О психоанализе - Карл Густав Юнг

назвала его козлом, девочка пообещала ему два франка, если он поклянется никогда об этом не говорить. С этого момента мальчик начал шантажировать ее; он с угрозами требовал денег и преследовал ее по дороге в школу. Девочка была в отчаянии. Приступы тошноты были тесно связаны с этой историей. Хотя после откровенного разговора с матерью ее душевное спокойствие должно было восстановиться, этого не произошло.

Как я уже упоминал в предыдущей лекции, рассказ о болезненном эпизоде нередко оказывает терапевтический эффект. Как правило, последний длится не очень долго, хотя иногда может сохраняться в течение длительного времени. Подобное признание, естественно, далеко не анализ, хотя в настоящее время многие специалисты по нервным болезням убеждены, что анализ – это лишь более подробный анамнез или исповедь.

Вскоре после этого у девочки случился сильный приступ кашля, и она пропустила один учебный день. На второй день она пошла в школу и чувствовала себя прекрасно. На третий день кашель возобновился. На этот раз он сопровождался болями в левом боку, высокой температурой (39,4о) и рвотой. Доктор опасался воспаления легких. Но на следующий день все симптомы снова исчезли. Девочка чувствовала себя хорошо; от лихорадки и тошноты не осталось и следа.

Тем не менее наша маленькая пациентка все время плакала и не хотела вставать. Я заподозрил серьезный невроз и посоветовал аналитическое лечение.

На сеансе девочка казалась нервной и скованной. Время от времени она неприятно и принужденно смеялась. Прежде всего ее спросили, каково это – лежать в постели весь день. Она сказала, что это здо́рово: все приходили ее проведать, а главное – мама читала ей книжку, в которой рассказывалось о принце, который заболел и выздоровел только тогда, когда исполнилось его желание, а именно: чтобы его маленькому другу, бедному мальчику, позволили остаться с ним.

Ей указали на очевидную связь между сказкой, ее собственной любовной историей и ее болезнью. Девочка заплакала и сказала, что лучше пойдет играть с другими детьми, иначе они убегут. Получив разрешение, она убежала, но вскоре вернулась, несколько удрученная. Ей объяснили, что она убежала не потому, что боялась, что убегут ее товарищи, а потому, что сама хотела убежать из-за сопротивления.

Во время второго сеанса пациентка была не такой взволнованной и подавленной. Разговор зашел об учителе, но она стеснялась говорить о нем. Наконец девочка со стыдом призналась, что он ей очень нравится. Ей объяснили, что она не должна этого стыдиться; напротив, ее любовь – гарантия того, что на его уроках она будет особенно стараться. «Значит, мне можно его любить?» – спросила девочка, сияя от счастья.

Это объяснение оправдывало ребенка в выборе объекта любви. По всей вероятности, она боялась признаться в своих чувствах даже самой себе. По какой именно причине девочка стеснялась своей симпатии, сложно сказать. Ранее считалось, что либидо весьма неохотно обращается на человека вне семьи, ибо все еще находится в плену инцестуальной связи – весьма правдоподобная точка зрения, от которой трудно отказаться. С другой стороны, бедный мальчик тоже не принадлежал к членам семьи. Следовательно, трудность заключалась не в переносе либидо на внесемейный объект, а в каких-то других обстоятельствах. Очевидно, любовь к учителю представлялась ей более трудной задачей и требовала гораздо больших моральных усилий, нежели любовь к мальчику. Намек аналитика, что любовь должна побудить ее к особому прилежанию, вернул девочку к реальной задаче, состоявшей в приспособлении к учителю.

Но если либидо отступает от насущной задачи, то это происходит по причине той самой общечеловеческой лености, которая особенно выражена у дикарей и животных. Примитивная инертность и лень – первое препятствие на пути к адаптации. Либидо, которое не используется для этой цели, застаивается и неизбежно регрессирует к прежним объектам или способам приспособления. В результате происходит активация инцестуального комплекса. Либидо отклоняется от труднодостижимого объекта и обращается к более легкому – к инфантильным фантазиям, которые затем развиваются в подлинные фантазии об инцесте. Всякий раз, когда происходит нарушение психологической адаптации, мы обнаруживаем чрезмерное развитие этих фантазий. Данный факт, как я указывал ранее, следует понимать как регрессивный феномен. Иными словами, фантазия об инцесте имеет второстепенное, а не каузальное значение, в то время как первопричиной является сопротивление человеческой природы любому виду напряжения. Соответственно, отступление от определенных задач нельзя объяснить тем, что человек сознательно предпочитает кровосмесительные отношения; скорее он возвращается к ним с тем, чтобы избежать напряжения. В противном случае нам пришлось бы постулировать, что сопротивление сознательному усилию тождественно предпочтению инцестуальных отношений. Это было бы очевидной бессмыслицей, ибо не только первобытный человек, но и животные питают выраженную неприязнь ко всем намеренным усилиям и склонны к абсолютной лени, пока обстоятельства не подтолкнут их к действию. Ни у первобытных людей, ни у животных нельзя утверждать, что предпочтение инцестуальных отношений является причиной их отвращения к попыткам приспособления, ибо, особенно у животных, ни о каком инцесте не может быть и речи.

Характерно, что девочку больше всего обрадовала не перспектива делать все возможное на уроках учителя, а сам факт допустимости ее симпатии. Именно это она услышала первым, как самое для нее желанное. В частности, облегчение проистекало из новообретенной уверенности, что она имеет полное право любить учителя, даже если не будет прикладывать особые усилия.

Затем разговор перешел на историю о вымогательстве, которую наша пациентка снова пересказала во всех подробностях. Мы дополнительно узнаем, что она пыталась силой открыть свою копилку, а когда это не удалось, попыталась выкрасть ключ у своей матери. Она также откровенно призналась, что высмеивала учителя, потому что он был гораздо добрее к другим девочкам, чем к ней. Правда, она стала хуже учиться, особенно по арифметике. Однажды она что-то не поняла, но спросить у учителя не решилась из страха потерять его уважение. Как следствие, она стала допускать ошибки, отстала и действительно утратила его расположение. Это, разумеется, вызвало в ней чувство разочарования по отношению к учителю.

Примерно в это же время случилось так, что одной девочке из ее класса сделалось на уроке дурно, и ее отправили домой. Вскоре то же самое произошло и с ней. Таким образом она пыталась избежать школы, которая ей больше не нравилась. Потеря уважения к учителю привела, с одной стороны, к оскорбительным заявлениям в его адрес, а с другой – к дружбе с маленьким мальчиком, очевидно, в качестве компенсации за утраченные отношения с учителем. Объяснение, данное ей по этому вопросу, ограничилось простым советом: она окажет своему учителю услугу, если постарается хорошо заниматься на его уроках и будет вовремя задавать вопросы. Я могу добавить, что