Слова, которые мы не сказали - Лори Спилман

Глава 27

Сегодня мне очень трудно принять решение. Сомнение вызывает все, от украшений до прически. Что надеть, легинсы или юбку? Выпрямить волосы или оставить вьющимися? Выбрать помаду или блеск? Надеть цепочку с кулоном или не стоит?

– Черт! Только этого не хватало, – вздыхаю я, когда коробочка с румянами падает на пол. По полу рассыпаются розовые крошки. Дрожащими руками пытаюсь все собрать. Может, я упустила время, слишком долго готовилась? Может, мама уже не испытывает ко мне тех чувств, которые должна испытывать к дочери? А вдруг и вовсе вычеркнула меня из жизни, когда приняла сторону Боба? Он ведь мог за это время здорово промыть ей мозги.

Боб меня ненавидит, в этом нет никаких сомнений. Меня охватывает липкий страх, в голове проносятся картины нашей встречи одна страшнее другой. Если так и будет, это не сулит мне ничего хорошего. Он накричит на меня? Или даже попытается ударить? Нет, я не помню, чтобы Боб имел склонность к рукоприкладству. Откровенно говоря, я никогда не слышала, чтобы он повышал голос. Даже в тот момент моей жизни, когда я назвала его извращенцем. Он стоял и смотрел на меня с выражением недоумения на лице.

В половине девятого я подъезжаю к их дому. Руки дрожат, и я сильнее сжимаю руль. Надеюсь, как и в прошлый раз, сегодня я увижу маму на улице. Одну. Тогда я подойду к ней и скажу, что очень виновата и хочу извиниться. Но ее машина одиноко стоит во дворе, а из дома никто не выходит.

Я сбрасываю скорость и в одном из окон замечаю какое-то движение. Это мама? Вдруг, когда я позвоню, мне откроет Боб? Узнает ли он меня? Будет ли возможность уйти, сославшись на то, что я ошиблась адресом? Или все-таки лучше подождать, когда мама днем вернется домой?

Нет. Я должна сделать это сейчас. Уже вторник, у меня не так много времени.

Я останавливаю машину на обочине, но на этот раз решаю пройти прямо по подъездной дороге к дому. Она не вымощена, лишь посыпана гравием, и камушки врезаются в тонкую подошву туфель. Интересно, как мама ходит по этой дорожке? Внезапно вспоминаю, что финальная сцена перед нашим с папой отъездом произошла на этой самой дороге. Папа тогда включил заднюю скорость, и мы поехали, а мама бежала за машиной, как верный пес. Мы уже были у ворот, когда я увидела, что она подвернула ногу, упала на колени и зарыдала. Я знаю, папа тоже это видел. Он поспешил выехать на главную дорогу и нажал на газ. Я повернулась назад и несколько минут смотрела, как из-под шин вылетает россыпь крошечных камней. Потом я отвернулась. Смотреть не было сил, и я решила, что лучше покрыть сердце еще одним листом стали.

Я кладу руку на лоб. Не хочу больше об этом вспоминать!

Подхожу к дому и ступаю на крыльцо. Вблизи старый деревянный дом выглядит еще хуже, чем с дороги. Серая краска облупилась, дверь того и гляди упадет с петель. Неужели Боб не может ее починить? И зачем я надела этот кулон? Похоже, он стоит дороже, чем весь дом. После стольких лет равнодушия в душе внезапно возникает желание помочь маме.

Из-за двери доносятся разговоры и смех. Узнаю голос Эла Рокера. По телевизору идет программа «Сегодня». Перед глазами всплывает сцена из прошлого: мама стоит в ванной комнате у зеркала, из гостиной доносятся звуки программы, которую она слушает, пока красится. Может, мой выбор карьеры связан именно с этой ее утренней привычкой? Я надеялась, что однажды она меня услышит. Или я просто предпочитаю задавать вопросы, а не отвечать на них?

Делаю глубокий вдох. Затем еще один. Откашливаюсь, поправляю кулон на цепочке и нажимаю на кнопку звонка.

На ней голубая рубашка и черные брюки. Она очень худая. Очень. Волосы, когда-то красивые и блестящие, сейчас выглядят тусклыми и неухоженными. У рта залегли глубокие морщины, вокруг глаз темные круги. Передо мной сломленная, уставшая от жизни женщина пятидесяти четырех лет. Я невольно прикрываю рукой рот.

– Добрый день, – говорит она, открывая вторую дверь. Мне сразу же хочется отругать ее за непредусмотрительность, напомнить, что никогда нельзя открывать дверь незнакомцам. Она улыбается мне, и я замечаю темный налет на некогда идеально белых зубах. Я стараюсь найти в мамином лице знакомые мне черты и натыкаюсь на ее взгляд. Да, его я хорошо помню. В нем доброта и что-то еще. Пожалуй, грусть.

Я открываю рот, но не могу произнести ни слова. Мне остается только стоять и смотреть, как она внимательно изучает меня, пытаясь понять, кто я.

