Нарушители спокойствия (рассказы) - Харлан Эллисон

— Ваш долг, Гундерсон, сжечь это солнце, — Мудрила, этот с прилизанной прической телепат, попытался было придать своему голосу внушительный, командный тон — но потерпел позорный провал. Да, они бессильны перед этим человеком. Можно, конечно, его расстрелять — но что толку?

— Так что же вы намерены делать, Гундерсон? Что у вас на уме? — присоединился Бластер. — КосмоКом требует, чтобы Омало было сожжено. Собираетесь ли вы это сделать — или мы должны доложить о вас как о предателе? Ведь вы понимаете, что с вами будет по возвращении на Землю? Понимаете, Гундерсон? Понимаете?

Альф Гундерсон просто стоял и позволял алому румянцу Омало омывать его впалые щеки. Взгляд его стал, казалось, еще сосредоточеннее. Руки словно окостенели на выступе опоры — а костяшки пальцев побелели от напряжения. Он перебрал все варианты и наконец принял решение. Эти двое никогда не поймут, что выбранный им путь — самый трудный. Гундерсон медленно повернулся к псиоидам:

— Где здесь спасательная капсула?

Мудрила с Бластером вытаращились на него, и Пиротику пришлось повторить вопрос. Ответить они отказались — и Гундерсон, миновав их, вошел в кабину трубохода, чтобы добраться к нижним палубам. Побагровевший от злобы Мудрила зарычал ему вдогонку:

— Ты трус и предатель! Зажигалка паршивая! Гнусное непсиоидное ничтожество! Мы еще до тебя доберемся! Спасательную капсулу ты, конечно, забрать можешь! Но рано или поздно мы тебя найдем! Где бы ты ни оказался мы тебя отыщем!

Потом телепат сплюнул — а Бластер все пыхтел и тужился, но его страшная ментальная сила никак не действовала на Гундерсона.

Пиротик спустился по трубоходу и вскоре обнаружил спасательную капсулу. С собой он не взял ничего, кроме разбитой губной гармоники — и алого румянца Омало на щеках.

Почувствовав толчок отделившейся от корабля спасательной капсулы, заметив, как ее темно-серое пятнышко почти мгновенно исчезло в гиперпространстве, развалившиеся на релаксерах Мудрила и Бластер переглянулись.

— Войну придется закончить без него.

Бластер кивнул.

— А ведь он мог в один миг ее нам выиграть. Но взял и ушел.

— Думаешь, он смог бы? — Пожал тяжелыми плечами  Бластер .

— Он ушел, — с горечью повторил Мудрила. — Ушел! Трус! Предатель! Ничего-ничего! В один прекрасный день…

— Интересно, куда он направился.

— Да он бродяга по призванию. Космос велик. Он может направиться куда угодно.

— А ты это серьезно? Ну, что его найдут?

Мудрила тут же кивнул:

— Когда на Земле узнают, какой номер он выкинул, за ним начнут охотиться по всему космосу. В покое его ни на секунду не оставят, будь уверен. Его придется найти — ведь он представляет собой колоссальной силы оружие. И долго скрываться он не сможет. Его непременно найдут.

— Странный все-таки человек.

— Этот человек, Джон, владеет силой, которую ему не спрятать. Мы знаем, что он не способен ею управлять так как же он сможет ее спрятать? Рано или поздно он себя выдаст. Нигде ему не скрыться.

— Странно, что он сам решил сделаться беглецом. Ведь мог на всю оставшуюся жизнь обеспечить себе душевное спокойствие. А взамен выбрал…

Мудрила уставился на опущенные свинцовые щиты. В голосе его звучали горечь и разочарование:

— Рано или поздно мы его отыщем.

Корабль вздрогнул, меняя ход на обратный, — и скользнул назад в гиперпространство.

IV

Много разных небес подмигивало ему в ответ.

Менестрель сидел на вершине утеса — и ветер трепал его седые волосы, слегка похлопывая грязным подолом выпущенной из брюк рубашки.

С вершины утеса ему было видно, как земля покато опускается вниз — к сверкающей коже распростершегося там дракона — города, что лежал в чаше среди холмов. Дракона, притаившегося там, где когда-то росли буйные травы.

В этом тихом мирке, далеко от алого солнца, что пылало так ровно и ярко, Менестрель сидел и размышлял о множестве видов покоя. И понимал там, где нет мира, покоя никогда быть не может.

Потом взгляд его вновь обратился наверх — к мудрому и вечному прибежищу черноты. И никто не видел, как он подмигнул безмолвным звездам.

Со вздохом Менестрель закинул себе за плечи потрепанный теремин. Инструмент был переделан под переносной — оба стержня изогнуты, а силовой блок вделан внутрь и запаян. Справившись с теремином, Менестрель сразу же зашагал своей характерной