Леди удачи. Все пути… - Марина Белоцерковская

Ксави, поджав губы, старательно раскладывала пасьянс. Карты ложились совершенно фантастическим и гадостным образом, суля собрать в казенном доме перед дальней дорогой шесть королей, четыре дамы и пять валетов, чему не следовало удивляться, если учесть, что Ксави тщательно стасовала вместе полторы колоды.

Джоанна с четверть часа следила за дикими манипуляциями подруги, не описанными ни в одном учебнике пасьянсов, затем грустно вздохнула и сказала Шеффилду:

— Том, напомни мне завтра, чтобы я заказала у молочницы на два литра молока больше, чем обычно.

Том вопросительно глянул на нее:

— Это зачем?

— Литр — за вредность, остальное — на завтрак. Пока хватит. А вернется Нэд, — придется за вредность брать еще два.

— Когда вы возвратитесь, месье Бежаре? — крикнул привратник низенькому человечку, садящемуся в дорожную карету.

— Не знаю, — отвечал тот. — До Монтелимара дней пять пути, но я не буду спешить. Не так часто удается съездить на юг.

— Будьте осторожны! Говорят, на юге сейчас неспокойно.

— Да? — пробормотал Бежаре и философски добавил: — А впрочем, где сейчас спокойно?

Карета от посольской резиденции направилась по дороге на Дижон. Через несколько минут следом за ней по той же дороге проскакал великолепный мекленбургский жеребец, легко неся на себе всадника гигантского роста и мощного телосложения. Нэд Волверстон во Франции был впервые, но цепкая память моряка не подвела его и на этот раз. Перед глазами всплыла старательно изученная карта.

— Монтелимар… — пробормотал он. — Южней Лиона, северней Авиньона. Бежаре направился через Дижон — вот и славно. А я рвану через Невер. День не день, а часов пять выиграю, — и повернул на Фонтенбло.

Внезапно Нэд услышал громкий басовитый лай и, обернувшись, увидел, что его догоняет увесистый бело-рыжий снаряд.

— Крошка! — возмутился Нэд. — Это что еще за явление?

Пес сделал «круг почета» и сел у стремени, выражая полную готовность двигаться дальше.

— Крошка! Не мешай. Иди домой!

Крошка заскулил с притворно-жалобным видом, хитро косясь при этом на Волверстона.

— Домой! — прикрикнул Нэд.

Пес энергично замотал головой так, что захлопали уши. Волверстон расхохотался:

— Ну, черт с тобой, уговорил! Тогда вперед! — и пустил коня в галоп.

Крошка радостно гавкнул и понесся следом.

Спустя четыре дня в монтелимарский кабачок «Дубовая ветка» ввалился верзила лет тридцати в сопровождении огромной лохматой собаки и, рухнув за ближайший к огню стол, заорал на плохом французском:

— Хозяин! Поесть и выпить мне и моему другу!

Все присутствующие оглянулись на шум, и при виде этой странной пары мало кто удержался от улыбки. Однако нахмуренные брови человека и грозные клыки собаки отбили всякую охоту насмехаться, а потому все вернулись к своим занятиям к вящему удовольствию Нэда. Волверстон вплотную приступил к уничтожению огромной отбивной, не забывая, однако, посматривать по сторонам.

В кабачке было довольно людно, несмотря на ранний час. Основную массу составляли крестьяне, привезшие на рынок мясо и зерно, солдаты и мелкие ремесленники. В углу сидела и тихо переговаривалась небольшая группа людей в белых рубахах поверх одежды.

Внезапно раздался шум, перекрывший обычный гул кабачка. В зал ворвались солдаты. Их командир — крупный краснолицый капитан, указывая на людей в белом, заорал:

— Вот они! Именем короля, вы арестованы!

Люди в белом повскакали на ноги, выхватывая оружие.

— Взять их! — крикнул капитан.

— Попробуйте! — высокий юноша в белой рубахе поднял шпагу над головой. — Вперед, братья! Равенство и братство!

Началась буйная потасовка. Силы противников были приблизительно равны, так как к повстанцам примкнули сидевшие в кабачке крестьяне и ремесленники. Под оглушительный аккомпанемент пальбы, визга женщин, проклятий и стонов в воздухе носилась мебель и кухонная утварь. Оружием служили столы, лавки, сковородки — в общем, всё, что могло вывести из строя боеспособного человека. В ход шли даже соль, перец и другие приправы, коими изобиловала монтелимарская кухня.

Во время всех этих боевых действий Нэд, провожая глазами проносящиеся мимо предметы, невозмутимо поглощал мясо и вино, здраво рассудив, что желудок — прежде всего. Но вдруг мгновенно наступившая тишина заставила Волверстона оторваться от трапезы. А произошло вот что: капитан, сражавшийся с юным предводителем повстанцев, сломал шпагу. Оставшись безоружным, он схватил за руку совсем еще молоденькую девушку, испуганно съежившуюся на лавке, и, прикрывшись ею, поднес к ее голове заряженный пистолет.

— Одно движение — и я выстрелю! — предупредил он.

Повстанцы замерли. В это мгновение солдаты схватили предводителя и его друзей. Капитан отбросил пистолет и развернул пленницу лицом к себе.

— А ты мне нравишься! — с гаденькой ухмылкой сообщил он и рванул на ней платье.

Этого душа Волверстона вынести не смогла. Допив последний глоток, он подошел сзади к капитану и опустил ему на голову свой увесистый кулак. Раздался громкий хруст, и мерзавец рухнул со сломанной шеей. В этот момент предводитель повстанцев вырвался из рук солдат. Потасовка вспыхнула с новой силой, и перевес оказался на сей раз на стороне «белых рубах» благодаря кулакам Нэда и клыкам кинувшегося на помощь хозяину Крошки. Через несколько минут все было кончено, и сильно поредевшее воинство позорно удалилось, унося убитых и раненых.

Предводитель повстанцев подошел к Нэду.

— Жан Кавалье! — представился он и взял за руку еще всхлипывающую девушку. — Моя сестра Жаклин. Поблагодари этого славного парня, дитя мое!

Девушка, придерживая разорванное платье, подошла к Нэду.

— Спасибо, месье! — прошептала она и, встав на цыпочки, чмокнула Волверстона в небритую щеку.

— Гм! — растерянно крякнул Нэд.

За бутылкой доброго бургундского текла неторопливая беседа. Волверстон вкратце рассказал о себе, не вдаваясь в подробности, и теперь внимательно слушал Жана Кавалье.

— Мы, камизары — «белые рубахи», хотим, чтобы во Франции на тысячу лет воцарилось равенство и братство, и мы добьемся своей цели, чего бы это ни стоило. У нас много единомышленников в Лангедоке и уже здесь, в Провансе. Даже некоторые дворяне поддерживают нас. Да-да, мой друг, вы еще о нас услышите! Но скажите мне, ради Бога, как вы… м-м-м… нормандец, не так ли?.. Как вы, нормандец, очутились тут, в Монтелимаре?