Алмазная королева - Фридрих Незнанский

Хотя… О чем это он?! Чушь какая лезет в голову, должно быть из-за бессонной ночи. Словом, когда после звонка верной и преданной ему главбуха Юрий попытался связаться с Кропотиным, оказалось, что сделать это нельзя: ни по домашнему, ни по рабочему телефону его не было, мобильный отключен. В особняк Кропотиных Березин-младший позвонил в последнюю очередь, и там разговаривающая с ним обиженным голосом Татьяна (вот только ее обид ему сейчас и не хватало) сообщила нечто невероятное: ее супруг улетел в Якутск. Якобы его вызвал туда сам Ойунский.

Единственное, что сделал Юрий, — нарушил обет молчания, данный после второй ссоры с отцом, о которой и вспоминать-то не хотелось, настолько безобразен был устроенный взбеленившимся папашей прямо в больнице скандал. Генерал ни в какую не верил сыну, что ни он, ни Монахова к смерти Регины отношения не имеют, хотя Юрию казалось, что врал он убедительно. Но старого козла на мякине и впрямь не проведешь. И что прикажете делать, если обстоятельства складываются постоянно не в его, Юрия, пользу? Оскорбляться некогда, особенно если главбух не ошиблась и кто-то действительно влез в компьютер. Так же как некогда самому выяснять, за каким лядом свалил в Якутск Кропотин.

Стараясь говорить как можно суше, Юрий отзвонил отцу, доложив ситуацию, и отправился на фирму — проверять свой собственный комп. Взламывать только бухгалтерию — совершенно бессмысленно, информация по камешкам специально разделена таким образом, чтобы, только сложив обе ее части, расположенные на разных жестких дисках, можно было понять, да и то приблизительно, смысл. И это не все. Поскольку в компах содержался самый минимум, необходимый для работы.

— Юрий Валерьевич? — селектор наконец ожил. — Иван на связи.

— Да! — сразу же вслед за этим прозвучал хриплый донельзя голос Куролепова.

— Нажрался, что ли? — поморщился Юрий.

— А что, нельзя?! У меня, господин начальник, времечко-то в данный момент личное. А?

— Нет у тебя никакого личного времени! — рявкнул взвившийся от злости Березин. — Ты там прохлаждаешься, а у нас тут компы взламывают. Чтоб через полчаса был на фирме!

— Есть, — ответил Куролепов не сразу, однако, к полному изумлению притихшей бухгалтерши, абсолютно трезвым, без малейшего намека на пьяную хрипотцу голосом.

Константин Дмитриевич Меркулов поднял голову от толстой папки, от которой даже сейчас, спустя несколько часов, после того как она была извлечена из архива, отчетливо попахивало пылью, и коротко глянул на человека, ерзавшего на стуле для посетителей по другую сторону стола.

— Да не нервничайте вы так, Петр Сергеевич, — сочувственно улыбнулся Меркулов. — Вы уж простите, что мы вас вот так — в срочном порядке и в неурочное время. Вопрос пустячный, однако срочный. У нас, знаете ли, тоже свое начальство имеется!

Лагутин — а это именно он маялся в данный момент на стуле для посетителей в кабинете Меркулова — на мгновение замер, словно не поверив своим ушам, и тут же снова, уже, вероятно, раз в десятый, начал протирать огромным клетчатым платком вспотевшую лысину.

— Что вы, что вы, не беспокойтесь, я понимаю… понимаю… — забормотал хозяин «Фианита», неизвестно, к чему и о чем. Хотя на самом деле, если честно ни черта он не понимал! Как и не мог предположить, по какой такой причине его в столь поздний час, когда он уже направлялся, выйдя с фирмы, к своей собственной машине, попросили сесть совсем в другую, предъявив при этом известное удостоверение…

Кабинет Константина Дмитриевича, куда вполне вежливо его провели, тонул в полумраке, освещенный всего лишь настольной лампой с металлическим абажуром. Круг света, падавший на столешницу, выхватывал упомянутую папку, раскрытую на середине, и крупные руки заместителя генерального прокурора, спокойно лежавшие поверх бумаг.

Насмерть перепуганный Лагутин немедленно представил, как этот пожилой, грузный господин с сурово высеченным матушкой-природой лицом направляет лампу ему, Лагутину, в лицо и начинает задавать свои вопросы. Петр Сергеевич читал, что именно таким образом допрашивали подозреваемых в государственной измене в годы советской власти в КГБ. С его точки зрения, Генпрокуратура вряд ли отличалась от упомянутой организации, следовательно, методы должны быть те же. Уверенный, что доставили его сюда для того, чтобы больше уже не выпускать, лихорадочно перебирающий в уме всевозможные причины, по которым это произошло, Лагутин не сразу понял вопрос, заданный ему Меркуловым:

— Ну а поскольку, сами понимаете, служебная проверка — дело серьезное, особенно на данный момент, вот и приходится поднимать старые дела. Соответственно вопрос к вам, Петр Сергеевич, самый что ни на есть простой: были ли у вас какие-либо претензии к следователю, ведущему дело о нарушениях в вашей фирме, по которому вы вначале проходили подозреваемым, а затем свидетелем? Возможно, на вас оказывалось психологическое давление?

