Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится - Александр Александрович Гоноровский

что всё будет хорошо… А далеко до Одессы? – спросила у Фролки.

– Одной ногой, как говорится, уже в ней, – ответил тот.

Каролина с улыбкой взглянула на Бошняка.

– Может, и правда повернём?

Лес закончился, и воздух над трактом наполнился странным звоном, будто где-то далеко впереди из ящика в ящик пересыпали тяжёлые гвозди.

Каролина перестала улыбаться. Звон нарастал.

Впереди тянулся неровный строй каторжан, слышались окрики конвойных. Фролка недоумённо поглядел на Бошняка. Тот кивнул в сторону этапа:

– К ним держи.

Бошняк повернулся к Каролине. От его взгляда ей стало неловко.

– Вы знали подполковника фон Пелена? – спросил Бошняк.

Каролина высвободила руку.

– Как же? Фон Пелен. С Пестелем дружен был, – продолжил Бошняк. – На Кавказе с капитаном Ушаковым воевал. В свите государя Александра Павловича до самой его кончины состоял.

– Не помню! – сказала Каролина.

– Очень хочется, чтобы и он вас не вспомнил, – заметил Бошняк.

Скрипели рессоры. Вокруг, перекрывая кандальный звон, оглушительно стрекотали кузнечики.

– Отпустите меня, Саша, – посоветовала Каролина. – Отпустите меня сейчас. Это нехорошо – обманом везти.

Измождённые, покрытые щетиной колодники волочились по тракту, гремя цепями. Они шли всего лишь пару часов, но дорога уже съела их мысли и надежды.

Бошняк поднял руку.

Охранники дали этапу приказ остановиться. Подбежал рябой охранник с густыми рыжими, похожими на щётку усами. Бошняк развернул перед ним бумагу с печатью.

– Фон Пелен в твоей партии, братец? – спросил.

Охранник повернулся к каторжникам, стал высматривать.

– Пелен! – крикнул. – Подь!

Из толпы выделился щуплый человек с узким лицом и взлохмаченными светлыми волосами. Гремя кандалами, он неловко подошёл к повозке, взглянул на Бошняка.

– Присаживайтесь, Михаил Дмитриевич, – проговорил Бошняк. – Отдохните.

Фон Пелен посмотрел на охранника. Тот кивнул.

Звеня цепями, фон Пелен забрался в экипаж, поклонился Каролине.

– Позвольте представиться, – сказал Бошняк. – Бошняк Александр Карлович. Мы могли встречаться с вами в Одессе.

– У вас не найдётся тряпицы? – спросил фон Пелен. – Кандалы ноги трут.

Каролина взглянула на сочащиеся кровью щиколотки, не стесняясь, задрала подол платья и оторвала от нижней юбки два лоскута.

– Ну что вы, Каролина Адамовна, – сказал фон Пелен. – Право, не стоит.

Он принял тряпьё и стал неумело подтыкать его под железные скобы.

– Нам подвод не подогнали, – сказал, морщась от боли. – Говорят, на следующем постоялом дворе… подводы. Вот и идём.

– Позвольте мне, – опустившись на колено, Каролина принялась бережно обматывать лоскуты вокруг ног фон Пелена.

Каторжники, как гуси, вытягивали шеи и смотрели на преклонившую колени даму.

– Вы ещё похорошели, – сказал фон Пелен. – Казалось бы, невозможно боле…

– У меня будет ребёнок, – сказала Каролина, продолжая обматывать ему ноги. – От графа Витта.

– Прекрасная новость, – сдержанно проговорил фон Пелен. – Передайте ему… Впрочем, что ему можно передать?

Он с любопытством поглядел на помрачневшего Бошняка.

– О чём спросить собирались?

Бошняк не ответил.

– Александр Карлыч… – окликнул фон Пелен.

Бошняк поднял глаза.

– Что можете сказать о капитане Ушакове? – не сразу спросил он.

– Дмитрий Кузьмич – герой Кавказа, – сказал фон Пелен. – Недюжинной смелости человек. Воевал лихо. На зачистках хорош был. Анну на шею получил.

– Были в приятельских отношениях?

– Нет, – сказал фон Пелен. – Он и до ранения товарищей не держал.

– Как он пулю получил? – спросил Бошняк.

– Унтер-офицера из-под огня вынес.

– Фамилию унтер-офицера помните?

Фон Пелен покачал головой:

– Не при мне было. Но он его уже мёртвого вынес. Без головы. Говорю вам – чудной человек.

