Ворона на мосту - Макс Фрай

Я не стал возражать. На меня вдруг навалилась усталость столь чудовищная, что даже разговоры о грядущем конце Мира стали казаться всего лишь досадным поводом растянуть и без того долгую беседу до бесконечной.

– Комната для гостей на втором этаже, можешь прихватить с собой вот этот кувшин с камрой и блюдо с пирогом, я не пропаду, добуду еще что-нибудь.

– Спасибо, ничего не нужно, – сказал я. – Лягуспать прямо сейчас, не откладывая. Устал. К тому же…

– Конечно, ты должен убедиться, что мертвые магистры тебя не узнают. Только после этого ты сможешь наконец расслабиться и вволю щебетать со мной о всяких милых пустяках вроде конца света. Я-то за тебя спокоен, твое сердце, мысли и сны теперь пахнут совершенно иначе. Но мало ли что я говорю, мои слова – это всего лишь слова.

Конечно, он был прав.

Вместо кошмаров мне приснилось море, которого я еще никогда не видел наяву. С тех пор море снилось мне очень часто, и одно это, надо сказать, могло бы стать мне великим утешением, если бы я нуждался в утешениях.

Но я, конечно, не нуждался. Одно из множества бесспорных преимуществ моей – тогда новой, а теперь уже почти завершившей свое существование – личности состоит в том, что утешениями ее не проймешь. И вообще почти ничем.

Когда я проснулся и принялся вспоминать вчерашний разговор, новость о грядущем конце Мира по-прежнему казалась мне скорей чрезвычайно интересной, чем трагической. Я лежал и думал, что хотел бы сам перейти Мост Времени и увидеть, как это будет, а если все-таки Мир уцелеет, тем более надо пойти и увидеть его конец. Чиффа говорил, что ужасней прогулки по Мосту Времени ничего быть не может, и это тоже очень, очень интересно. Теперь моя жажда нового опыта и знаний была похожа на телесный голод. Терпеть можно почти бесконечно долго, не вопрос, но всякий кусок в чужой тарелке кажется предельно соблазнительным, хоть и знаешь, что он тебя не насытит.

Я понял, что это очень точное сравнение, и тут же почувствовал, что хочу его записать. Внимательно огляделся, но письменных приборов в спальне не нашел. Поэтому оделся и отправился вниз в надежде, что хозяин дома окажется на месте и поможет мне решить эту проблему.

Чиффу я встретил на пороге гостиной. Он выслушал мою просьбу и пришел в восторг.

– Проспать почти трое суток, а проснувшись, тут же потребовать письменные принадлежности – это да, отличный ход! Спасибо, сэр Шурф, ты сделал мою жизнь куда более интересной и увлекательной, хотя мне и прежде было не на что жаловаться. Неужели сны собираешься записывать? Эк тебя проняло!

– Нет, – ответил я, – не сны. Уже после пробуждения в голову пришло одно очень точное сравнение. Честно говоря, не думаю, что оно мне в ближайшее время пригодится для дела, поэтому позволять ему все время крутиться в голове я не хочу. С другой стороны, забывать столь удачную формулировку было бы расточительством. Записать – наилучший выход.

– Тебе виднее, – неожиданно серьезно согласился Чиффа. – Только видишь, какое дело, самопишущих табличек у меня в доме нет. Давно не были нужны, я и не покупал. Зато один приятель оставил где-то тут свою тетрадь. И забирать, как я понимаю, не собирается, почти год уже прошел, была бы нужна, давно бы вспомнил… Где-то я ее недавно видел. Ага, вот.

Тетрадь в полосатом матерчатом переплете он извлек из-под кресла, вместе с немытой кружкой и красным тряпичным лисом, такие игрушки мастерят своим детям фермеры. Я удивился, но сказал себе, что от беспорядка в доме, вероятно, тоже можно получать особого рода удовольствие, просто я пока не способен это понять.

Несколько страниц тетради были исписаны цифрами. Вероятно, предыдущий владелец заносил в нее свои расходы или, напротив, подсчитывал прибыль; в любом случае речь, судя по всему, шла об очень мелких суммах – если, конечно, я правильно истолковал смысл записей. К счастью, чистых страниц было предостаточно, к тому же обнаружился карандаш, вложенный в тетрадь вместо закладки. Я никогда прежде не писал на бумаге, но не раз на ней рисовал – в раннем детстве, пока не выучился раскрашивать взглядом стены, после чего рисунки в тетрадях были, конечно, забыты. Ну, по крайней мере, я немного умел обращаться с бумагой и карандашом, это облегчило мне задачу. Почерк мой поначалу был ужасен, писал я очень медленно, но дело все-таки шло. А записав наконец свои давешние умозаключения, я испытал облегчение, которое сродни счастью.

– Забирай тетрадь себе, – сказал Чиффа. – Ты, как я погляжу, найдешь ей применение.

Я не стал отказываться от подарка. Собственно, я с самого начала рассчитывал, что тетрадь мне отдали навсегда, а не одолжили на время. Использовать для записей чужую собственность было бы довольно нелепо.

– Что теперь? – спросил я, пряча тетрадь в карман.

– Теперь я налью тебе камры. И скажу, что день нынче на удивление хорош. Солнечный свет льется сквозь свинцовые тучи, смешиваясь с теплым дождем, а над Хуроном – радуга в три дуги. А остальные новости пересказывать лень, да и какое тебе дело, скажем, до трагической гибели Анниты Вьенки, старшего магистра ордена Лающей Рыбы? И прибытие в речной порт четырех купеческих кораблей из Шиншийского халифата вряд ли тебя заинтересует. И до рождения первенца в семье молодого ректора Королевской высокой школы тебе дела нет, я правильно понимаю?

– Я имею в виду, что мне теперь следует делать? – спросил я, принимая из его рук кружку. – С чего начинать?

– Сейчас расскажу. Только сперва объясни мне, пожалуйста, вот что. Ты в ордене Ледяной Руки просто так, сдуру накуролесил? Или с тайным умыслом?

– С умыслом, конечно. Мне нужна была рука, чтобы сделать Перчатку Смерти. И я ее добыл. Собственно, целых две руки, но одна не из кристалла, обычная человеческая рука, в драке откусил. Взял на всякий случай.

– И правильно сделал, что взял. Хорошие трофеи, ничего не скажешь. Почему ты их тогда бросил в разрушенном доме, отлично понимаю. Но теперь, когда опасность миновала, нужно довести дело до конца.

Такого поворота я, признаться, не ожидал.

– Вы имеете в виду Перчатки Смерти? Честно говоря, даже не знаю, с какого конца за это браться. Тогда-то я наперед не загадывал. Думал, вдруг осенит, как только рука окажется у меня. Со мной в те дни часто так случалось: вдруг, ни с того ни с сего, начинал делать вещи, о которых прежде мечтать не смел или вообще не знал, что такое возможно. А если не осенит, найду кого-нибудь, кто умеет, договорюсь или заставлю – по обстоятельствам.

– Да уж, хотел бы я посмотреть, как ты “заставишь”, – ухмыльнулся Чиффа. – Я знаю троих, кто наверняка умеет делать такие штуки. Ни с одним из них я сам не рискнул бы ссориться. И тебе не советую. А сговорчивого мастера ты не найдешь, можешь и не стараться. Придется все делать самому.