Звезда волхвов - А. Веста

   Севергин и Флора остановились возле изящной женской «статуи» с распущенными золотыми волосами в венке из белых лилий.

   – Не удивляйтесь, что вместо античной скуки наш сад украшают Лели и Лады. Сегодня мы отмечаем двухсотлетие нашего именитого братства. В нем было множество замечательных людей, что всех не упомнишь: Чаадаев, Тютчев, Гумилев... Еще Федор Глинка, большой патриот и член нашего общества, советовал украшать парки не греческой мертвечиной, а статуями родных языческих богов.

   Живчик по-хозяйски похлопал Ладу по «нижнему бюсту» и сделал знак оркестру. Тот бравурно сыграл «Славься...» великого композитора.

   – Принято считать, что тайные общества были навязаны русской элите с Запада. Но это не так. Братства, проникнутые местным колоритом, вспыхивали то тут, то там. Русские братства делились не на профанов, учеников, кандидатов и мастеров, как это было принято в Европе, а на мужей, боляр и князей.

   – Федор Глинка был членом тайного общества? – удивился Егор.

   – Все выдающиеся люди того времени входили в него, иногда даже сами того не ведая...

   Забыв про Флору и Севергина, распорядитель устремился навстречу новому гостю. По аллее, рассеянно отвечая на приветствия, шел высокий, стройный человек. Как все «князья», он был одет во фрак и рубашку с белой атласной «бабочкой». Седые пышные волосы, вдохновенно отброшенные с высокого лба, напоминали львиную гриву. С едва заметным беспокойством он оглядывал аллеи, словно искал кого-то среди яркой толпы.

   Флора нервно взглянула на седовласого и, уколов ладонь Егора кончиками ногтей, торопливо потянула его за собой, в темную аллею. Они почти бегом обогнули парк и очутились у летней эстрады. Оркестром скрипачей дирижировал толстый, жизнерадостный человечек.

   – Курт! – Флора помахала рукой.

   Немец трижды поцеловал руку Флоры в алой перчатке, намереваясь добраться до плеча, но Флора остановила его.

   – Вы ведь впервые здесь, как впечатления?

   – Я восхищен! Вы же знаете, я искусствовед, а любое искусство – это символ символов. Ну а ваш «Симболяриум» – есть символ в квадрате! Я не люблю реализм: человек пытается соперничать с Богом и Природой, но способен родить лишь бледные копии. Только символ – путь к обобщению и познанию!

   – Символы стоят между нами и Богом, они – всего лишь отражение Его законов, – с едва заметным лукавством добавила Флора.

   Севергин догадался, что этот псевдофилософский монолог был частью этикета. В воздухе запахло изысканными яствами. Демонстрируя отменные познания в русском языке, немец предложил:

   – Друзья, оставим худосочное любомудрие, чтобы хорошенько выпить и закусить...

   Они прошли под сень плюща, укрывшего маленький ресторанный павильон. Курт неожиданно раскрыл дипломат и выставил на стол запотевшую бутыль водки и банку соленых огурцов.

   Он ни словом не обмолвился о деле, ради которого все трое собрались жаркой ночью в маленьком парке посреди Москвы. В среде коллекционеров не принято демонстрировать нетерпение.

   – Если уж говорить о символах, то символ России не медведь и не балалайка, а огурец! – Немец достал из банки маленький пупырчатый корнишон. – Я мечтаю написать книгу о России! Русские – самая загадочная и непредсказуемая нация на планете. Вот хотя бы огурец... Вместо того, чтобы возделывать турнепс и брюкву, русские с великими хлопотами выращивают этот прихотливый овощ. Сеют на окнах рассаду, везут, надрываясь, за город, строят парники, поливают, укрывают, и все ради того, чтобы зимой было чем закусывать. «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить...» Я много путешествовал по России. Ценю местный колорит и коллекционирую не только редкие полотна, но и жадно впитываю впечатления. Однажды в далеком северном городе мне захотелось посмотреть на ночную жизнь в провинции. Я поймал такси и поехал к вокзальной площади, намереваясь познакомиться с местными жрицами любви. Лучше бы я сидел в ту ночь «на печи»! Меня обступили толстые, румяные женщины в платках и валенках, принялись хватать и тормошить. Самой молодой было лет пятьдесят. Я едва вырвался от них. Такого нет ни в Италии, ни в Финляндии! Русс экзотик!!! – восхитился Порохью.

   – Это, видимо, были торговки огурцами, – буркнул Севергин, – еще одна загадка русской души!

   – Странное слово «огурец», что оно значит? – спросил Порохью. – Я слышал, что вы изучаете древние языки, – обратился он к Флоре. – Что есть гуркен, по-русски огурец?

   – Это слово родственно слову «гуру», «авгур» и даже «жрец», в древней реконструкции «грец». Отсюда происходит и слово «игра», мистерия. Ур – санскритский корень, обозначающий божественные начала мира.

   – И даже культуру, – скромно добавил Севергин.

   – Ваш телохранитель разбирается в лингвистике? – удивился Порохью. – Еще одна загадка русской души!

   – На этот раз моя личная, – заметила Флора. – Но насчет древности русской культуры Егор прав. Рисунок на одежде «огурцами», похожий на капли с загнутыми хвостиками, это исконный индо-арийский мотив и один из «автографов» Великой Богини. Кстати, скоморохи носили одежду с таким рисунком.

   – Этот орнамент часто встречается на Павлово-Посадских платках, – возразил Порохью.

   – Такой рисунок на одежде обозначает жреца «высшей категории», который умеет соединять начала жизни и воскрешать мертвых. После крещения Руси заветы волхвов перешли к скоморохам. Скоморохи, игрецы Велесовы, долгое время были тайными жрецами Рогатого Бога, покровителя искусств и магии. Они и носили на одежде «капли-огурцы». Старины и былины, которые они пели на пирах и братчинах, на самом деле были хорошо законспирированными ведическими сказаниями. Они владели даром гипноза и даже практиковали различные виды йоги.

   – Я трепещу, как мальчишка, перед вашей красотой и перед странными познаньями, словно вы средневековая ведьма и одновременно доктор всех наук, – отвесил тяжеловесный комплимент Порохью. – По-моему, пора переименовать все поганки в «коммуняки», ведь идеология давно изменилась, и на язычников больше никто не обижается, чего нельзя сказать о бывших партийцах, – хохмил Порохью.

   Флора незаметно нашла руку Егора и пожала, словно ища поддержки или обещая награду.

   Курт увлеченно хрустел солеными огурцами.

   – Я все понял! – внезапно воскликнул он. – Соль есть символ солнца! Соленый огурец – это секретная доктрина Руси, символ вечной жизни, и русские настолько мудры, что хранят это знание в тайне. Кажется, я понял, почему в старину сжигали слишком умных и красивых женщин!

   – Не пора ли поговорить о деле, наша полночная трапеза похожа на собрание заговорщиков, – улыбнулась Флора.

   – Ну что ж, давайте, – согласился Курт. – Миллион в иностранной валюте за картину неизвестного художника вполне достаточно, чтобы мы завершили наши переговоры.

   Севергин ожидал, что скажет Флора. На миг ему показалось, что параллельно с любовной игрой и интеллектуальными композициями эта женщина строит хитрый расклад, где на кону стоят не деньги, а нечто большее.

   – Я не продам портрет сестры.

   – Хорошо, в таком случае я согласен даже на авторскую копию, разумеется, за меньшие деньги.

   – Вы хорошо знаете, что картину невозможно повторить.

   – Могу ли я увидеться с художником?

   – Он исчез.

   – Я подниму цену!

   – Нет, Курт... Картина не продается... Простите, я оставлю вас. – Флора встала и, шурша платьем, покинула террасу.

   Едва они остались одни, Порохью скакнул на стуле и зашептал на ухо Севергину:

   – Помогите мне выйти на спецслужбы. КГБ – три страшных буквы! Но в них сейчас вся моя надежда.

   – КГБ давно нет.

   – Я знаю. Но дух советской инквизиции неистребим! Только это сумрачное общество иезуитов, паладинов безумной красной мечты может помочь мне. Я должен разыскать художника на земле или под землей!

   – У меня нет связей в ФСБ.

   – Тогда помогите вы, вы! Вы рядом с Флорой. Рано или поздно информация о художнике всплывет, и я дорого заплачу вам.

   – Я не торгую информацией. Простите, я покину вас, как-никак, я охранник, а моя хозяйка слишком долго отсутствует.

   – Постойте, я не все сказал! – крикнул вдогонку Порохью.

   Глава 27    

Портик Цереры

   Там пели молоты и пилы —

   В ночи работали масоны.

    Севергин насквозь простегал маленький парк, рассекая чинно прогуливающиеся пары, вызывая подозрение. За деревьями белел неосвещенный греческий портик. Повинуясь интуиции, он подошел ближе, заглянул за колонны и замер.