Травой ничто не скрыто... - Герд Нюквист

Он вгляделся в каждого по очереди. Ни один из них не ответил на его взгляд.

Тогда он обернулся и посмотрел на меня.

— Сегодня вечером незадолго до нашего приезда сюда мой брат был у меня в кабинете в Уллеволской больнице. Он совершил странный поступок. Взял пять таблеток тромбантина — это антикоагулянт, средство, разжижающее кровь, которое часто прописывают больным после инфаркта, — и, растворив таблетки в чашке чаю, выпил этот чай. Не объяснишь ли ты нам, Мартин, зачем ты это сделал?

— Я хотел узнать, дает ли это лекарство какой-нибудь привкус. Оказалось, что нет. Я почувствовал только вкус чая.

— Мне самому следовало бы сделать этот опыт, — сказал Кристиан. — Но я, как видите, не додумался. Однако в тот вечер, когда было совершено нападение на фрёкен Лунде и ее доставили в Уллеволскую больницу, я взял у нее анализ крови. Кровь показалась мне очень странной — слишком жидкой. Рана на лбу у пострадавшей была совсем не глубокая и при обычных обстоятельствах не могла вызвать обильного кровотечения. Но если кто-нибудь перед этим напоил фрёкен Лунде чаем с тромбантином, удар в лоб мог оказаться для нее роковым — она истекла бы кровью, не окажись вскоре мой брат на месте происшествия.

— Сразу же следом за мной пришел полковник Лунде, — сказал я, как бы думая вслух.

И вдруг я нашел ключ к разгадке.

Я встал. Я не совсем твердо держался на ногах. Но я нашарил сигарету, зажег ее, раза два глубоко затянулся и вдруг стал совершенно спокоен.

Теперь я понял все.

— С первой минуты, Люси, еще задолго до начала января, когда ты написала мне письмо, все было направлено к одной цели. К одной-единственной цели. Выжить тебя из этого дома, разлучить тебя с этой семьей. И притом самым жестоким способом: обвинив в покушении на убийство. Не знаю, к какому наказанию тебя присудили бы, если бы этот замысел осуществился. Я все время удивлялся, почему тебя не убили. Но объяснить это легче легкого. По самой простой причине. Убийце не так легко уйти от наказания. Только потому, что некое лицо боялось, как бы не пришлось ответить за убийство, ты осталась жива.

Люси сидела не шевелясь и устремив на меня глаза-незабудки.

— Мы трое, — сказал я, слегка повернувшись к Карлу-Юргену и Кристиану, — все время брали на заметку слова, оброненные вскользь и мимоходом, которые чем-то насторожили нас. Одна такая реплика врезалась в мою память. Ее произнес твой муж в тот день, когда пригласил меня сюда. Он сказал: «Виктория тревожит меня». Это замечание мучило меня. Вначале я понял его так, будто полковник Лунде считает, что его дочь в опасности. Потом я начал понимать, что у этой фразы может быть совсем другой смысл и что полковник опасается, как бы Виктория чего-нибудь не натворила. Я угадал, полковник?

— Да.

— Не стоит в это углубляться. Каждый может понять, что мужчина, чья первая жена умерла, женившись вторично, опасается реакции дочери, в особенности после того, что произошло с фрёкен Лунде.

Я посмотрел на Викторию.

— Ты, Виктория, в свою очередь, произнесла одну важную фразу. Ты сказала: «Я боюсь, что с Люси хотят разделаться». Ты была права, но тогда я этого не понял. И ты, Люси, после нападения на фрёкен Лунде сказала: «Не думала я, что пострадает она». Ты тоже была права, но и этого я не понял. Вы обе наделены редкой интуицией — мне следовало прислушаться к вам обеим. Мне следовало вникнуть в ваши слова… В особенности после того, что случилось с фрёкен Лунде… — продолжал я и вдруг почувствовал, что повторяюсь. — Так вот меня вдруг поразила мысль: кто может желать зла фрёкен Лунде? И по какой причине?

Сигарета обожгла мне пальцы. Я потушил окурок.

— Вы, фрёкен Лунде, единственная, кто на протяжении всей этой истории сознательно и упорно отвечал правду на все вопросы. Вы преподали мне важный урок. Вернее, научили меня великой мудрости. Искусство состоит не в том, чтобы лгать так, чтобы все думали, будто вы говорите правду, а в том, чтобы говорить правду так, чтобы все думали, будто вы лжете. Мы все считали, что в тот вечер, когда вы попали в Уллеволскую больницу, вы солгали, сказав, что были на могиле одна. А вы сказали правду, фрёкен Лунде. Вчера я вспомнил ваши слова и понял, что вы сказали правду.

Я испытывал смесь жгучей ненависти и трезвого восхищения. Ненависть шла от сердца, восхищение — от разума.

