Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943 - Адольф фон Эрнстхаузен

Ночь прошла спокойно, да и утром ничего не происходило. Нобис и я лежали рядом друг с другом в траве и ожидали восхода солнца. Будучи старыми солдатами, мы чувствовали, что в сражении должен произойти перелом. Мы с майором были убеждены в этом. Кровопролитное сражение на Звездной горе, моральное поражение после тщетных трехдневных атак должно было заставить противника снова перейти к обороне. Настроение у нас улучшилось, однако мы несколько удивились, когда рядом с нами неожиданно появился командир артиллерийского полка, вооруженный только карабином.

– Как прошел сюда господин полковник? – спросил я.

– Пешком.

– Совершенно один, без сопровождения?

– Именно так.

– Однако это очень рискованно.

– Ну почему же? Один-единственный человек идет там, где он может пройти, что куда удобнее, чем двигаться целой толпой.

Он опустился в траву рядом с нами. Мы отдыхали перед сражением последнего дня.

– Большинство погибших перед нашими позициями русских – матросы Черноморского флота, – сказал Нобис. – Вероятно, они тоже не могли себе представить, что им придется сражаться в горах.

– Что ж, мы тоже бросили в бой даже хлебопеков, – заметил я.

– И в этом безобразная разница, – возразил полковник. – Русская морская пехота – это первоклассные войска из отборных людей. А против таких профессионалов мы бросаем в бой с нашей стороны обозников и мастеровых, которые практически не имеют военного опыта или образования. При этом за Новороссийском занимают позиции две или три тысячи германских морских пехотинцев. Но они не могут быть брошены в бой без приказа с самого верха.

– Вероятно, потому, что они предназначены для выполнения другой задачи.

– И что это за задача? Если мы успешно осуществляем наши задачи здесь, то те войска еще должны быть развернуты. И вообще, создаются организации для еще не захваченных областей, уже есть даже экономический штаб для Басры (на юге Ирака. – Ред.). Однако войска, которые все эти районы должны завоевывать и у которых не хватает сил, не получают необходимых средств для боевых действий. Это все же…

«Бесперспективная война», – сказал я про себя, завершая неоконченное предложение.

Воинское счастье меняется

Сначала, однако, боевая судьба даровала успехи нам. Используя временную слабость противника, дивизия снова пошла в атаку. С нашей боевой группой действовали теперь главным образом разведывательный взвод и батальон Брауна, тогда как гарнизон Звездной горы никаких действий не предпринимал. Только мы, артиллеристы, наблюдали и при необходимости поддерживали огнем наши части.

– Приказ «Орлу»! – крикнул мне радист («Орел» был позывным моего дивизиона). – В 11.55 самолеты «штука» нанесут удар по цели триста четыре. Обозначить цель дымовыми снарядами. Названное время – 11.43 – через пять секунд. Внимание, огонь!

Я сделал один выстрел из тяжелой гаубицы, чтобы проверить, ляжет ли снаряд по названной цели, или из-за действия ветра потребуется корректировка уже установленного прицела.

– Выстрел точно в цель. Дымовыми снарядами, все орудия батареи – залп в 11.55 при подлете самолетов к цели. Время удара по цели триста четыре 11.55, ровно через десять секунд – через пять секунд – внимание, огонь!

Ровно в 11.55 из темного леса над целью 304 поднялись густые облака снежно-белого дыма. Точно в то же время раздался гул приближающейся эскадрильи пикирующих бомбардировщиков. Затем последовал момент напряжения, от которого перехватило дыхание. Ведущий бомбардировщик резко спикировал, словно ястреб, охотящийся за своей добычей. Вой плоскости воздушного тормоза, включенного при пикировании, сулил неминуемую смерть и уничтожение. Невысоко над землей пикировщик сбросил свою тяжелую бомбу, вышел из пикирования и стал набирать высоту, предоставив цель ее судьбе. Из облаков белого дыма вверх взметнулся громадный фонтан земли, а почва содрогнулась от мощной детонации. Но представление еще продолжалось. Один за другим самолеты повторяли это завораживающее дух действо.

От пленных мы знали, что русские ничего так не боятся, как этих атак с воздуха пикирующих бомбардировщиков. Благодаря точности попаданий и психологическому эффекту воздействия на противника они действовали куда сильнее, чем бомбардировки с высоты. Таким образом, русские оказались особо восприимчивыми к действию этого оружия. Воздушные атаки пикировщиков неизменно вызывали панику в их рядах. И тогдашние атаки пикирующих бомбардировщиков значительно пошатнули стойкость нашего противника. Надо сознаться, что первый из ударов пришелся несколько мимо цели, поскольку я получил приказ об открытии огня дымовыми снарядами слишком поздно. Залп был произведен лишь через пять секунд после установленного времени. Между тем ведущий пикировщик сбросил свою бомбу несколько в стороне от цели. И хотя сразу после этого белые облака дыма ясно обозначили цель, вся эскадрилья атаковала именно то место, куда была сброшена первая бомба. Во всяком случае, это была занятая врагом территория.

Весь этот день со стороны занятого русскими хребта на нас постоянно веял легкий бриз и приносил невыносимый запах разложения человеческой плоти. Поэтому я перенес свою палатку на ту коническую часть скалы, где располагался передовой артиллерийский наблюдатель батареи орудий «Шкода». Правда, это было уже за внешним рубежом нашей обороны, поэтому по ночам одному из нас приходилось постоянно пребывать «слухачом» на посту. Но по крайней мере, мы дышали чистым воздухом. Здесь появился также начальник финансового отдела (старший казначей), чтобы, как ему было приказано, доложить о своей деятельности за период в четырнадцать дней. С ним прибыл обер-вахмистр Людвиг, которого больше ничего не держало в Майкопе. Он считал, что новый начальник-финансист (и старый боец) вполне может теперь там действовать в одиночку, поскольку неплохо вошел в курс дела. А поскольку Людвиг привез с собой водки, мы организовали и провели вполне чудесный вечер. Лишь однажды Герд Мейер, который как раз в это время был «слухачом», поднял тревогу. Перед нашей палаткой располагались совершенно непроницаемые для взора заросли кустарника. Мейер принялся уверять нас, что слышал там передвижение русских. Мы в темноте, вооружившись карабинами и автоматами, прочесали весь этот лесок, но никого не обнаружили. Когда мы, наконец, в изодранной униформе и с исцарапанными лицами и руками вернулись из этого кустарника, у палатки стоял Герд Мейер, допивая нашу водку, и объяснял, смеясь, что не видел вообще никаких русских. Меня и посейчас удивляет, как мы его тогда не избили до полусмерти.