Суровое наказание - Саймон Грин

– О, да, – сказал я. – Серьезно. Вы даже не представляете насколько.

Глава седьмая

Дивы! Лас-Вегас!

В жилой части города есть клубы на любой вкус и «Дивы!» пожалуй, самый известный. Конечно же, он также самый гламурный, мужчины идут туда, чтобы войти в контакт с их женской стороной, наряжаясь в одежду по образу своих любимых, чувственно поющих женщин. Они входят в образ своих идолов, чтобы взойти на высоко поднятую сцену и изливать криком свои небольшие сердца. В «Дивах!» девушки просто хотят весело провести время.

Я был один раз в клубе, в ходе дела Плач Соловья, но надеялся, что управляющие уже забыли об этом. Это не моя вина, что все трансвеститы стали одержимыми внешними силами, напали на меня и моих друзей, и нам пришлось разгромить это заведение. Ну, технически, да, это была моя вина; но на этот раз я был уверен, что у меня было моральное превосходство, поскольку, в конечном счете, я все же спас положение. Я не виноват, что клуб был восстановлен практически с нуля после этого.

Я стоял снаружи «Див!» и осматривал место. Он выглядел именно таким, как я его помнил – громкий, броский, и безвкусный как сам ад. Столько вспыхивающего неона в одном месте должно быть объявлено незаконным на основании причинения вреда психическому здоровью. Вы не могли раскритиковать вкус клуба, ибо он гордился тем фактом, что у него его не было, но я по-прежнему считал, что неоновые фигурки над дверью, занятые тем, что я вначале принял за сцену проглатывания меча, было уже чересчур.

Яркие молодые существа и великолепные юные создания фланировали и дефилировали через главный вход. Они заходили группами и тесными компаниями, по одному, и по двое, смеясь и болтая, рука об руку, и с высоко поднятыми головами. Это было их место, их мечты, их рай на земле. И это... был клуб Пола Гриффина. Мне стало интересно, на что (или кого) он будет похож, когда я, наконец, разыщу его.

Я небрежно подошел к главному входу, чувствуя себя определенно тусклым в моем простом белом плаще, надеясь, что не наткнусь на кого-нибудь, кто был вовлечен в предыдущие... неприятности. У дверей стоял высокий и здоровенный вышибала, Энн-Маргарет, в леопардовом трико, пламенно красном парике, и удивительно сдержанном макияже. Иллюзия была достаточно убедительной, пока вы не подошли достаточно близко, чтобы заметить чрезмерно развитые бицепсы. Он быстро шагнул на встречу, чтобы преградить мне дорогу, и отчетливо неженственный угрюмый вид омрачил его лицо.

– Ты не войдешь, – сказал наотрез Энн-Маргарет. – Ты в черном списке, Джон Тейлор, запрещен, недопустим и изгнан из этого клуба до скончания своей неестественной жизни. Мы бы придали тебя анафеме и сожгли твое чучело, если бы думали, что это поможет. Ноги твоей больше никогда не будет в «Дивах!», даже если получишь реинкарнацию. Мы только вновь привели место в порядок. И даже тебе не по силам теперь ворваться, не с теми новыми первоклассными средствами защиты, которые мы установили со времени твоего последнего визита. У меня есть новое и сильное оружие против тебя! Могучее оружие! Мощнейшее оружие!

– Так почему ты не используешь его?– спросил я, резонно.

Энн-Маргарет переместился с беспокойством на своих высоких каблуках.

– Поскольку сейчас ходит много действительно неприятных слухов о том, как ты на самом деле выиграл войну Лилит. Говорят, что ты совершил по-настоящему ужасные вещи, даже для тебя. Говорят, что ты спалил дотла Улицу Богов и съел сердце Мерлина.

– Ты серьезно считаешь, что я все это сделал?– спросил я.

– Черт возьми, да! Что там случилось с сестрой Морфин? Что случилось с Томми Забвение? Почему их тела так и не были найдены?

– Поверь мне, – спокойно сказал я, – ты действительно не захочешь узнать. Я сделал то, что должен был, но я не мог спасти всех. Теперь впусти меня, или я подожгу твой парик.

– Животное! – прошипел Энн-Маргарет. – Хулиган.

Но он все-таки отошел в сторону, давая мне пройти. Размалеванные и напудренные павлины, ждущие, чтобы войти, следили в неодобрительной тишине, как я вошел в клуб, но я не оглянулся назад. Они испытывают страх. Гардеробщица в своей маленькой ар-деко кабинке была одета как Силла Блэк времен 60-х, в жестком кожаном бюстье. Она отлично помнила меня по прошлому разу, поскольку бросила один взгляд и сразу же нырнула под свою стойку, чтобы спрятаться, пока я не уйду. Многие люди реагируют на меня подобным образом. Я чувствовал, что все виды оружейных систем следили и целились в меня, когда я прогуливался через фойе внутрь клуба, но ни одна из них не сработала. Порой моя репутация приносит мне больше пользы, чем силовое поле двадцать третьего века.

Я распахнул украшенные сусальным золотом двойные двери и ступил в огромный танцзал, который был истинным сердцем «Див!». Я остановился в дверях, ошеломленный перестройкой, которую они сделали со старым местом. Клуб был оформлен в стиле семидесятых. Лас-Вегас семидесятых, с огромным сверкающим дискотечным шаром, вращающимся и отбрасывающим блики над головой. Яркие огни и яркие цвета сияли повсюду, поочередно броские и безвкусные, с рядами игровых автоматов вдоль одной стены, зеркальным баром, и рядом длинноногих, высоко задирающих ноги хором девушек, отплясывающих заурядный танец на приподнятой сцене. Как будто семидесятые никогда не заканчивались, «Субботняя ночная лихорадка», где танцы никогда не прекращались.

Великолепные бабочки в поддельных дизайнерских платьях порхали вокруг переполненных столиков на танцплощадке, выкрикивая взволнованными голосами и освистывая, смеясь и вопя от радости. Все это было почти слишком гламурно, чтобы вынести. Кордебалет убежал со сцены под гром аплодисментов, сменившись Долли Партон в подержанном шикарном платье проститутки, которая запела попурри с большим энтузиазмом, чем стилем. Я шел между столиков, кивая приветственно некоторым из наиболее известных личностей, но никто ни разу не улыбнулся в ответ. Они все знали меня, и то, что произошло здесь раньше, и хотели всем своим видом показать, что мне здесь не рады. Я прекрасно понимал их. Вверху на приподнятой сцене, Долли уступила место Мадонне и Бритни, дуэтом исполнявших «I Got You Babe».

Я все еще искал Пола Гриффина, или кого-то похожего на него. Элеонора дала мне грубое описание ее сына и того, что он мог носить, но все, что я знал о нем наверняка, был испуганный голос на другом конце запертой двери спальни. Мне придется спросить кого-нибудь; и получить ответы здесь будет не просто. Как и в Чайной Гекаты, девушки за каждым столом замолкали, когда я приближался, смотрели на меня, пока я проходил мимо, и громко судачили обо мне после того как я шел дальше.