Очерки уголовного мира царской России - Аркадий Кошко

   Оформив все это дело, я вызвал последнего.

   - Ну, и привалило же тебе, братец, счастье!

   - А что такое, г. начальник?

   - Да бумажка-то твоя оказалась кладом!

   - Неужто, ваше высокородие?

   - Вот тебе и неужто! А ты за полсотни хотел отдать.

   - А много ли, дают-то за нее?

   - Шестьдесят пять тысяч рублей.

   - Шутить изволите, г. начальник?! - сказал Богданов, недоверчиво и грустно улыбнувшись.

   - Ну, брат, мне шутить некогда. Говорю тебе - 65 000, и деньги можешь получить хоть сегодня.

   - Господи! Да как же это так? Да с чего же это? Не может этого быть... Ваше высокородие! Жена, дети...

   Тут на радостях Богданов залепетал какой-то бессвязный вздор, вспотел, засморкался, затоптался на месте. Наконец, несколько успокоившись, он воскликнул:

   - Господи Ты Боже мой! Ведь счастие-то какое привалило!

   Вот недаром люди говорят, что незаконнорожденным удача. Ведь я, ваше высокородие, и есть незаконнорожденный, ведь я из воспитательного дома! Уж вы позвольте мне тысчонкой отблагодарить господина Урусова.

   - За что же ты будешь благодарить Урусова?

   - Да как же?! Ведь он меня арестовал!... Если бы не он - так я бы бумагу продал за полсотни, а то, пожалуй, еще пятерку, другую скинул!

   - Ну, это твое дело. Пиши прошение градоначальнику, и если он разрешит, то валяй!

   На этом мы расстались. Через неделю я услышал, что Богданов, получив деньги, открыл в Сокольниках большую мастерскую, переехал на новую квартиру и зажил честно, хорошо и счастливо.

   Через месяц примерно как-то ранним воскресным майским утром я очутился в Сокольниках для осмотра на месте жертв какого то дерзкого убийства. Исполнив эту грустную обязанность и подавленный виденным тяжелым зрелищем, мне захотелось отдохнуть душой. Дай-ка зайду к Богданову, решил я, полюбуюсь его новой и, как говорят, счастливой жизнью. Мне указали адрес, и я в одиночестве пешком побрел его разыскивать. Под указанным номером я нашел небольшой каменный домик, белый, приветливый, окруженный садом. Я вошел в калитку, постучался на крыльце.

   Сам Богданов открыл мне дверь и, завидя меня, радостно воскликнул:

   - Ваше высокородие, да вы ли это?! Вот не ждал не гадал!

   - Здравствуй, голубчик! Я, я самый и есть! Вот очутился в Сокольниках да и зашел взглянуть на твое новое житье-бытье.

   - Пожалуйте, пожалуйте! - засуетился он. - Настя, подь сюда, смотри, какого гостя нам Бог послал! - крикнул он жене.

   В дверях показалась высокая стройная женщина, в ярком пестром платье, в козловых полусапожках. Завидя меня, она улыбнулась широкой, приветливой улыбкой.

   - Вот, Настенька, наш благодетель, господин Кошкин. Я про них тебе рассказывал. Принимай и потчуй дорогого гостя!

   Затем он обратился ко мне:

   - Может, закусите? Водочки или сладкого винца откушаете.

   - Нет, спасибо, ничего я не хочу. Разве вот стаканчик чаю дадите. Пить хочется.

   - Сию минуту! Настя, согрей самоварчик, живо!

   Он повел меня в большую угловую комнату. Я огляделся. Кругом было опрятно и уютно. В углу под образами стоял стол, у стола стеклянная горка с позолоченной посудой, тут же виднелся мягкий диван, несколько стульев, вдоль окна висели белые кисейные занавески, на окнах зеленела герань, под потолком в клетке трещала канарейка. Из открытых настежь окон лился бодрящий запах черемухи.

