Роковые обстоятельства - Суворов Олег Валентинович

— Да я, собственно, заглянул сюда из чистого любопытства, — отвечал Вознесенский — черноволосый, плотно сбитый мужчина средних лет, с золоченым пенсне на толстом носу. В своем деле он был профессионалом высокого класса, однако это его достоинство изрядно портили рассеянность и необязательность. — Как хорошо, что мы встретились, Макар Александрович! У меня припасен один прелюбопытнейший документ, с которым я уже давно собираюсь вас ознакомить, да все руки не доходят. Отойдемте в сторонку, — и, взяв заинтересованного Гурского за локоть, эксперт отвел его к окну, после чего принялся лихорадочно рыться в карманах своего потрепанного сюртука, постоянно приговаривая одну и ту же фразу: — Куда же я ее сунул, проклятущую?

— Можно узнать, что вы ищете? — терпеливо выждав какое-то время, поинтересовался Гурский.

— Записку.

— Какую именно?

— Записку, найденную в одежде убитого мальчика… Николая Захарова.

— И вы уверены, что она меня заинтересует? — озадачился следователь, тщетно пытавшийся припомнить дело об убийстве мальчика по имени Николай Захаров.

— Еще бы! То есть, я почти в этом уверен… Нет, не почти, а вполне уверен!

— Однако я не знаю никакого Захарова.

— Как? — удивился Вознесенский. — Об этом же писали в газетах. Этот тот самый подросток, который вместе с конвойными казаком был убит первой же бомбой, брошенной в нашего государя.

— Ага! И что же?

— Он был рассыльным в мясной лавке и в тот злополучный день нес банкиру Дворжецкому корзину с мясом и некую записку от хорошо известного вам субъекта… Да вот же она наконец! — и эксперт извлек смятый и надорванный конверт, испачканный бурыми следами давно засохшей крови. — Извольте взглянуть.

Макар Александрович жадно схватил конверт, проворно извлек оттуда испачканную в крови бумагу и погрузился в чтение. В этой записке, написанной каллиграфическим почерком, содержалось следующее сообщение:

«Уважаемый господин Дворжецкий! Ввиду внезапно возникших роковых обстоятельств, довожу до вашего сведения, что вынужден расторгнуть нашу сделку, аванс за которую будет полностью возвращен вам в ближайшие дни. В связи с этим я полагаю себя полностью свободным от всех обязательств, касающихся моей младшей дочери, а ранее достигнутую договоренность относительно вашей с ней встречи утратившей свою силу. За сим остаюсь вашим покорным слугой, титулярный советник Симонов».

— Ну что? — полюбопытствовал эксперт, следя за выражением лица Гурского.

— Я ваш должник, Михаил Сергеевич, — с чувством пожимая ему руку, отвечал следователь.

— Какие пустяки, Макар Александрович! Вы уж извините, что я так долго носил ее с собой…

Гурский поморщился, но сумел сдержаться.

— Кстати, вы не знаете, в чьей лавке работал сей несчастный отрок? — спросил он.

— Отчего же не знать… Тем более, что этот мясник оказался доброй души человеком: на свой счет устроил похороны мальчика и вместе с его матерью приходил в морг забирать тело… Это некто Трофим Петрович Иванов, а лавка его находится возле Михайловского сада.

— Замечательно! Я так и думал… Еще раз благодарствуйте!

Макару Александровичу не терпелось поскорее все обдумать и тщательно свести воедино внезапно открывшиеся обстоятельства, однако он дождался окончания перерыва и вернулся на свое место, чтобы выслушать оглашение приговора.

Вердикт присяжных гласил — «невиновна»! Услышав это, мадам Дешам впала в истерику, перешедшую в глубокий обморок. Что касается «несчастного отца семейства», то Павел Константинович Симонов не выказал ни малейшего неудовольствия по поводу оправдания своей бывшей гувернантки.

За день до трагедии

Глава 21

ИЛЛЮЗИЯ САМОУБИЙСТВА

После тяжелого и памятного разговора, закончившегося обмороком, Надежда старалась проходить мимо кабинета отца как можно быстрее и тише. И пять дней спустя она действовала именно так: проворно передвигалась на цыпочках, подобрав юбку, чтобы не шелестеть подолом.

