Возвышение Рима. Создание Великой Империи - Энтони Эверит

Рассматривая вопрос об истоках римского могущества, нельзя забывать о технической документации римлян, которая (наряду с их приверженностью к судопроизводству) является свидетельством их организованности и точности в любых действиях.

Конфликт между патрициями и плебеями приближался к своему завершению. Длительное противостояние привело к тому, что крестьянские хозяйства и небольшие поместья пришли в упадок, а их владельцы попали в долговую кабалу. В 287 году плебеи снова покинули Рим. На этот раз они перешли через Тибр и поднялись на Яникульский холм. Диктатор Квинт Гортензий принял некоторые экономические меры для смягчения сложившегося положения. В чем они состояли, мы не знаем, известен лишь один закон, принятый Гортензием. Теперь решения плебейского совета - этого официально установленного символа раскола и мятежа государства в государстве - приобретали силу закона. Наконец, плебеи получили то, чего они добивались в течение полутора веков. Длительное противостояние завершилось, и разделенный Рим объединился в единое целое.

Нельзя сказать, что это сразу привело к каким-то положительным сдвигам. Римляне не были теоретиками, это значит, что в системе управления они не хотели отказываться от прежних управленческих структур. Теперь у них стало четыре народных собрания: куриатные комиции (comitia curiata), существовавшие с эпохи царей (к I веку их полномочия сократились до подтверждения назначений на должности и утверждение усыновлений и завещаний); центуриатные комиции (comitia centuriata), выступавшие против бедноты, которые проводили выборы высших должностных лиц; плебейский совет (concilium plebis) и новое учреждение - трибутные комиции (comitia tribute), которые во многом походили на плебейский совет, однако их созывали консулы и преторы для принятия законопроектов. В трибутные комиции входило все взрослое население мужского пола, как патриции, так и плебеи.

Однако плоды победы оказались не такими, как ожидалось. Стало ясно, что разные фракции плебейского движения поддерживали не одни и те же интересы. Бедные слои стремились улучшить свое финансовое положение за счет народного собрания. Богатые плебеи, наконец, достигли своей цели. Они получили доступ на государственные должности и постепенно стали сотрудничать со своими бывшими врагами, патрициями. Возникла новая смешанная аристократия. Плебейские трибуны стали заниматься государственными делами, сотрудничать с сенатом и вместе с ним принимать законопроекты.

Такое положение дел можно расценивать двояко. С одной стороны, это было предательство интересов угнетенных и обездоленных. Простые люди могли голосовать по вопросам принятия законов и на выборах должностных лиц, но по установленным правилам им запретили участвовать в обсуждении и не допускали к рычагам исполнительной власти. Преуспевающая сенаторская олигархия приспособилась к новому политическому положению и оставалась у власти. Налицо был один шаг назад, два шага вперед.

С другой стороны, никто и не отрицал, что произошло примирение враждующих интересов, причем это случилось без всякого кровопролития. Греки, которые все больше и больше узнавали об этом новом агрессивном государстве в Центральной Италии, наблюдали за ним с некоторой ревностью, поскольку народ и аристократия в греческих городах-государствах привыкли устраивать друг с другом побоища, тогда как римляне решали все свои политические проблемы путем достижения хотя и болезненного, но компромисса.

В I веке до н. э. Цицерон вложил в уста одного из собеседников своего замечательного диалога «О государстве» следующее сравнение: «Наше государство создано умом не одного [как часто было в Греции], а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в течение нескольких веков и на протяжении жизни нескольких поколений». Один осведомленный греческий историк написал, что римляне добились у себя такой формы правления «не путем рассуждений, но многочисленными войнами и трудами». Они были полными прагматиками.

После кельтского вторжения латины попытались освободиться от римского господства. Латинский союз распался. Какое-то время его участники сохраняли самостоятельность, но в 358 году Римская республика восстановила свое господство. Союз восстановили, но теперь его структура была несколько иной. Главнокомандующего больше не выбирали попеременно от римлян и латинов. Теперь его полномочия исполняли два претора, которые подчинялись римским консулам.

Латины очень возмущались тем, что их рассматривали не как партнеров, а как подчиненных, и в 341 году это возмущение переросло в вооруженное выступление. Военная кампания длилась четыре года. В 340 году консулами стали известные люди. Один из них, Тит Манлий, некогда убил в сражении рослого кельта и снял с него ожерелье, за что и получил прозвище «Торкват» («Ожерельный»), Он отправил на разведку во все стороны несколько конных отрядов и строго-настрого запретил им вступать в сражения. Командиром одного из таких отрядов был его сын Тит. Юноша со своими людьми оказался около самого вражеского лагеря, чуть не на бросок дротика от ближайшего сторожевого дозора. Здесь его осмеяли неприятельские тускуланские всадники, а их командир вызвал его на поединок. «Исход поединка покажет, насколько латинский всадник превосходит римского!» - воскликнул он.

Кровь бросилась ему в лицо, и, забыв о приказе отца, Тит ринулся в схватку, совершенно не задумываясь об ее исходе. Остальные всадники разошлись по сторонам, словно ожидая представления. Противники бросились друг на друга, выставив копья. Копье Манлия прошло над шлемом его противника, а тот и вовсе промахнулся. В результате второго столкновения Тит попал копьем между ушами коня тускуланского всадника. От боли конь встал на дыбы и сбросил своего наездника. Пока он пытался встать на ноги, Тит вонзил ему копье в шею, так что оно вышло через ребра и пригвоздило его к земле. На этом короткий поединок завершился.

Тит вернулся обратно в свой лагерь, окруженный своими восхищенными спутниками. Он с гордостью преподнес отцу доспехи сраженного им врага. Консул резко отвернулся от сына и приказал трубить общий сбор. «Тит Манлий, не почитаешь ты ни консульской власти, ни отчей, - сказал он, - если подлинно нашей ты крови, ты не откажешься, верно, понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине. Ступай, ликтор, привяжи его к столбу».

Затем последовал удар топора, и из разрубленной шеи хлынула кровь. Воины застыли от ужаса. Однако после этого многие отмечали, что все стали тщательней исполнять сторожевую и дозорную службу и менять часовых. Казнь Тита Манлия по приказу его отца стала одним из самых известных примеров высокоморального поведения в истории Рима. Она перекликается с тем, как действовали Брут и Вергиний. Подобные примеры служили напоминанием того, что отец имел полную власть над своими детьми вплоть до решения вопроса об их жизни и смерти и что доблесть (virtus) превыше родительской любви.

Вскоре произошел еще один незабываемый случай самопожертвования. Случилось так, что перед консулами, Манлием и его товарищем Публием Децием Мусом, предстал человек гигантского роста и сказал им, что если один из командующих армии обречет себя в жертву богам во имя разгрома неприятельской армии, то его сторона выиграет предстоящее сражение. Вскоре после этого пророчества началось сражение у подножия горы Везувий. Как обычно, перед началом битвы от имени каждого консула принесли в жертву животных. Этрусский жрец внимательно рассмотрел печень жертвы в поисках какого-нибудь отклонения, которое свидетельствовало бы о неудовлетворенности богов. Жрец сказал, что жертва Манлия дает хорошие предзнаменования, однако по поводу жертвы Деция он отметил, что у нее как раз на благоприятной стороне верхний отросток печени поврежден. При этом во всем остальном боги приняли жертву.

«Что ж, - сказал Деций, - раз товарищу моему предсказан благополучный исход дела, значит, все в порядке». Войска двинулись в бой, при этом Манлий вел правое крыло, а Деций - левое. Противники сошлись в схватке, и римляне, не выдержав натиска, отступили. В этот тревожный момент Деций позвал жреца из коллегии понтификов, который был призван для совершения религиозных обрядов в армии и сказал ему: «Нужна помощь богов, и ты, жрец римского народа, подскажи слова, чтобы этими словами мне обречь себя в жертву во спасение легионов».

Жрец сказал ему облачиться в пурпурную тогу и покрыть ею голову, а затем одной рукой под тогой коснуться подбородка и, став ногами на копье, произнести следующее: «Янус, Юпитер, Марс-отец, Квирин [имя божественного Ромула], Беллона [богиня войны], Лары [домашние и семейные божества], божества пришлые и боги здешние, боги, в чьих руках мы и враги наши, и боги преисподней, вас заклинаю, призываю, прошу и умоляю: даруйте римскому народу квиритов одоление и победу, а врагов римского народа квиритов поразите ужасом, страхом и смертью. Как слова эти я произнес, так во имя государства римского народа квиритов, во имя воинства, легионов, соратников римского народа квиритов я обрекаю в жертву богам преисподней и Земле вражеские рати, помощников их и себя вместе с ними».