— Нужно незаурядное мужество, чтобы нанести себе самой удар по голове тяжелой отверткой, а потом отбросить ее в сторону, когда кровь заливает тебе лицо. Вы даже лишились чувств от потери крови, потому что накануне приняли тромбантин. Но вы были спокойны — вы все предусмотрели и были уверены, что полковник Лунде немедля отправится вас искать и найдет…

Она не отвечала. Она сидела и невозмутимо смотрела на меня из-под накрашенных ресниц, а медно-рыжие волосы нимбом стояли вокруг ее головы.

— Вы заказали надпись на могильном камне фру Виктории Лунде и знали, что полковник видел эту надпись. Представляю, полковник, какой страх и смятение терзали вас, когда по вечерам вы ходили на могилу вашей первой жены и ломали себе голову над загадочной надписью. Умным людям порой необычайно везет, фрёкен Лунде. Вам и в самом деле на редкость повезло, что Люси пригласила меня к обеду в тот самый день, когда вы с полковником собирались на заседание правления Общества любителей поэзии. Накануне вечером вы приняли тромбантин, и вас осенила прямо-таки гениальная мысль — взять с собой туфли Люси Лунде. Я помню, как встревоженно вы справлялись о своей сумке для рукоделия… Впрочем, убивать вы никого не хотели. Во всяком случае, вначале. Но вы поняли, что мой брат что-то подозревает. Помню, как вы испугались шприца. Вы боялись, что мой брат исследует вашу кровь. Он так и поступил и обнаружил необычайно низкий протромбин.

Она метнула быстрый взгляд в сторону Кристиана — глаза ее сузились.

— А когда вы поняли, фрёкен Лунде, что мой брат для вас опасен, вы, ни минуты не колеблясь, выстрелили ему в спину, предварительно позаботившись, чтобы Люси последняя оставила отпечатки пальцев на револьвере. Точно так же вы позаботились о том, чтобы она оставила отпечатки пальцев на отвертке, которой вы сами нанесли себе удар, инсценировав сцену борьбы на могиле и истоптав землю вокруг нее сначала в туфлях Люси, а потом в ваших собственных. Дайте мне сигарету.

Карл-Юрген встал и протянул мне зажженную сигарету. Я даже не взглянул на него.

— Вам, фрёкен Лунде, присуща еще одна черта — алчность. Вы вовсе не собирались делиться с остальными тем, что прабабка Лунде спрятала на чердаке. Деньги нужны были вам для одной цели: чтобы стать такой, какой вы стали сейчас — помолодевшей и привлекательной. Хотите, я скажу вам, ради чего, фрёкен Лунде?..

Она съежилась на стуле, но я так ненавидел ее, что готов был раздавить, как козявку.

— Должно быть, фрёкен Лунде, тяжело влюбиться, а потом и полюбить своего мужественного двоюродного брата… и быть свидетельницей, как он женится… сначала на одной женщине, а потом на другой… Не так ли, фрёкен Лунде? Уж не предполагали ли вы, что в вашем новом обличье он наконец «откроет» вас, как это случается с героинями романов из дамских иллюстрированных журналов? Само собой после того, как вы уберете с дороги его вторую жену. Для этого вы и заказали надпись на могильном камне — ведь она была уликой против Люси, хотя на самом деле в ней выразилась ваша заветная мечта — мечта о том, чтобы полковник Лунде никогда не был женат. А он возьми да и женись вторично. На вас он никогда не обращал внимания. Он женился на Люси. А вы остались тем, чем были, — его сестрой. Но только с душой убийцы…

Она снова овладела собой и сидела как изваяние — красивое и бездушное.

— У инспектора Халла есть улики, — сказала она совершенно спокойным голосом. — Улики против Люси.

Я ненавидел ее все сильнее.

— Инспектор Халл в одном случае умышленно сказал неправду, фрёкен Лунде. — Я понимал, что делаю отчаянный ход, но я не мог не рискнуть. — На револьвере, из которого стреляли в моего брата, отпечатки пальцев Люси едва заметны. Самые отчетливые отпечатки — ваши, фрёкен Лунде.

— Неправда. Я надела перчат…

Я все-таки ее добил:

— Вы надели перчатки, фрёкен Лунде. Вот это чистая правда. Даже если вы не пожелаете подтвердить то, что сейчас не договорили. Теперь я вас разоблачил. Теперь все вас раскусили. Вы никогда не признаетесь ни в чем, и комиссар Халл не сможет арестовать вас за покушение на убийство. Я обманул вас, но вы клюнули на мою приманку. На револьвере были только отпечатки пальцев Люси.

Как выразился когда-то Кристиан: «Страшно видеть, как человек сбрасывает маску и перестает быть человеком».

Кристиан был прав.

— Арестуйте Люси! — закричала она, — Все улики против нее. Арестуйте ее, уберите ее отсюда, видеть ее не могу… шлюха… ненавижу!..