Трое шведских горных мужчин (ЛП) - Голд Лили

— Я не целую девушек, с которыми сплю.

— Что, никогда?

— Нет.

— У тебя очень неприятный запах изо рта или что-то в этом роде? — Я закатываю глаза. Она потягивается. — Серьезно, я только что отсосала тебе, а ты даже не чмокнешь меня?

— Нет.

Она слегка хмурится.

— Ты странный, Мишка, — шепчет она, прижимаясь щекой к моей руке.

— Не называй меня Мишкой.

Она напевает. Ее глаза, трепеща, закрываются.

Я поднимаю бровь.

— Устала?

— Она хуже нас, — вставляет Илай. — Всегда хочет заснуть сразу после этого. — Он сжимает свод ее стопы, и она восхитительно дрожит. — Чего ты хочешь, Динь?

— Обними меня! — Приказывает она, драматично вскидывая руки. Двое других оба смеются.

Я высвобождаю руку и отступаю, ненавидя то, что все еще слегка дрожу. Ривен и Илай обнимают ее, пока я поднимаю свои штаны с пола. Семенная жидкость Ривена стекает с ее кожи, в то время как Илай целует ее волосы, издавая мягкие, успокаивающие звуки. Она улыбается и счастливо извивается под их руками, купаясь во внимании.

Натягивая рубашку, я отворачиваюсь, оставляя их наедине. Я не обнимаюсь после секса. Я не нянчусь. Если она хочет поцелуев, ласк и утешения, Ривен и Илай ее обеспечат этим.

— Останься, — тихо говорит она, когда я направляюсь к двери.

Я останавливаюсь в дверях, мое сердце колотится в груди.

— Пожалуйста? — шепчет она. — Тебе не обязательно обниматься. Или целовать меня. Ты можешь просто остаться.

Я стискиваю зубы и ухожу.

ГЛАВА 23

РИВЕН

Следующие десять дней проходят как в тумане. Небо остается чистым от штормов, и Коул, Илай и я занимаемся своими делами как обычно. Илай ездит на горнолыжные склоны, чтобы давать свои частные уроки. Я направляюсь в близлежащие населенные пункты, чтобы навестить пациентов. Коул целыми днями рубит дрова и выполняет свои обязанности рейнджера. Каждый вечер мы едим вместе, проводим вместе несколько часов, а потом ложимся спать. Это знакомая рутина.

Но теперь, с ней, все по-другому. Все скучное дерьмо, которое я раньше ненавидел, вроде уборки снега и мытья посуды, внезапно становится захватывающим только потому, что она рядом. Когда я выписываю рецепты или занимаюсь бумажной работой, она сворачивается калачиком на краю дивана или напевает себе под нос в коридорах. Каждую ночь, вместо того чтобы лежать в холодной постели в одиночестве, она спит между мной и Илаем, измученная и пылающая румянцем после оргазма.

Мы трахали ее во всех возможных позах, по всему дому. Она выкрикивала наши имена в каждой комнате хижины. Мы касались каждого дюйма ее тела. Иногда Коул присоединяется, иногда нет. Между ним и Дэйзи существует испепеляющее напряжение, которое, кажется, становится сильнее с каждым днем. Он все еще отказывается целовать ее и трахает ее только тогда, когда Илай или я тоже там. Я боялся, что это разозлит ее, но я думаю, Дэйзи воспринимает его отчужденность как вызов. Она все больше и больше пытается прижать его и трахнуть одного. Он сопротивляется, но это только вопрос времени, когда он сломается. Любому идиоту ясно, что он умирает от желания прикоснуться к ней.

Но это не просто секс. Я никогда не видел двух других такими счастливыми. Особенно Илая. Он явно влюблен в нее. Первое, что он делает, когда возвращается домой с работы, — это разыскивает ее и прижимает к себе. Он всегда приносит ей всякие вещи: маленькое мыло, шоколад и подарки, которые покупает в магазинах курорта. Они вдвоем могут часами проводить вместе, смеясь, шутя и флиртуя.

Коула труднее понять, но сейчас он более расслаблен, чем я видел его за последние годы. Он проводил много времени в сарае, создавая для нее новые холсты. В настоящее время он работает над новым набором выдвижных ящиков для хранения ее красок. Я не совсем понимаю, почему он беспокоится. Не похоже, что она пробудет здесь достаточно долго, чтобы воспользоваться ими. Все мы игнорируем тот факт, что все это временно. Скоро она уйдет, и мы снова останемся одни.

