Тот самый (СИ) - Зимин Дмитрий

«Караван» — штука затратная, и мы все вымотались так, что не сговариваясь объявили перерыв. На улице опять шел дождь, и стояли мы, прячась под козырёк того самого чёрного хода, о котором говорил Ахмед…

Находился он в обыкновенном, зассаном кошками и бомжами подъезде сталинской пятиэтажки, на данный момент — выселенной и готовящейся к сносу.

Жадно затягиваясь, я думал о Седьмом Ахмеде. Кроме него никого подозрительного я больше не видел — со сцены открывался прекрасный обзор на публику. Это одновременно и успокаивало, и настораживало.

Откуда взялось прозвище — никто не знал. Покушения на него устраивали раз пять — и российские спецслужбы, и отечественные, узбекские коллеги. Повезло, как всегда, наёмникам — мне о его ликвидации поведали уже в госпитале… И вот теперь он совершенно не скрываясь, можно сказать, внаглую, ошивается в Петербурге.

На что он надеется? На то, что его считают мёртвым? Что в клуб не заглянет никто из его прошлой жизни? Или у него такая железобетонная крыша, что быть узнанным он попросту не боится?..

В любом случае, в городе он неспроста. Не может такого быть, чтобы матёрый террорист, сбежавший в Сирию под крыло Эгила с хорошей должности, имея, по-слухам, не маленькую семью… Не мог он крутиться здесь просто так. Кроме того, для простого охранника он был уже староват.

Надо за ним понаблюдать, — решил я, щелчком отбрасывая бычок в мокрую мусорную кучу на асфальте. Раз он меня не узнал — можно к нему подобраться поближе…

— Ну где тебя носит? — встретила ворчанием Антигона. — Самое интересное пропустишь.

Две девушки, на мой непритязательный взгляд — те самые, что колыхались на танцполе, сейчас извивались на сцене. Одеты они были в чисто символические прозрачные шаровары и крошечные присоски с бахромой на сосках. Аккомпанировал им ситар — такая мандолина с огроменным грифом и миллионом колков. Как с ним управлялся тщедушный парень в восточной рубахе и тюбетейке, я не представляю.

Но посмотреть, в принципе, было на что.

Девушки своими движениями задавали колебательный ритм, ситар подвывал, как кот из ночной подворотни, публика колыхалась в такт движениям девушек. Те словно бы текли. Как вода, как шелковые шарфы на ветру. Тела их, смазанные каким-то маслом, блестели от пота и казались лепестками бледного пламени. Волосы, заплетённые в миллион косичек, создавали концентрические круги…

— Обдолбались все в конец, — Антигона, делая вид, что колыхается вместе с толпой, бурчала строго и неодобрительно. — Тут какую-то дрянь раздают. «Золотая Заря» называется. Гадость редкостная — судя по тому, как они себя ведут.

Ситар вздрогнул, свистнул и взревел уже совсем горестно. Танцовщицы ускорили колебания. На запястьях и щиколотках у них обнаружились крошечные колокольчики, которые начали довольно громко звенеть, когда девушки закружились резкими, ломаными движениями.

Публика вошла в раж. Ближайший ко мне папик лобызал пожилую девушку, скинхед неподалёку — заклёпанную в сталь подружку с причёской бобриком, даже хипстеры посматривали друг на друга сквозь запотевшие очёчки как-то влажно.

Ситар стонал и рыдал, как старый трансвестит на панели. Танцовщицы слились в одно четверорукое, двухордовое существо, напоминая одновременно Шиву-дестроера и куклу-трансформер.

Вокруг нас с Антигоной начиналась оргия.

Народ, не заботясь о гигиене и приличиях, падал на пол, в воздух взмывали ножки, обтянутые чулками и даже джинсами, забелели оголённые ягодицы.

Сделалось душно и жарко, а через плотный сандаловый смог пробился острый будоражащий дух соития и разврата.

Интересно, Котов тоже где-то здесь? — подумал я, сбрасывая с ноги волосатую лапищу, окольцованную бриллиантом. — Да нет, не похоже на него…

— Гляди, — Антигона дёрнула меня руку и указала куда-то вперёд и вверх.