– Довелось ли вам общаться с Ушаковым после ареста вашего?

Фон Пелен с улыбкой посмотрел на него.

– Я в тюрьме пребывал, – проговорил он. – Да и сейчас занят.

Каролина закончила перевязку и села.

– Виделись вы с Каролиной Адамовной в Таганроге в последние дни государя Александра Павловича? – спросил Бошняк.

Стало заметно, что фон Пелен удивлён вопросом. Было неловко говорить о даме, да ещё в подобном тоне и в её присутствии.

– Я был отправлен в Москву с поручением за три недели до кончины государя, – наконец сказал он.

– В вашей тюремной переписке с Пестелем, – сказал Бошняк, – упоминается некая К.С. и какое-то дело.

Но фон Пелен уже пришёл в себя.

– Всё это эхо мятежное, Александр Карлович, – легко проговорил он. – Где кровью откликнется, где слухом… – фон Пелен кивнул на каторжников, – а где – звоном. И катится себе… Нешто эхо поймать можно? К.С. – это просто инициалы. Просто человек, которого мы знали с Павлом Ивановичем в лучшие времена.

Фон Пелен поднялся.

– Премного благодарен за перевязку, Каролина Адамовна, – сказал он. – Прощайте-с.

Фон Пелен осторожно спустился на землю.

– Следствие закончено, Александр Карлович, – в лице фон Пелена было спокойствие и ожидание тяжкого пути. – Одно могу пообещать, – фон Пелен посмотрел на Каролину ясными глазами, – что все тайны свои, вольные или невольные, унесу с собой в могилу.

Фон Пелен хотел увидеть в Каролине любой самый незначительный знак понимания его слов. Но она смотрела поверх его головы – туда, где сидели каторжники.

– Достойный ответ, Михаил Дмитриевич, – нарушил молчание Бошняк. – Большего мне от вас и не требуется.

Фон Пелен опустил глаза, согласно кивнул.

Бошняк наблюдал, как он ковыляет в поднимающийся с земли строй.

– Шагу! – крикнул конвойный.

Кандалы зазвенели в такт, этап двинулся и вскоре пропал, оставив Каролину и Бошняка на пустом тракте.

– Поворачивай! – сказал Фролке Бошняк.

Тот угрюмо оглядел поле, натянул вожжи, развернул двуколку, хлестнул лошадей. Экипаж, скрипя промазанными дёгтем осями, побежал.

– Давно беременны? – спросил Бошняк.

– Это вас совершенно не касается, – ответила Каролина.

До заставы молчали. Когда проехали сосняк и за полем показался полосатый шлагбаум, Фролка тихо проговорил:

– Ну слава тебе господи, добрались.

– Вас было трое, – сказал Бошняк. – Трое, кто должен был отравить государя Александра Павловича во время его пребывания Таганроге. Вы. Фон Пелен.

– Отчего же фон Пелен? – спросила Каролина.

– Пестель не стал бы писать записку непосвящённому. А посвящены, уверен, были только исполнители. В таких делах нельзя доверяться многим. Но был ещё третий, имя которого я не знаю. В записке к фон Пелену Пестель написал: «Я не буду упоминать и К.С., – Бошняк сделал ударение на «и», – среди имён заговорщиков…» Следовательно, им был известен ещё один участник дела. Три исполнителя. Видимо, каждый должен был действовать независимо, на свой страх и риск.

Будочник открыл шлагбаум и, выпрямившись в струну, замер.

– Вы правы, – спокойно сказала Каролина. – Ни я, ни фон Пелен не знали имени третьего. И фон Пелен действительно не мог отравить Александра Павловича.

Набежавший ветер смял поля соломенной, похожей на чепец, шляпки Каролины. Она придержала их, чтобы подробнее разглядеть лицо Бошняка.

– Во время аудиенции пузырёк с ядом был у меня в рукаве. До сих пор помню утомлённый болезнью благосклонный взгляд государя, – Каролина усмехнулась. – К нему на приём никогда не приводили содержанок. Граф Витт видел, как я взяла со столика чашку с отваром, чтобы передать её Александру Павловичу. Государь же смотрел больше на меня. Но в этот момент вытащить пузырёк не было никакой возможности, – глаза Каролины сверкнули. За этот тщательно скрываемый взгляд её и прозвали Демоном. – Может быть, кто-то упрекнёт меня в малодушии, но это был лишь твёрдый расчёт и понимание: если обнаружат меня, то остальные заговорщики уже не смогут подступиться к