Девушка, золотые часы и всё остальное - Джон Макдональд

Он едва уловил смысл следующей фразы Рене: мешало отчаянно колотившееся сердце. Что-то насчет ожидания, насчет того, что если им придется ждать всю ночь, то тогда, будет приказ или нет, они развлекутся с цыпочкой по очереди. Надо повременить, пока она проснется, чтобы объяснить ей, что от нее требуется. А теперь лучше сыграть на нее в карты.

Невидимая рука ослабла — Кирби облегченно вздохнул.

Рауль пожал плечами, зевнул и сказал, что он согласен. Раз уж Рене проиграл все свои наличные деньги, а заняться чем-то необходимо, они, так и быть, сыграют еще раз — на цыпочку, разделив ее на ставки.

Глаза Кирби наконец перестали слезиться после обидной экзекуции. Но ему казалось, что кончик носа стал величиной с бисквит.

Матросы пересели за кофейный столик и достали колоду карт. Тасуя карты, Рене взглянул на пленника и спросил:

— Как тебе удалось связать нас, парень?

— Мне помогли, — неопределенно ответил Кирби.

— Ясное дело. Какой-то газ?

— Что-то вроде того.

— Босс очень этим заинтересована. Она хотела, чтобы ты ей все рассказал.

— Сдавай, — сказал Рауль.

В наступившей тишине падающие на столик карты издавали слабый шуршащий звук. Что-то подсказывало Кирби, что часы по-прежнему должны находиться в правом кармане взятых на прокат брюк. Он чуть переместился в кресле, наклонил тело вправо и провел связанным локтем по карману. Под материей он ощутил округлую форму часов. Ему показалось даже, что он слышит звяканье цепочки о металл крышки.

— Э, только не умничай! — сказал Рене, встрепенувшись.

— У меня все тело затекло, — сказал Кирби смиренно.

Рауль перешел на грубый диалект африканских портовых городов.

Много Кирби по-прежнему не понимал, но общий смысл доходил до него. Не обращай внимания на этого жалкого клерка. Он слишком слаб, напуган и беспомощен, чтобы бояться новых осложнений.

Да, беспомощность, думал Кирби, — это самое ужасное. Чудесные часы могли бы находиться в миле отсюда, разницы никакой. Беспомощность давила на него, притупляла мысли, отнимала способность сосредоточиться на поисках какого-нибудь выхода. Кирби нисколько не сомневался что, заполучив его, Карла уже не выпустит добычу из своих хищных лап. Не поможет ни объявленный полицейский розыск, ни шум, поднятый вокруг всего этого дела. Она найдет деньги, чтобы прекратились розыски и утих шум. В любую минуту ему грозит оказаться на «Глорианне», где стеречь его уже будет команда из пяти человек — его и трех потерявших всякую надежду женщин. Вполне вероятно, что в эту самую минуту Бонни Ли, лишившаяся всей своей дерзости, рассказывает Карле о таинственной власти, о полученных им по наследству часах. Скоро они вернутся, отнимут часы, а затем, тихо, аккуратно проломят головы всем, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к этой тайне, и привязав каждому по камню на шею, сбросят их где-нибудь в открытом море.

Предчувствие неизбежности поражения отнимало все силы, столь необходимые для сопротивления, как отнимает их безнадежно смертельная болезнь. Только гордость еще взывала к продолжению борьбы. Настало время, подумал Кирби, когда я должен стать таким, каким меня хотел видеть дядюшка Омар, каким надеялся видеть. Или же постыдно капитулировать.

Он спросил себя, по-прежнему ли на месте «Санбим», оставленный у подъезда к дому. Естественно предположить, что его не тронули. Для Карлы Бонни Ли новое неизвестное в ее уравнениях. Но, чувствовал он, Карла необыкновенно быстро умеет приспосабливаться к неожиданным переменам обстоятельств. А тому, что он успел посвятить Бонни Ли во все детали дядюшкиного наследства, следует только радоваться. Так ей легче бороться с Карлой. Надо думать, у Бонни Ли хватит ума прикинуться полной дурочкой. Если у нее вырвется хоть малейший намек на осведомленность, Карла не успокоится, пока не вытянет из бедной девушки все, причем выбор средств для этого не затруднит ее ни на мгновение.

Если машина Бонни Ли все еще здесь, можно предположить и то, что и ключи от зажигания остались на месте.

Рене и Рауль о чем-то громко заспорили. Кирби прислушался. Рауль считал, что Рене его обманывает.

— Кстати, — громко произнес Кирби. — Насчет этих двадцати семи миллионов.

Оба они сразу повернулись к нему.

— Что такое?

— Скучно мне сидеть без дела и на вас смотреть. Может, возьмете меня в игру? Сыграем во что-нибудь втроем? На деньги.

