Товарищ император - Ольга Тонина

Вечерами в лагере устраивали так называемые «дискотеки». А проще говоря – танцы. Правда, это сильно отличалось от тех собраний и приёмов, к которым княжна привыкла у себя в Петербурге. Под громкие, иногда просто невыносимо, звуки, доносящиеся из здоровенных «колонок», северяне собирались в круг и делали ритмичные, на манер марша инфантерии, движения руками и ногами, иногда выкрикивая при этом «полный синхрон»! И когда этот неведомый ей «синхрон» достигался, почему одобрительно хлопали друг друга по плечам и радостно кричали. Сама Катерина во время таких «дискотек» отсиживалась в сторонке, вместе с немногими бедолагами, попавшими в лагерь не по зову сердца, как она, а по настоянию своих папенек и маменек, вовремя почуявших перемену ветра. А ещё у северян были так называемые «медляки», когда девочки буквально повисали на кавалерах, налегая на их тела всеми своими выпуклостями. Но никто и никогда из великороссов, как называли приезжих из Империи, не решался танцевать вместе с северянами. Впрочем, одна подруга у неё из Мурманска была. Невысокая, по-крестьянски широкобёдрая, но с удивительно тонкой талией, которую можно было обхватить двумя ладонями, девочка-ровесница по имени Татьяна Лютикова. Поразило же и познакомило их то, что произошло в первый же вечер приезда в общей девичьей спальне. Северянка, после того, как прозвучал сигнал «Отбой», не сразу улеглась спать, а устроилась прямо на тонком коврике возле кровати и начал выделывать со своим тело нечто необыкновенное: загибала ноги за шею, становилась на голову, закладывала руки таким образом, что было просто невероятно! Катерина даже приподнялась на локте при виде такого. Наконец девочка закончила, сбросила с себя одежду и забралась под грубошёрстное одеяло.

– Э… Сударыня, а что это было?

– Где? Недовольно буркнула северянка в сторону приставучей петербуржки.

– То, что вы сейчас делали?

– А, отвянь. Обычная йога.

– Йога?!

Про йогов Катерина читала в журнале «Вокруг Света». Там описывались невероятные чудеса, которые умели делать индийские факиры: глотали огонь и стекло, спали на гвоздях, давали себя закапывать в могилы и вылезали из них через месяц живёхонькими, поэтому глаза у неё расширились до невероятных пределов, напоминая плошки.

– Настоящая?! Индийская?! Та вдруг дёрнулась:

– Ты знаешь?!

– Читала…

Так вот они и подружились на почве любви к заморской стране. И теперь единственным человеком, к которому Катя могла обратиться за помощью, была её северная подруга. Выслушав проблему, Татьяна усмехнулась своей загадочной улыбкой и сказала, что горю можно помочь, но придётся много заниматься, и теперь каждый вечер они убегали на ночной пляж, где было огорожено место для купания, и там северянку учила петербуржку мурманским танцам. Всё оказалось проще простого. Скажем, кадриль или мазурка были куда как сложней, главное было уловить ритм. Хуже пришлось с «медляками». При мысли, что сейчас она навалиться своей грудью и бёдрами на мужчину, Волконская едва не впадала в ступор. Но старшина требовал мести! Княжна не прощала обид! И стиснув зубы, она раз за разом рубила руками воздух, переминалась с ноги на ногу, обнимала Татьяну в медленном танце. И, наконец, час мести пробил. Они начали готовиться уже с самого утра. После завтрака, поскольку была суббота, никаких занятий не было, и можно было вволю купаться и загорать, несмотря на странности этого обычая. Екатерина, отчаянно краснея, впервые облачилась в северный раздельный купальник. Это было всё равно, что выйти голой на приём в Зимнем. Но… Месть требовала! И она, вдохнув сквозь плотно стиснутые зубы воздух полной грудью, решительно толкнула прочь дверку кабины для переодевания…

При виде её вначале один, потом другой, третий… Северяне застывали на месте, разинув рты, теряя дар речи. Волконская с независимым видом проследовала к лазурной воде осторожно, на манер северных девушек, потрогала ногой воду, а потом, сверкнув на солнце стройными ногами, с размаху бросилась в море…

– Молодец, Катюха! Твой то глаз отвести не может!

Слова подплывшей к ней Татьяны воодушевили девушку, и она, забыв обо всём, решительно предалась всеобщему веселью. После купания все стали играть большим мягким мячом в волейбол. Волконской, как отличной спортсменке, имевшей только твёрдые «двенадцать» по верховой езде и лаун-теннису, эта нехитрая забава далась очень легко. Главное – не дать мячу упасть а землю, и всё. А ещё она неожиданно почувствовала, что её всё это начинает нравиться. Но главное – скорее бы вечер. И вот…

– Ну, поехали, подруга!