Внезапно с ее губ слетает стон, похожий на крик раненого зверя. Она выходит на крыльцо, и дверь за ней сразу захлопывается. Едва не сбив меня с ног, она бросается мне на шею.

– Девочка моя! Красавица моя!

Прошедших двадцати лет как не бывало. Мы снова мать и дочь, которых связывает вечная любовь.

Она прижимает меня к груди и укачивает, приговаривая:

– Анна, моя милая Анна!

От нее пахнет табаком и маслом пачули. Мы стоим несколько минут, покачиваясь, словно молодые деревья на ветру. Наконец она отпускает меня и целует в щеку, потом в лоб и кончик носа. Это был ежедневный утренний ритуал перед моим уходом в школу. Она продолжает рыдать и каждые две секунды поднимает на меня глаза и внимательно оглядывает с ног до головы, словно боится, что я всего лишь видение и скоро исчезну.

Если когда-то я и сомневалась в маминой любви ко мне, сейчас эти мысли исчезли без следа.

– Мама, – с трудом произношу я.

Она прикрывает рот рукой.

– Ты здесь, доченька. Ты действительно приехала. Я поверить не могу. Просто не могу поверить.

Она берет меня за руку и тянет в дом. Я не поддаюсь и прислушиваюсь к доносящимся из дома звукам. Телевизор. Сердце сжимается, и я оборачиваюсь к машине. Сейчас я еще могу уйти, могу извиниться и сбежать. И мне не придется переступать порог этого дома, в который я клялась себе никогда не приходить. Папа запрещал мне даже приближаться к этому месту.

– Я не останусь, – говорю я. – Тебе же надо на работу. Но я могу приехать позже.

– Нет, умоляю тебя. Я найду себе замену. – Она тянет меня, и я сдаюсь.

– А… он здесь? – спрашиваю я дрожащим голосом.

Мама поджимает губы.

– Нет. Обычно он возвращается к трем. Мы можем побыть вдвоем.

Вдвоем. Мать и дочь. Никакого Боба. Так, как я всегда мечтала – и сейчас, и в детстве.

Запах сигарет, лимонного масла и дерева мгновенно возвращает меня в лето 93-го. Я глубоко дышу, стараясь унять бешеное сердцебиение.

В гостиной тесно, но чисто. В углу я замечаю старую печь. К счастью, старого коричневого дивана уже нет. Его сменил угловой, обитый бежевым велюром, и он поглощает все пространство в комнате.

Мама без перерыва рассказывает мне о произошедших за годы переменах, пока мы проходим в крошечную кухню.

– Эти шкафы Боб сделал около десяти лет назад.

Я провожу рукой по гладкой дубовой поверхности. А линолеум на полу остался прежним – похожие на плитку квадраты – и та же белая столешница под мрамор.

Подхожу к дубовому столу и отодвигаю тяжелый стул. Мама садится напротив и не сводит с меня глаз.

– Сейчас будем пить чай, – спохватывается она. – Только я еще немного на тебя посмотрю. Ты такая красавица.

Глаза ее сверкают. Она протягивает руку и поправляет мне волосы. Меня пронзает, словно током. Ведь я лишила ее стольких важных моментов, которые естественны для матери и дочери. Женщина, которая всегда любила макияж, маникюр и с удовольствием ухаживала за волосами, мечтала научить всем этим тонкостям дочь. Школьные вечера, компании друзей дома, выпускной. Ничего этого не было в ее жизни. Удар, равносильный смерти ребенка. Возможно, даже хуже. Вместо того чтобы позволить ей переживать вместе со мной болезни и проблемы, я оставила ей лишь возможность гадать, что со мной происходит.

– Прости меня, мама. – Я с трудом произношу эти слова. – Я приехала только для этого – попросить прощения.

Она долго молчит, а когда начинает говорить, делает это медленно, взвешивая каждое слово, будто боится ошибиться.

– Ты просишь прощение за то, как поступила с Бобом?

– Я… – Свою речь я репетировала несколько недель, но все мысли вылетели из головы. – Я не уверена…

Она кивает, подбадривая, не сводя с меня глаз ни на секунду. В них ужас и ожидание, кажется, она боится, что я скажу то, что ей будет неприятно услышать.

– Я не уверена, что в тот вечер все произошло так, как я поняла.

Я слышу ее возглас. Мама подносит руки ко рту и кивает.

– Спасибо тебе, – еле слышно бормочет она. – Спасибо.

После чая мы решаем прогуляться по саду. Мне впервые приходит в голову, что любовь к цветам и растениям у меня от мамы. Она рассказывает мне о каждом, все они любимы и связаны с какими-то воспоминаниями.

– Вот эту плакучую иву я посадила в тот год, когда ты уехала. Смотри, какая она стала большая.

Ветви дерева склоняются к озеру и похожи на длинные волосы Рапунцель. Я представляю, как мама выкапывала ямку и сажала дерево, которое заменило ей дочь.