христа на Кресте описывается как жертва особого рода – почему жертвам придавалось такое значение?

Жертва как необходимость

Многие, наверное, помнят странный фильм Андрея Тарковского (может быть, самый странный из всех его фильмов) – «Жертвоприношение». Живет себе обычная западная семья, довольно состоятельная, у них отличный дом в красивом месте. Правда, мальчик в этой семье почему-то не говорит – то ли он немой, то ли аутист. Да и все остальные не слишком любят и понимают друг друга. Но это вовсе не мешает им радоваться жизни, что-то праздновать в погожий летний день. И вдруг посуда на столе начинает дрожать от гула пролетающих самолетов, по телевизору граждан призывают сохранять спокойствие, и все понимают, что сбывается страшный сон тех лет: сейчас начнется ядерная война, в которой не будет ни победителей, ни уцелевших. Перед этой угрозой всё теряет смысл. Но остается надежда: может быть, еще обойдется? И тогда главный герой бормочет что-то невразумительное, что даже нельзя назвать молитвой. Это просто стон человека, который мечтает, чтобы страшный сон всё же остался сном и наутро жизнь вернулась бы к своему обычному течению. Если бы это было возможно! Он засыпает… и его желание исполняется. На следующее утро мир восстановлен, никто и не вспоминает о произошедшем. И тогда герой поджигает собственный дом. Его увозят в психушку, его родные и близкие продолжают радоваться жизни. Зато его маленький сын обретает дар речи.

В этом фильме не сказано ни слова о Боге или религии. Но в нем показан древнейший смысл жертвы: человек, которому было дано всё, чего он только хотел, может отплатить только одним – отдать всё, целиком и полностью, расстаться с привычным уютом, пожертвовать своим достоинством и достатком, ничего не оставив про запас. А ведь если задуматься, каждое наше утро подобно утру жертвоприношения из этого фильма, ведь если не ядерная война, то, по крайней мере, наша собственная смерть – недвусмысленная и ежедневная возможность. Мы живы, мы дышим, рядом с нами любимые люди – разве это не повод отблагодарить Бога?

И еще одна вещь удивительно точно показана в этом фильме. Жертва, даже на первый взгляд бессмысленная, парадоксальным образом всё же преображает мир: пусть никто из родных не понял поступков главного героя, зато самый дорогой для него человек, его сын, наконец обрел дар речи.

У ветхозаветных жертвоприношений было несколько сторон. Вот, к примеру, пасхальный агнец – барашек или козленок, которого приносили в жертву на главный в году праздник Пасхи, посвященный Исходу евреев из Египта. С одной стороны, израильтяне резали его, чтобы устроить праздничный семейный пир, на который они символически приглашают и Бога. А с другой стороны, это ведь выкуп за их собственную жизнь. В ночь той самой первой Пасхи, когда израильтяне вышли из Египта, погибли все первенцы в домах их угнетателей-египтян, от старшего сына фараона и до новорожденного ягненка в стойле. Смерть обошла только те дома, дверные косяки которых были смазаны жертвенной кровью пасхального агнца.