Сердце в гипсе - Катажина Грохоля

— Пистолет.

— У меня нет, — ответила я машинально.

— Столетний юбилей числа «пи» — это пистолет! — Тося посмотрела на меня как на недобитую интеллигентку. — А Якуб догадался. А вот еще. Отступление армии?

— Тося! — простонала я жалобно. — Только не сегодня.

— Драпировка! С тобой вообще ни о чем нельзя поговорить. Я иду спать. Адам куда-то уехал?

— На радио.

— Он ведь сегодня не должен был дежурить.

Тося взяла Сейчаса на руки и пошла к себе. Я выключила компьютер и набрала в ванну воды. Лето прошло. А ведь оно должно было стать для нас незабываемым, и я-то уж точно его никогда не забуду. Два дня, проведенных в Берлине, уничтожили все. Как же мне не беспокоиться?

Мужчина, который слишком часто исчезает из дома, не любит этот дом. Отчего это у Адама вдруг так много работы? Я легла в ванну и прикрыла глаза. Мне следовало бы ему все рассказать. Из маленьких недомолвок вырастают настоящие проблемы. Он, наверное, даже не предполагал, что я могу оказаться такой идиоткой. Это были наши общие деньги, а не мои, я не имела права так поступать. Я и в самом деле его избегаю, потому что всего боюсь. Ни к чему хорошему это не приведет. Так я и лежала в этой ванне, пока вода не стала холодной. Забралась в пустую постель, и мне стало ужасно грустно. Борис улегся на коврике, он уже не пытался влезть к нам в кровать. Наконец я, окончательно решив, что должна что-то предпринять, заснула.

— Мам, ты когда-нибудь считала, сколько за свою жизнь ты съела животных?

Тосин вопрос меня потряс. Она стала вегетарианкой, потому что Якуб не употребляет мяса. Безусловно, я не в состоянии посчитать всех съеденных мной животных, но результат был бы шокирующим.

— За последний год ты как ни в чем не бывало съела четверть небольшого теленка, стайку или две чудненьких пестреньких курочек, а про говяжьи бифштексы вообще лучше не вспоминать, — не отставала от меня дочь. — Ничего странного, что ты превратилась в токсикогенную мамашу.

— А картошка, съеденная мной, могла бы зацвести на площади в десять соток, если бы я ее посадила, а сахар, если бы я сыпала его на пол, а не в чашку, мог бы покрыть весь наш дом, — спокойно парировала я. — Я не могу винить за это своих токсикогенных родителей. Они не могут быть в ответе за все.

— Э-э-э, — пожала плечами Тося, — с тобой вообще серьезно не поговоришь. — И, вынув из холодильника зеленый хвостик сельдерея, начала его смачно грызть.

Я ответила на девятнадцать писем и устала до смерти, мне пора носить очки, и совершенно бессмысленно становиться вегетарианкой. Когда Адам узнает, что я наделала, он просто уйдет. Позвонила Уле, она обещала зайти вечером. Но пришла немедленно. Для настоящей дружбы важна твоя душа, а не ошибки в питании. А моя душа, прикрытая лишними килограммами, рыдала. Уля вопрошала меня с изумлением:

— При чем здесь полкоровы?

— Не половина, а четверть. Я причастна к убийству, принимаю активное участие в уничтожении, перерабатываю живых птичек на бедрышки с ананасом, и должен был настать тот момент, когда мне кто-то откроет на это глаза.

— Ты хочешь стать вегетарианкой? — догадалась Уля. — Если я правильно тебя поняла.

Не знаю, кем яхочу стать. А становлюсь одинокой женщиной. Обманула мужчину, которого люблю...

Уля не понимает меня. Никто меня не понимает. Так будет всегда. Что из того, что я не одна, если это может произойти каждую минуту? Моя собственная дочь, и та пытается что-то изменить в своей жизни, а мне не под силу даже маленький решительный шаг.

Уле тоже живется несладко. Мы решили включить телевизор. На экране сплошь стройные женщины. Которые стирают в самых лучших порошках. Пользуются самыми тонкими прокладками. Чистят и без того белоснежные зубы. Ставят пятна, проливая на себя и на окружающих разные соки, а потом изящно потягиваются возле стиральных машин. Или возле холодильников. Или подают мужьям масло, которое красиво мажется на хлеб. Или едят что-нибудь легкое, содержащее всего две калории. Или в мини-юбочках подают пиво. На длинных, стройных ногах. Прыгают с парашютом, а ведь они могли бы и без парашюта плавно парить в воздухе, потому что они невесомы. Мы выключили телевизор.

Уля протянула руку к вазочке и захрустела соленым орешком — миллион калорий. Взяла и я.

— Вот видишь? — сказала я ей.

— Вижу, — ответила Уля. — И знаешь что? Я бы не хотела, чтобы моя жизнь свелась только к этому. И тебе бы посоветовала заняться чем-нибудь другим.