Татьяна слегка подтолкнула её вперёд. Над деревянной площадкой раздались первые аккорды «Бамаламы» «Беллы а Покью». Затем пропитой женский голос завопил: «Бама-Лама, о…» Ритм – это удар барабанов. Шаг, второй, третий. Резкое движение бедром, как показывала подруга, лёгкий изгиб талии в такт бешеному ритму… Успеет ли она за ним? Успеет. Фу, даже, как вульгарно, пот на лбу выступил… Но, чёрт побери, а ведь ей это на самом деле нравиться! «Бама-лама!» Класс!!! Вырвалось у неё новомодное словечко. И подруга ободряюще улыбается и косит глазом чуть в сторону. Сама немного повернула голову – ага! Вот он, рядышком! Глаз не отводит! Ну я тебе припомню! Ты ещё попросишь у меня прощения…

Тишина. Кончилась мелодия. Ага, что-то там колдуют возле «Маяка». Так, один из северян берёт в руки микрофон:

– Белый танец! Ну, дождалась. Вперёд!..

Все, и северяне, и великороссы, затаив дыхании смотрели, как к Профессору идёт одетая по последнему писку мурманской моды девушка. Приблизившись, она чуть присела:

– Можно тебя?

– Ага…

Что будет?! В воздухе уже раздались первые аккорды бессмертного «Дома Восходящего Солнца», чуть ли не официального гимна лагеря… Княжна мило улыбнулась, и… Обняла парня совсем, как свои девчонки. Первый куплет, второй… Вот мелодия кончается. Несколько пар начинают расходиться. Профессор проводил партнёршу к месту, где сидели застывшие столбом остальные петербуржцы, и уже собираясь уходить к своим, буркнул:

– Может, погуляем сегодня? Вот он, час расплаты!

– Не хочу. После нарядов устала…

Лениво махнула рукой и зашагала в сторону спальни, оставив Профессора сжимать кулаки в бессилии, что-либо изменить…

* * *

Длинноволосая роскошная постоялица в гостинице «Россия» сразу же вызвала ажиотаж и у дежуривших в ожидании найма «проводника для экскурсии в горы» крымских татар, и у более серьезных людей Ялты. В том числе и иностранных гостей Крыма… А их было немало.

Крым, как выяснилось, был таким же «не резиновым», как и Москва. Но Ахмет этого не знал. Собственно говоря, он и не знал что такое резина, и для чего она нужна. Столько денег затрачено на новую куртку, а толку никакого! Эти приезжие русские женщины почему-то не обращают на него внимания. Одеты как-то непотребно. Денег нет. Еще пару недель и придется продавать или куртку или коня. Или… грабить этих приезжих! Не хотят тратить деньги – деньги нужно отнять. Приедут новые отдыхающие, которых он Ахмет заинтересует и своим конем и своей курткой. А ограбить приезжих проще простого – слишком много их сейчас в горах. Именно в горах. В городе его все знают. А в горах… все татары для этих, приехавших с Севера на одно лицо. Странно, что почему-то многие из северян называют татар гусарами. Или может быть собрать людей побольше, и выгнать тех, кто сейчас охаживает туристок у гостиницы «Москва». Сколько их там? Вроде не больше двадцати человек. … А если они пожалуются в полицию? Или может быть все же попробовать кого-то ограбить в горах? …Главное не наделать глупостей второпях…

Внезапно его внимание привлекла суета возле выхода из гостиницы «Россия»: одетая непривычно и бесстыдно, по местным меркам, дама, в коротком до ужаса платье, из-под которого торчали круглые мягкие даже на взгляд, коленки, проследовала по высокому крыльцу и, приложив руку к глазам, осмотрела стоящие возле заведения лёгкие ландо и коляски. Затем медленно, и почему-то развратно, спустилась вниз, прошествовала к одному из местных, что-то спросила. Восседающий на козлах джигит презрительно отвернулся и сплюнул, не удостоив бесстыжую даже взглядом. Ещё бы – подвези такую, и в городе ему не жить! Позор на всю оставшуюся жизнь: соседи всегда будут говорить, что это тот Махмет или Султан, который возил летом падшую женщину. Припомнят и детям его, и внукам, если, конечно, такие будут. Поскольку ни один уважающий себя мусульманин не отдаст за него свою дочь, какой бы огромный калым не был уплачен. Так что, северная шлюха, а никем другим та не могла быть, вряд ли найдёт себе кого-либо здесь… Ахмет вдруг сообразил, что это – ШАНС! Северяне славились своей щедростью! Так что… Тем более, что до его аула вряд ли дойдёт весть о его проделках! Он хлестнул украшенного ленточками жеребца, впряжённого в двуколку, и решительно направил свой экипаж по усыпанной крупным песком аллее к крыльцу: