Рубеж - Анатолий Рыбин

«Прав, конечно, комдив, что требует провести анализ учений. Нужно сделать это немедленно. Так вот сесть и разобрать все сложные повороты, спорные ситуации. Главное — не распыляясь, сосредоточиться на ракетном дивизионе, который, по существу, не имеет еще опыта. К тому же выявилась явная слабина ракетчиков в организации самообороны. Ими были недовольны посредники. Да и комдив отметил это при разборе».

Жигарев сел за стол, придвинул к себе блокнот, в котором все эти дни делал записи, стал внимательно перечитывать их.

В дверях появилась заспанная жена в накинутом на плечи халатике.

— Ты чего пугаешь меня, Илюша? Проснулась — тебя нет. Неужели, думаю, опять на учения уехал?

— Не приехал еще, — саркастично заметил Жигарев.

— Как это понимать?

— А так, Капа: воюю в мыслях. — Он вышел из-за стола. — Итоги нужны, выводы, анализ.

Капитолина Яковлевна снисходительно улыбнулась.

— Ну что за мужики у меня! Какие-то горькие мученики. Сын никак не может подступиться к тебе. Он же первое школьное сочинение написал.

— Интересно! И как... получилось?

— А вот полюбуйся! Ты даже не заметил, что тетрадь-то его у тебя на столе лежит.

— Верно, не заметил. А ну-ка, ну-ка?

Она раскрыла тетрадь и показала на крупно выведенный заголовок: «Про папу». Под заголовком такими же крупными буквами было написано:

«Мой папа полковник, уехал на большие учения. Он самый главный после генерала».

— Ну, Славка! Ну, разбойник! — засмеялся Жигарев. — Ты гляди, как начальник отдела кадров, рассуждает. А дальше, дальше: «Когда я вырасту, буду тоже полковником. И вместе с папой пойду на учения. А потом стану запускать настоящие ракеты». Ох и замах у парня!

— Отцовский, — сказала Капитолина Яковлевна, явно подчеркивая, что она совсем не в восторге от этого. — Ты поговори с ним, когда проснется, подушевней. А то ты и сыном иной раз командуешь по-солдатски: ать-два — обедать, ать-два — спать.

Жигарев, чтобы не вступать с женой в спор, промолчал. Но Славкино сочинение, после того как она ушла, перечитал еще раз и улыбнулся, подумав: «Верно сказала мать — характер у тебя, Славка, отцовский. Ну так и держись, не сдавайся».

Он бережно закрыл тетрадь, положил ее на край стола и снова склонился над своим блокнотом.

4

— Это вы правильно сделали, Илья Михайлович. По крайней мере ничего не забудется, — сказал Мельников, взглянув на объемистый, отпечатанный на машинке документ «Анализ действий ракетного подразделения на учениях».

— Старался, как мог, товарищ генерал, — ответил Жигарев, довольный неожиданной похвалой комдива.

— Но здесь, я вижу, вы коснулись только ракетчиков, — заметил Мельников. — Почему вы решили им отдать предпочтение?

— Во-первых, это самый молодой, не имеющий опыта род войск. Во-вторых, именно ракетчики доставили нам больше всего хлопот, товарищ генерал.

— Это верно, просчетов у них было много, — согласился Мельников. — Только вы уж постарайтесь, Илья Михайлович, не оставить в забвении и другие рода войск. Нам важно сосредоточить внимание не только на недостатках, но и на положительных моментах.

— Я подумаю, товарищ генерал, — охотно согласился Жигарев и, попросив разрешения, вышел из кабинета.

Оставшись один, Мельников углубился в чтение. Он прочитал первые страницы, где перечислялись успехи и недостатки ракетчиков на марше, во время оборудования стартовых позиций и в самые ответственные моменты пусков. Мельникова подкупало знание начальником штаба множества любопытных деталей. А описание того, как ракетчики оборонялись от «неприятельского» десанта, Мельников прочитал дважды, даже выписал в свой блокнот фамилии солдат и сержантов, которые оказались в окопах без автоматов и противогазов.

Но вот дальше, когда речь пошла о рационализаторских делах ракетчиков, Мельников насторожился. Здесь утверждалось, что майор Жогин в творческом запале забывает о плановых занятиях. Это вредно сказывается на учебном процессе всего дивизиона. В итоге Жигарев предлагал запретить Жогину его эксперименты.

«Ну вот, начал человек с объективной оценки и вдруг впал в такую крайность!» Мельников нажал кнопку переговорного устройства:

— Зайдите ко мне, Илья Михайлович!

Жигарев появился незамедлительно.

— Как же так получается? — Комдив недоуменно развел руками. — Мы все время агитируем заниматься рационализацией, а вы тут бьете отбой... Как прикажете понимать вас?

— Очень просто — всему есть предел.

— Какой предел? Кто его установил?

— Жизнь, товарищ генерал. Нельзя за счет тренировок по борьбе с десантниками собственную научную карьеру делать.

— Почему собственную? Не надо передергивать, Илья Михайлович. Да и толковали мы с Жогиным: уже не раз об этом.

— Верно. Толковали. Но воз, как говорится, и ныне там. И я прошу вас, товарищ генерал, обратить на это внимание.

— Хорошо. Я подумаю. А вы можете идти и заниматься своими делами.

Жигарев круто повернулся и, не сказав больше ни слова, удалился.

«Интересно. С этой стороны я, пожалуй, хорошо не знал еще нашего начальника штаба. Надо же, начал с делового исследования, а закончил чуть ли не проектом приказа». Мельников вызвал дежурного офицера, сказал:

— Пригласите ко мне командира ракетного подразделения.

Расхаживая по кабинету, Мельников раздумывал, а все ли он знает о Жогине, об этом ставшем близким ему человеке. Он вспомнил, как однажды после получения новых ракетно-пусковых установок пришел к нему майор Жогин и впервые доверительно сообщил, что хочет попытаться внести изменения в подготовку расчетных данных для пуска. Он, Мельников, тогда шутливо ответил: «Вы что же, с учеными поспорить решили? Не слишком ли храбро? А впрочем, не боги горшки обжигают. Попробуйте».

Уже через несколько дней Жогин пришел к Мельникову и с радостью сообщил, что приступил к рационализаторским поискам. «Давайте, давайте, Григорий Павлович, развертывайте свои способности, — подбодрил его Мельников. — А если будут трудности, поможем».

Потом у Жогина появились первые успехи в подготовке расчетных данных. Но вместе с этим возникли и серьезные неприятности, связанные с явными упущениями в организации самообороны ракетчиков...

Майор Жогин вошел в кабинет комдива, всем видом как бы говоря: «А я знаю, о чем пойдет разговор, товарищ генерал, и ничего хорошего не жду».

— Садитесь, майор, садитесь, — приветливо предложил Мельников. — От показательных, надеюсь, отдышались?

— Не совсем, товарищ генерал.

— А как солдаты? Наверно, по-прежнему обижаются на сложность вводных? Пусть учтут, что дальше еще сложнее будет. А для вас, Григорий Павлович, есть у меня сюрприз не из приятных. — Мельников показал жигаревский документ, объяснил: — Тут вот анализ действий ракетчиков штаб сделал. И вам, конечно, досталось за стихийность в рационализаторских делах.

— Я уже чувствую, товарищ генерал, — обидчиво сказал Жогин. — Полковник Жигарев давно ко мне подбирается.

Мельников встал, раздумывая, прошелся по кабинету.

— Послушайте, Григорий Павлович, а как, интересно, поступили бы вы, находясь на месте полковника Жигарева?

— Я?

— Ну да, вы.

— Наверное, вник бы все-таки в суть дела.

Мельников улыбнулся.

— А вы дипломат.

— Да нет, — возразил майор, — дипломат из меня плохой. Я не могу понять, товарищ генерал, почему к ракетчикам подходят у нас с такой же меркой, с какой оценивают, например, действия мотострелков, артиллеристов?

— Наверно, потому, что все мы солдаты, — сказал Мельников и пристально посмотрел на майора. — А вы, Григорий Павлович, значит, хотите, чтобы ракетчики были на особом положении. Так я вас понял?

Жогин принялся объяснять, что у ракетчиков своя специфика и что с этим невозможно не считаться.

— А кто же возражает? — спросил Мельников.

— На словах вроде никто, — пожал плечами Жогин. — Нас даже многие величают интеллигенцией, спрашивают: «Ну как тут чувствуют себя математики?» А на учениях об этом вдруг все позабыли. Но мы ведь нового сокращения времени в подготовке расчетных данных для пуска добились, товарищ генерал.

— Знаю, — сказал Мельников. — Полковник Осокин доложил. Но меня беспокоит другое, Григорий Павлович. Почему это вы свою работу у пультов все время стараетесь отделить от самообороны?

— Так ведь у пультов формируются настоящие ракетчики.

— Значит, защита ракетных установок — дело второстепенное. Так я вас понимаю?

— Не то чтобы второстепенное, но ведь от расчетов зависит пуск. А пуск должен быть быстрым и точным.

— Верно вы говорите. Только поймите и другое, Григорий Павлович, грош цена будет вашим достижениям в подготовке ракеты к пуску, если расчеты не научатся вести борьбу с десантами «противника». Боевая готовность — это знания, опыт, решительность действий во всем. Неужели вы, уже достаточно опытный офицер, считаете, что отработка приемов самообороны для ракетчиков не обязательна?