В конце концов мы обсуждаем это в четверг вечером. Через пару часов после того, как каждый из нас по очереди наклонялся над кроватью, Дэйзи засыпает в изнеможении. Сейчас только восемь вечера, поэтому мы оставляем ее в комнате Илая и перебираемся в мою, чтобы не беспокоить. Илай растягивается поперек моей кровати, ударяя резиновым мячом о стену. Коул расхаживает взад-вперед, проделав дыру в моем коврике. Я пытаюсь сосредоточиться на своей копии «Острова сокровищ».

Это привычная рутина. Я не могу даже предположить, сколько раз мы вот так зависали в комнатах друг друга, с тех пор как были детьми. Но сегодня атмосфера очень напряженная. Когда мы все рухнули в постели Илая в попытке отдышаться, Дэйзи сонно объявила, что ее заказы закончены и готовы к отправке завтра. Она только ждет последних платежей.

Мы все знаем, что это значит. И никому из нас это не нравится.

Коул резко прекращает расхаживать у окна, уставившись на снег, и что-то рычит.

— Используй человеческие слова, Налле, — бормочет Илай. — Мы уже обсуждали это. Мы не говорим на медвежьем.

Он повышает голос.

— Она могла бы остаться.

Я поднимаю взгляд от своей книги.

— Что?

— Она могла бы остаться здесь, — повторяет Коул.

— Как… официально? — спрашивает Илай. — Мы попросим ее переехать и встречаться с нами?

Коул едва заметно кивает. Они оба смотрят на меня.

У меня внутри все переворачивается.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — медленно говорю я.

Илай фыркает.

— Конечно, ты так не думаешь. Но я очень сомневаюсь, что она Джоанна 2.0. Если только нам в буквальном смысле не повезет больше всех на планете.

Я снимаю очки и тру глаза.

— Дело не только в этом. Подумай о ней. У нее есть работа. Ученики. У нее есть жизнь, к которой она должна вернуться. Мы не можем просить ее уехать из Лондона и жить за гребаным Полярным кругом.

Илай садится. Он выглядит ужасно. Его футболка помята, волосы практически встали дыбом после того, как Дэйзи запустила в них пальцы, а по всей шее засосы.

— Конечно, мы можем спросить.

Я качаю головой, в висках у меня ноет.

— Даже если бы она сказала «да», она была бы несчастна. Сейчас она наслаждается жизнью, потому что у нее отпуск. Но она не знает шведского языка. Она не сможет работать. У нее не будет друзей. Она была бы полностью изолирована от общества. Она просто застрянет здесь с нами троими на все оставшиеся дни. Она бы начала чувствовать себя в ловушке. И со временем бы нас возненавидела.

— Но…

— Мы с самого начала знали, что это будет только временно, — говорю я так мягко, как только могу. — Ты обещал ей это.

Илай смотрит вниз. На челюсти Коула дергается мышца. Один раз. Два раза.

Он разворачивается на пятках и уходит, позволяя двери захлопнуться за ним.

На следующий день, согласно прогнозу, ожидается еще один шторм. Я провожу день в городе, развозя посылки Дэйзи, проверяя людей и покупая свежие продукты, чтобы мы могли продержаться. К тому времени, как я паркуюсь у хижины, снова начинается снегопад, и он уже становится тревожно густым. Я вытаскиваю покупки из багажника и направляюсь к дому, но нахожусь только на полпути, когда в кармане у меня жужжит телефон. Старая каменная хижина находится неподалеку, поэтому я ныряю внутрь, чтобы ответить на звонок.

— Алло?

— Эй, — говорит мужчина по-шведски. — Это Ульф.

Механик.

— Ульф, — приветствую я. — Почему ты мне звонишь? Ты ведь не заболел?

— Нет, нет, я звонил по поводу машины девушки. Я знаю, что она остановилась у тебя, но последние несколько часов она не отвечает на мои звонки.

Я заметил это в Дэйзи. Даже когда у нас есть сигнал, она не отвечает на звонки. Большую часть времени она оставляет телефон выключенным, позволяя накапливаться всем ее сообщениям и электронным письмам.

— Она, должно быть, занята.

— Что ж, ее машина готова. Однако вы сможете забрать ее после того, как пройдет следующий шторм. Похоже, он уже начался.