— Я… Э-э-э… Простите, не понял.

Меркулов добродушно повторил вопрос и некоторое время с интересом наблюдал за растерянной физиономией Петра Сергеевича, постепенно осознающего, что пытать его, во всяком случае пока, вроде бы никто не собирается.

— Н-ну что вы! — Лагутин даже всплеснул как-то по-бабьи руками. — Никаких претензий, все было замечательно… То есть я хотел сказать, по закону. Прекрасный человек этот следователь — простите, забыл, как его по батюшке.

— Это значения не имеет, главное вы не в претензии, в отличие от вашего бывшего партнера, который обвиняет следователя как раз в психологическом давлении и даже во взяточничестве.

— Какая ерунда! — Лагутин заметно оживился, поняв наконец, для чего его сюда вызвали, не в силах скрыть радостное возбуждение, охватившее ее в этой связи. — Подумать только, надо же такое выдумать, оговорить честного человека. Не ожидал я от Романа этого. Нет, не ожидал!

Меркулов внимательно наблюдал за тем, как паника отпускает наконец бизнесмена, не спеша со следующим вопросом.

— Ну зона, знаете ли, по-разному действует на людей, — заметил Константин Дмитриевич. — Да, кстати, как ваши-то дела идут? Вы ведь, можно сказать, теперь в гордом одиночестве со своим «Фианитом» управляетесь? Трудно, вероятно?

— И не говорите! — Лагутин окончательно успокоился и убрал платок в карман. — Дела как у всех сейчас — ни шатко ни валко. Дай бог концы с концами свести. Сами знаете, какие сейчас налоги, проверки постоянные — тоже нервотрепка.

— Действительно. — Меркулов кивнул сочувственно и простодушно поинтересовался: — Вот я и думаю: чем эти нервотрепки бесконечные, да еще при крошечном доходе, разве не проще нашим бизнесменам средней руки продать свои фирмы да и жить себе спокойно? И что вас заставляет такую жизнь терпеть?

Лагутин невольно улыбнулся наивности Меркулова и поудобнее устроился на стуле:

— Причин на самом деле много, могу перечислить, если вам это действительно интересно.

— Интересно, — кивнул Константин Дмитриевич. — Конечно, если вы не спешите, с удовольствием послушаю.

— Ну во-первых, — в голосе Петра Сергеевича мелькнули снисходительные нотки, — что значит продать? Мы ж все постоянно от кого-нибудь да зависим финансово: то от банка, где кредит взяли, да выплатить не успели, то от коллег побогаче, тоже кредиторов. От партнеров по бизнесу, без которых и шага не сделаешь. От акционеров, и так далее. А во-вторых, господин зам-генерального, бизнес — это наподобие наркотика: затягивает…

— А что, много у вас самого-то партнеров? Ну таких, от который зависеть приходится?

— Ну не то чтобы много, есть, однако.

— Например, маленькая, зато удаленькая фирма «Звездочка», верно, Петр Сергеевич?!

Голос, произнесший эту фразу, раздался так неожиданно, к тому же откуда-то из-за спины Петра Сергеевича, что тот невольно подскочил на стуле не только от того, что название «Звездочка», прозвучавшее в этом кабинете, само по себе способно было повергнуть Лагутина в шок. Но и потому, что голос, произнесший его, показался ему едва ли не громом небесным, и уж совсем на грани мистики было появление, видимо, находившегося все это время за его спиной человека, бесшумно вынырнувшего из полутьмы. Подтянутого господина с еще более суровой, чем у пожилого следователя, физиономией и тяжелым, недобрым прищуром светлых глаз.

Господин легко присел возле торца стола улыбающегося Меркулова, продолжая буравить Лагутина своим ужасным взглядом.

В этот страшный миг Петр Сергеевич, так и застывший с приоткрытым ртом на своем стуле, вдруг отчетливо ощутил всей шкурой, что именно чувствует кролик под взглядом удава.

— Давайте знакомиться, — произнес между тем господин. — Помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий.

— Вот что, милочка, мне плевать, какие там у тебя трудности, а только баланс завтра утром должен быть у меня на столе. А сколько ты тут провозишься — твое личное дело. Да хоть всю ночь сиди.