Но на этот раз произошло нечто неожиданное — из кабинета раздался отчаянный вскрик сестры, а затем глухой выстрел. Надежда вздрогнула и замерла, но, услышав повторный крик Катрин, с силой распахнула дверь и ворвалась внутрь.

Увиденная сцена заставила ее охнуть и широко раскрыть глаза. Катрин всем телом повисла на правой руке отца, пытаясь отнять у него револьвер, а Павел Константинович, бледный и растрепанный, как-то нерешительно сопротивлялся. С одной стороны, он видимо опасался причинить боль дочери, с другой — не желал отказываться от своего намерения и выпускать из рук оружие. В кабинете сильно пахло порохом, а на полу валялись многочисленные осколки старинной фарфоровой вазы, вдребезги разбитой пулей.

— Помоги мне, Надин! — увидев сестру, закричала Екатерина.

Однако стоило младшей сестре броситься на помощь старшей, как Павел Константинович, словно устыдившись борьбы с дочерьми, выронил револьвер, с глухим стуком упавший на ковер.

— Оставьте, что вы… — плачущим голосом пробормотал он, после чего бросился в кресло и сконфуженно закрыл лицо руками.

— Что же это? — растерянно спросила Надежда, у которой при виде несчастного отца затряслись губы. — Зачем вы это, папенька?

— Оставьте меня, умоляю! — простонал Павел Константинович.

— А ты сама не догадываешься? — зловеще сузив глаза, поинтересовалась Катрин. — Хорошо еще, что я вовремя успела схватить его за руку…

— Это все из-за меня?

— Перестань, Надин, — снова попросил Павел Константинович, слегка отстраняя руки от лица, — теперь уже все кончено, все погибло…

— Но почему, почему вы так говорите, папенька? Я сделаю все, что вы хотите! — внезапно выпалила она, отворачиваясь и утирая слезы.

Титулярный советник опустил руки и многозначительно посмотрел на старшую дочь.

— Ты готова принести эту жертву ради нашей семьи? — негромко переспросил он.

В комнате повисла тишина. Улучив момент, Катрин проворно подняла с ковра револьвер и незаметно от отца, находившегося к ней спиной, спрятала его в книжный шкаф, заложив толстым томом в синей обложке. При этом она еще приложила палец к губам, призывая младшую сестру молчать.

Павел Константинович выжидательно глядел на Надежду, и она обреченно вздохнула:

— Если ничего больше не остается… Когда я должна пойти к нему?

— Мы скажем тебе позднее, Надин, — подала голос Екатерина.

Надежда покинула кабинет быстро, словно спасаясь бегством, избегая поднимать голову, чтобы не столкнуться взглядом с сестрой или отцом.

— Кажется, у нас все получилось? — спросил Павел Константинович, на что Катрин лишь неопределенно пожала плечами.

Эту ночь Надежда провела без сна: стоило закрыть глаза, как ей мерещилась та самая картина из кабинета восковых фигур, которая в свое время произвела на нее столь жуткое впечатление. Только вместо инквизитора в красной мантии, она видела перед собой лысого и жирного банкира Дворжецкого, а среди монахов, стоявших вдоль стен с надвинутыми на глаза капюшонами, у двоих лица были открыты — ими были ее отец и сестра!

Разумеется, что себе она представлялась пытаемой девушкой, у которой клещами вырывали ногти. Во всей этой сцене присутствовал и еще один персонаж — только вместо молодого мулата, подслушивавшего в соседней комнате и пытавшегося разбить себе голову о стену, Надежде чудился Денис Винокуров.

На следующий день, когда она, совершенно разбитая, вернулась домой после лекций, ее ждало новое потрясение — в комнате, прямо на постели, лежала роскошная шуба из меха серебристого соболя. Она была настолько хороша, что Надежда охнула от восторга и принялась гладить этот замечательный мех замерзшими с улицы руками, а потом опустилась на колени перед кроватью и припала к нему щекой, с наслаждением ощущая приятную пушистую теплоту.

Затем она вскочила на ноги, подхватила шубу с постели, — какой же легкой она оказалась! — и уже хотела примерить, как вдруг ее озарило чудовищное подозрение.