Там был небольшой балкончик под потолком. Раньше я его не замечал, потому что по цвету балкончик сливался с серым бетоном стен. С балкончика изливалась на людей не-то манна, не-то еще какая-то дрянь. Я тряхнул головой. От жары стало совсем неуютно, в глазах прыгали чёртики, и приглядевшись, я понял, что манна не изливается, а напротив, поднимается к балкончику. Точнее к тому, кто на нём стоял…

— Что это за хрень? — сняв бесполезные очки, я вытер лицо влажной салфеткой, кстати протянутой Антигоной.

— Это энергия, — ответила девчонка. — Он специально завёл толпу, довёл до экстаза. А теперь питается. Завтра никто не встанет с кровати. Случится парочка инсультов…

— Несколько вспышек триппера, — подхватил я. Говорить можно было совершенно свободно. Никто не обращал на нас внимания…

— А уж стыдно будет — хоть в ад просись.

Голос раздался из-за спины, и повернувшись, я узнал Котова. Спутницы при нём уже не было, зато пиджак был распахнут, и из подмышки выпирала рукоять Стечкина в кожаной кобуре.

— Тут эта «Золотая Заря» во всём, — сообщил майор. — И в шампанском, и в бутербродах и в этих травяных какашках на подносах… Наши из наркоотдела будут меня год бесплатно пивом поить. Узнали, кто это наверху? — он кивнул на балкончик.

Золотая пыль парила в воздухе, мерцала в плотных лучах прожекторов, и сквозь эту завесу было сложно разглядеть, что за фигура скрывается под потолком.

— Это не Лавей, — барон Суббота в цилиндре и с тросточкой материализовался за плечом Антигоны. Екатерины, то бишь, Афины, я пока не видел.

— Послушайте, может, я вновь где-то не догоняю, — сказал я. — Но почему мы стоим здесь, у всех на виду? Разве «они» не понимают, что на нас наркотик не подействовал?

— Конечно, понимают, — усмехнулся Алекс. — Но ведь шоу должно продолжаться. Нельзя из-за таких пустяков, как угроза срыва мероприятия, ломать ток теллурических энергий, невидимых космогонических течений. Прерывать экстатический сон заклинателей спагирической тэургии, адептов гимнософических снов…

Всю эту муть он выдал на одном дыхании, не переставая блуждать скучающим взором поверх двигающихся в такт спин и задниц. Пол в бывшем бомбоубежище сейчас походил на весенний луг, заполненный совокупляющейся саранчой. В оправдание саранчи могу сказать, что насекомыми движит инстинкт, поколениями выверенное стремление к продолжению рода. В то время как здесь мы наблюдали простой и безыскусный разврат.

— Сергеич, ты точно уверен, что это не Лавэй? — практичного майора не волновали токи теллурических энергий.

— Оргия — лишь начало, — пояснил Алекс, набалдашником трости сбивая цилиндр на затылок. — Разогрев. Основное действо впереди. И вот когда оно достигнет кульминации, тогда Лавей и появится.

— Но… — не успокаивался Котов.

— Поверь, Яша. Такого размаха мероприятия нельзя устраивать на каждом шагу. Завтра об этом, с позволения сказать, представлении, будет говорить весь город. Полиция будет на чеку, а приличные, сиречь — платежеспособные — гости не рискнут более своей репутацией. Так что у него всего один шанс, и Лавей это прекрасно понимает. Нас же попытаются нейтрализовать в процессе.

Я кашлянул.

— Тут такое дело…

И я рассказал им про Ахмеда. Без купюр, лишь самое существенное.

— Обычная практика, — кивнул Алекс. — Твой подопечный работает не за деньги. Он — фанатик, а таких людей Лавей уважает. Колдун пообещал ему что-то такое… — он пощелкал пальцами, обтянутыми белоснежной лайковой перчаткой.

— Вечную жизнь, — тихо сказала Антигона. — Рай у подножия горы Аламут и сотню гурий.

— Ну разумеется!.. — просветлел лицом Алекс. — На меньшее они не размениваются.

— Охранника я могу взять на себя, — предложил майор.

— Нет, — мой рот открылся помимо воли. — Я сам.

— Увидэшь Джавдэта — не убивай. Он мой… — с кавказским акцентом процитировал Алекс. — Ты уверен, кадет? — это уже обычным своим голосом.