— Откуда у тебя деньги? — усмехнулся Рене. — Все, что было, мы забрали и поделили. Тысячу двести.

Остальное, вспомнил Кирби, осталось под матрасом в квартирке Бонни Ли.

— Я могу дать вам расписку.

Рене с презрительной усмешкой посмотрел на него.

— И босс заплатит нам по твоей расписке, Винтер?

— Она — нет. Я — да.

— Ты уже ничего не сможешь делать.

Наступил решающий момент. Поражение было почти неизбежным. Веревки больно врезались ему в тело. Кирби улыбнулся.

— А разве вы не удивлены тем, что я так спокойно с вами разговариваю?

Тень неуверенности прошла по их лицам.

— Я видел множество дурачков, которых босс обвела вокруг пальца, сказал Рене. — Ты действительно ведешь себя иначе, чем они. Я уже давно понял, что ты попытаешься заключить с нами сделку. Но ничего у тебя не выйдет.

— Сдавай, — сказал Рауль.

— Заткнись. Винтер, я не понимаю, как ты можешь на что-то рассчитывать. Через три дня на борту яхты ты будешь шелковым, как овечка. Она оберет тебя до нитки, а потом еще немножко развлечется с тобой и выбросит вон. Не в твоих силах тут что-либо изменить.

— Сдавай, — снова сказал Рауль.

— Лучшее, на что может рассчитывать миссис О'Рурке — это войти со мной в долю.

— Обязательно передам ей это. Она изрядно позабавится.

— А я, думаете, не предполагал, что все может так обернуться? Деньги выдадут только по моей фотографии и по отпечаткам пальцев.

Рене недоуменно посмотрел на него.

— Отпечаткам пальцев?

— Да. Это нумерованные счета, конечно. Но только снять с них деньги можно лишь в моем присутствии. Шестьсот разных счетов в девяти странах.

Рене с минуту думал.

— Ну, а если ты помрешь? Кто получит деньги тогда?

— А никто. Если я не появлюсь в течение пяти лет, счета закрываются. А деньги передаются людям и учреждениям, которые я обговорил в каждом отдельном случае. Так что убивать меня вашему боссу нет ни малейшего смысла. Да и силой она от меня ничего не добьется.

— Она еще об этом не знает?

— Пока не знает. А когда узнает, ей придется обращаться со мной с превеликой нежностью. Со мной, с мисс Фарнхэм, мисс Бомонт, а также с мисс Олден.

— А что, если с ними уже обошлись не лучшим образом?

— Тогда мне придется уменьшить долю миссис О'Рурке — в качестве наказания за жадность и плохие манеры. Видишь ли, мой друг, со мной все будет в порядке, если, конечно, миссис О'Рурке — женщина разумная.

Рене наморщил лоб.

— Зачем же ты тогда мутил воду?

— А почему я должен с кем-то делиться? Но этот раунд выиграла она, и я готов принять ее в долю. На первое время этого достаточно, вы согласны?

Рене ухмыльнулся, разинув пасть, как зевающая собака.

— Половина от двадцати семи устроила бы меня до конца жизни.

— Я не буду играть на такие большие суммы, не надейтесь. Но сколько бы я ни проиграл, деваться мне будет некуда — придется расплачиваться.

— Она приказала не развязывать, — сказал Рауль, — сдавай.

— Мы можем держать его связанным, но так, чтобы он мог играть.

— Не нравится мне все это, — сказал Рауль.

Рене перешел на диалект и напомнил Раулю, что тот только что сам говоря о Кирби, толковал о его слабости и беспомощности. Деньги сами плывут в руки, убеждал он, а на цыпленочка они сыграют потом, отдельно. Рауль, пожав плечами, согласился.

Тогда Рене поднялся, подошел к Кирби и поднял вместе с креслом. Это была пугающая демонстрация силы. Перетащив через комнату, он поставил кресло перед кофейным столиком. От одного движения матросского ножа упали веревки, связывающие локти Кирби. Взяв другую веревку, Рене привязал левую руку Кирби к подлокотнику кресла, накинул петлю, довольно свободную, ему на шею и привязал веревку сзади к креслу. Хотя расправить наконец затекшие руки и плечи было приятно, Кирби скоро понял, что выиграл гораздо меньше, чем ожидал. Правая рука оказалась свободна, но как незаметно от этих двоих сунуть ее в карман и быстро перевести серебряную стрелку? Даже если ему удастся это сделать, он и в красном мире останется таким же беспомощным. Кирби достаточно хорошо представлял себе, в какой твердый кабель превратятся веревки.

— Все, что тебе нужно для игры — одна свободная рука, — сказал Рене. И положил двести долларов перед Кирби.

— Ты должен мне двести, приятель.

— Хочешь расписку?