Но чем? Чем все-таки? Хищением? Мошенничеством? Пачкать и стирать? Переодеваться и разносить алкоголь? Жевать самую лучшую резинку — при условии, что талия у тебя пятьдесят три сантиметра? Так ведь это все не для нас!

— Знаешь что? — Уля начала рассуждать вслух. — Какие же мы с тобой идиотки. Верим рекламе. Вот в чем беда. Если бы ты не смотрела телевизор, была бы счастливой, незакомплексованной женщиной. Подумай, кто пропагандирует голодание? И богатство, которое важнее всего?

Одно я знала точно — это не я.

— А между тем, — у Ули заблестели глаза, — речь идет вовсе не о том, чтобы выглядеть именно так!

Разве?! Это весьма любопытная теория, которая, увы, не подтверждается практикой.

— А о чем?

— Грубо говоря, о том, чтобы быть счастливой. — И она отправила в рот следующий орешек. — А ты видела, чтобы хоть один толстый человек был счастлив?

О мошенниках-толстосумах я и вспоминать не хочу.

— Я знаю одну манекенщицу, которая рассказывала, что уже семь лет сидит на диете, но их карьера скоротечна, а значит, когда-нибудь, в будущем, она наконец-то сможет нормально питаться. Ты бы хотела так? Худоба нужна для того, чтобы делать счастливыми других, — жизнерадостно продолжала Уля. — А жизнь состоит в том, чтобы стать счастливой самой. Тогда и другим жить лучше.

Доела орешки и ушла.

А я снова принялась подводить годовой итог, оставив в покое статистику, коров, курочек и сахарные комбинаты. Несомненно, я выгляжу так, как оно есть, правда, стала на год старше. Дружу с Улей. Есть Адам. Я люблю его. Тося взялась за ум. Я связала две кофточки на спицах, божественные. Радовалась, когда Ева купила машину, и плакала, когда Марту бросил мужик. Бессчетное количество раз встречалась со своими друзьями. Звоню родителям. Не так уж и плохо.

— Не так уж и плохо! — повторила я вслух.

— У тебя все не так уж хорошо. — Тося бесшумно, как дух, появилась в комнате, я абсолютно этого не заметила. — Не пытайся делать вид, что у тебя все отлично, мамочка. Я дам тебе классную диету. После нее хочется жить и радоваться. А кроме того, муся, сделай что-нибудь с волосами. Давай я поставлю тебе компресс из рыбьего жира.

— Завтра, — скривилась я. — Да и вообще, польза от него какая-нибудь будет?

— Это из твоей базы данных! Ну тогда другое дело.

Скучаю по нему

Наверное, прохудился мешок со скверной погодой. Уже неделю льет дождь, Адам на целых шесть дней укатил в командировку в Кельце! Это несправедливо, потому что чаще его нет, чем он есть. А может быть, это самый подходящий момент — отсутствие мужчины дома, — чтобы на что-то решиться. И я приняла решение. Во-первых, само собой разумеется, эти проклятые овощи. Во-вторых, день без стресса. В-третьих, минимальный уход за своей внешностью — компрессик на голову из рыбьего жира с лимоном, — нет ничего лучше старых рецептов. А вот потом, когда я похорошею, побеседую с ним. Сознаюсь во всем. Я взяла отгул в редакции, чтобы поработать дома. Больше успею сделать. Тут вам, пожалуйста, и рабочий день не нормированный, и голодать можно, сидя за компьютером с намасленной головой. Почему бы и нет? После завтрака. На завтрак — чай без сахара. А там уже и обед. На обед — две отварные морковки, тертый сельдерей, зеленый салат — без ограничений — с ложкой оливкового масла. Без соли. Фантастика. Зато негазированная вода в огромных количествах. Извольте. Я приступаю. Четыре пузырька рыбьего жира, лимон, витамин Е. Полиэтилен на башку. Усаживаюсь перед компьютером. Но! Через четыре недели я стану неотразимой! Сброшу килограммов восемь, волосы приобретут блеск и так далее. Тогда, даже если я обо всем расскажу Адасику, его сердце растает, как кусок масла на сковородке. Он подумает: «Ютка такая красоточка, не беда, что наделала глупостей. Ведь я другой такой не найду». Хотя с другой стороны, этого вполне достаточно, чтобы он ушел.

Мне захотелось пить. В холодильнике — ни капли воды без газа. Пожалуй, я бы даже удивилась, если бы она там обнаружилась, потому что я ее не покупала. И ни единой морковки. Вернее, морковь там была, но заплесневела, бедняжка. Даже не помню, когда я ее купила. Может, Адам из вредности подложил мне ее в холодильник? Выбросила. Пленка сползает с головы. Поправила. Захотелось есть. Я выпила полстакана воды из-под крана. Ядовитая гадость. Села за работу. Поставила рядом стакан с отравой и поудобнее устроилась в кресле. С волос капало. Маслянистые струйки ползли за шиворот.