Школа. Никому не говори. Том 2 - Руфия Липа

из приличной семьи с образованием и деньгами! Дом огромный наверняка ей достанется! Никогда она поперёк слова не скажет, станет в рот заглядывать и годить! Будешь как в масле сыр кататься!

– Ма, да она отмороженная! – прыснул пацан. – Всё время ходит с рылом, будто в свинарник зашла! На людей вообще не смотрит.

– А на тебя? – нетрезвая женщина пытливо посмотрела на подростка.

– И на меня. Сидит, молчит, общается лишь с Федотовой и с Лаврентьевой.

– О-о-о, ну ещё бы!!!.. Одни богачки!

– Короче, коза высокомерная.

– А ты подход найди. – Мать наклонилась и перешла на шёпот. Перегар ударил Тимофею в нос. – Если надо, силой возьми! У неё семья порядочная, сделают всё возможное, чтобы позор скрыть. Вот и будет твоей! Так раньше небогатые парни делали. Если по-другому никак, то почему бы и нет?

Школьник покраснел, едва представив то, что ему предложила пьяная родительница.

За стеной скулил осоловелый отец. Мать в пылу драки вырвала ему несколько клоков и прокусила до мяса руку. Жена в драках мужу никогда не уступала.

Мальчик знал с пелёнок: родители протрезвеют, помирятся, простят друг друга. Мама подстрижёт папу, чтобы он из-за выдранных прядей не смотрелся плешивым. Они начнут обниматься, миловаться, целоваться, а потом в их комнате раздастся ритмичный скрип кровати, перемежаясь с томными стонами. Предки ругались на всю округу, дрались на потеху соседям, но всегда мирились и продолжали жить-поживать.

Тим и его старшие братья уважали родителей. Мысли не было осуждать старших, а те, кто пытались проявить неуважение к их семье, сразу получали кулаком в зубы.

***

В середине восьмого класса Тимон подошёл один на один к Бортник и попросил посадить его к Любе, чтобы «подтянуться в учёбе». Теперь девчонка была на расстоянии вытянутой руки, но всё равно вела себя как истукан. Он портил специально её вещи, толкал, пинал ногами под партой, оскорблял – ноль реакции. Нравилось мальчику брать молчаливую одноклассницу за руку и тянуть её тоненькие белые пальчики из суставов, а один раз он весь урок математики тыкал под столом в девчачье бедро остриём циркуля. Поспелова упорно молчала до победного, хотя, подглядывая в спортивной раздевалке, шатен увидел на её бедре огромный синяк от множества проколов.

К старшим классам тихоня расцвела. Тим искренне считал её интересной, но сердился за холодность, не подозревая, что сверстница таким образом защищается от его нападок. Парень, лицезрея «приседания» матери перед семьёй Поспеловых, ощущал себя третьесортным существом, что не способно на успех в глазах «богатой» одноклассницы.

Открытый, общительный Степанченко вырос красивым подтянутым юношей. Ему нравилось, как одноклассники подражают ему во всём, подхватывают любую его идею, каждую шалость на лету, поэтому травить Поспелову не составило труда. Не составило труда так же натравливать товарищей побить Любу в школьных коридорах, отвадить ровесников от общения с ней, внушить, что девчонка – уродина, и таким образом убрать конкуренцию.

Иногда Тимон останавливался, осознавая, что жестокостью отдаляет от себя сверстницу. Тогда он пытался быть ласковым, называть по имени, пройтись вместе домой – и получал то же угрюмое, настороженное, молчаливое недоверие в ответ, как и при дурном поведении. Парень сделал вывод: хорошо или плохо – результат один. Ущемлённая гордыня давала о себе знать, и круги ада для Любы не имели ни конца ни края.

Но в среду молчунья проснулась и чётко дала понять, что всё видит и понимает. А в пятницу разревелась. «Оказывается, ты умеешь плакать, куколка!» – радовался Тим. Маска равнодушия сорвана. До точки кипения он довести её всё-таки смог. Оставалось дело за малым.

***

Пока друзья, спрятавшись в камышах, отстреливали птиц, Тимон злился и думал. Дрянной Сэро успел присвоить то, что Степанченко получить так и не смог. Десятиклассник вкурил, почему Поспелова огрызалась на географии и почему, плача от боли в тупике, пообещала, что он пожалеет.

Тим не мог понять, когда близнецы и тихоня сблизились, почему он этот факт проморгал – и расстроился. Ибрагимовым глубоко плевать на его мнение. Люба теперь не досягаема, как звёзды на небе.

«Козлина запросто её обнимал, и мартышка даже не скривилась! Неужели встречается с отморозком? – Тимон скрючился от обиды и гнева. – Надо было загнать цыплёнка в угол одному. Если бы я знал, какую возможность упущу, то вчера не церемонился бы! Знает ли Сэро, что я её бил? Она успела пожаловаться?»

Шатен вспомнил выражение лица тихони, стоявшей перед ним на тротуаре, – ничего, кроме отчуждённости и желания сбежать подальше. Всплыла в мыслях картина маслом: девочка плачет, а её волосы крепко схвачены в кулак. Ибрагимовы не спустят – порвут на лоскуты, а после кинут на расправу своим дружкам. Шанс хлебать гавно из сортирных дыр взлетел до критических отметок.

Степанченко задумался о другой однокласснице – Виноградовой. Как она сладко прижималась к Ибрагимову под медленные песни. «Сэро мутит с обеими? Этому чертиле такое провернуть дёшево стоит. Но мне лучше молчать. Если Виноградова тронет Поспелову и выяснится, что язык подложил я, – осколки рёбер по всей станице собирать придётся. Грёбаный цыган со своей мерзкой смазливой рожей! Будь проклят тот день, когда поганое семейство переехало на мою улицу, да ещё и в мою школу учиться припёрлось!»

Внутренности Тимофея болезненно сжались, едва память участливо позволила освежить его первую стычку с повесой.

***

Семья Ибрагимовых заселилась по соседству в давно пустовавший дом с нехорошей репутацией, когда Тим учился в седьмом классе. Только закончилась первая четверть, но осенние каникулы выдались холодными, пасмурными, дождливыми и толком разгуляться не давали.

Подросток подметал двор, когда услышал шум грузовика. Любопытства ради мальчишка вышел на улицу и обнаружил, что в заброшенный дом бабы Ганны из машины спускают мебель и тюки с вещами. Вокруг бегала малышня, а трое ребят постарше помогали таскать взрослым багаж.

Разглядывать приезжих, решившихся заселиться в дурной домишко, повылазили все соседи на квартале. Люди стояли на обочине и без капли стеснения пялились на новеньких.

– Цыгане купили! – поспешила поделиться новостью с сыновьями подвыпившая Зинаида, вернувшись вечером от соседки. – И не мудрено! Порог поганой хаты приличные люди никогда б не переступили!

– О-о-о! – откликнулся Семён, самый старший сын. – Спокойное время закончилось! Грязь по округе разведут, соседей обворуют, собак пожрут да попрошайничать возьмутся!

– Ещё свой табор позовут! – добавил средний, Сергей. – Когда по трущобам хожу, нос затыкаю!

– А мы от хибары покойной Ганны через два участка живём! Ветер в нашу сторону! – охнула мать. – Будем теперь нюхать помои!

– Там детей много, – вставил слово Тим. – Старшие, наверно, моих лет. Видел двоих пацанов.