   Не успел я хорошенько осмотреться, как Настя уже покрыла стол скатертью, поставила на него огромный черный поднос с ярко нарисованными на нем букетами, расставила чашки, а вскоре приволокла ведерный, ярко вычищенный, кипящий самовар. Откуда-то появился и воскресный сдобный пирог с малиновым вареньем.

   Меня усадили в почетный угол - под образа, рядом присел хозяин, а Настя, не садясь, принялась, потчевать.

   - Ну, что, - спросил я их, - довольны вы своей новой жизнью?

   Они словно ждали этого вопроса и, радостно волнуясь, перебивая друг друга, заговорили:

   - Да уж так довольны, так довольны, что не знаем, как и Бога благодарить! Ведь прежде часто тяжеленько приходилось - того не хватает, этого... Теперь же ни в чем недостатка нет. Опять таки и обращение людей стало другим. Прежде, бывало, зайдешь в лавку к нашему Степану Ивановичу Вахрамееву и стоишь, и ждешь, никто-то на тебя внимания не обращает. А теперь - и стул-то тебе подадут, и Настасьей Филипповной величают. Или иной раз в праздник соберемся с мужем в церковь, я в шелковом платье, муж в крахмале, при золотых часах, идем степенно, все нам шапки ломают, в церкви - расступаются, место дают. Словом - от всех одно уважение видим!

   С удовольствием слушал я эту бесхитростную исповедь счастливых людей. Доносившийся издали церковный звон как-то успокаивал душу. Сладкий запах черемухи клонил к дремоте, и невольно думалось: почем знать, быть может, эти люди и правы?

   Быть может, счастье человеческое, эта неуловимая "Синяя птица" не вьет своих гнезд ни в борьбе страстей, ни в достижениях ума, культуры и прогресса, а именно гнездится вот в этих скромных кисейных занавесках, в этой бесхитростной герани, в этом умиротворяющем колокольном звоне да в почтительных поклонах лавочника Степана Вахрамеева?!

Сыскной аппарат

   Быть может, читателю будет небезынтересно ознакомиться со структурой розыскного дела в прежней России.

   Изощренность преступного мышления, корыстные вожделения людей представляют из себя обширнейшее засоренное поле, и немало труда и терпения требуется для выкорчевывания этой человеческой лебеды, часто готовой буйным ростом своим заглушить любые полезные всходы. На сыскной полиции лежит обязанность не только раскрывать уже совершенные преступления, но, по возможности, и предупреждать их. Эта сложная программа требует, конечно, и соответствующей организации, каковую и попытаюсь описать, беря за образец Москву. Та же организация, помимо столиц, существовала и в провинции, являясь осколком первой и отличаясь от нее лишь масштабом.

   Вступив в должность начальника Московской сыскной полиции, я застал там дела в большом хаосе. Не было стройной системы в розыскном аппарате, количество неоткрытых преступлений было чрезвычайно велико, процент преступности несоразмерно высок. Я деятельно принялся за реорганизацию дела и, не хвалясь, улучшил его.

   При каждом Московском полицейском участке состоял надзиратель сыскной полиции, имевший под своим началом 3-4 постоянных агентов и целую сеть агентов-осведомителей, вербовавшихся по преимуществу из разнообразных слоев населения данного полицейского района. Несколько надзирателей объединялись в группу, возглавляемую чиновником особых поручений сыскной полиции. Эти чиновники ведали не только участковыми надзирателями и их агентами и осведомителями, но имели и свой особый секретный кадр агентов, с помощью которого и контролировали деятельность подчиненных им надзирателей. Чиновники и надзиратели состояли на государственной службе. Агенты и осведомители служили по вольному найму и по своему общественному положению представляли весьма пеструю картину: извозчики, дворники, горничные, приказчики, чиновники, телефонистки, актеры, журналисты, кокотки и др. Некоторые из них получали определенное жалование, большинство же вознаграждалось хлопотами полиции по подысканию им какой-нибудь казенной или частной службы. К этому прибавлялись даровые билеты в театры, по железным доро гам и т. п. Такого способа вознаграждения приходилось волей-неволей держаться в целях экономии - применение его давало возможность значительно увеличивать кадры агентов.