В погоне за мощью - Уильям Мак-Нил

Альтернативный вариант, т. е. возвращение поддавшихся соблазну протестантской ереси княжеств в лоно католицизма, показался императорам более привлекательным. Унаследовав трон в 1619 г., Фердинанд II развязал войну с целью вернуть Богемию (где правил избранный в 1618 г. король-кальвинист) под власть императора и папы. Его успехи в начале кампании вызвали вмешательство извне – против Фердинанда выступили датчане, шведы и, наконец, французы. Чтобы поддержать собратьев по вере, испанцы в 1621 г. возобновили войну с голландцами, а в 1622 г. – с французами, пытаясь использовать свои владения в Италии для объединения разрозненных фронтов в едином католическом контрнаступлении.

Итогом была тупиковая ситуация в Германии, завершившаяся подписанием полностью обессиленными сторонами мирного договора (Вестфалия, 1648 г.). До этого военное искусство успело обогатиться рядом нововведений, а германские государства в полной мере познали степень жестокости широкомасштабного коммерциализированного насилия.

В ходе военных действий особо знаменательными были три попытки коренной реорганизации вооруженных сил. Первым следует упомянуть выдающееся военное предпринимательство Альбрехта фон Валленштейна. Младший отпрыск дворянского рода из Богемии, Валленштейн превратил солдатскую службу в широкомасштабное спекулятивное предприятие. Высокие риски с лихвой покрывались огромными (хотя и кратковременными) прибылями, и Валленштейн стал владельцем обширных поместий в Богемии (и, на краткое время, в Мекленбурге), а также приобрел значительное политическое влияние, целое десятилетие подобно колоссу возвышаясь над Германией. Будучи всего лишь военным подрядчиком на службе императора, благодаря мощи своей армии, поддержанной как налогами, так и грабежом и рыночными операциями, он фактически стал независимым правителем. Однако когда он погиб в 1634 г. от руки подосланных убийц, все его земли и богатства были конфискованы.

Торговые предприятия Валленштейна носили крайне запутанный характер. Пользуясь полномочиями командующего армией, он закупал продовольствие для войск в своих поместьях в Богемии – по ценам, определенным им самим. На средства, собранные фламандским предпринимателем и спекулянтом Хансом де Виттом, он в тех же поместьях организовал производство оружия. Де Витт был для Валленштейна тем же, чем сам Валленштейн для императора-каждый нуждался в своем покровителе для ведения действительно масштабных дел. И в выполнении военных задач, и при ведении предпринимательства Валленштейн и де Витт преследовали свои корыстные интересы с полным пренебрежением к старым нормам морали и пристойности. Их интересовали лишь эффективность в выполнении задач и подчинение, обеспечивавшие требуемый результат; ни происхождение, ни вера, ни любое другое из традиционных качеств не влияло на их выбор партнеров и подчиненных. В результате возникла армия исключительной боевой эффективности, без малейшего снисхождения жившая за счет той области, в которой вела действия.

Ни до того, ни после история не знала более полного и грандиозного слияния частного коммерческого и военного предприятия.

В отличие от других полководцев Валленштейну одному удалось единолично собрать армию, насчитывавшую на пике своего могущества 50 тысяч солдат. Подобно королям, он назначал офицеров командовать ротами и полками, а под конец карьеры стал задумываться над возможностью заставить императора разогнать «испанскую» партию при дворе. Вожаки этой партии имели все основания не доверять богемскому авантюристу, чья коммерческая виртуозность и религиозная неразборчивость претили их собственным аристократическим и католическим идеалам. Они же и организовали убийство Валленштейна, впоследствии нашедшее одобрение у императора.

С 1634 г. германские националисты задавались вопросом, что могло случиться, не погибни Валленштейн. Исходя из логики его положения, можно предположить, что он последовал бы примеру Сфор- цы, узурпировавшего власть в Милане в 1450 г. Сфорца успешно применил опыт управления своими войсками в Милане и сделал город европейской державой на пятьдесят последующих лет. Военная структура Валленштейна могла бы стать той куколкой, из которой появилась бы бабочка нового германского государства, более могущественного, чем Франция, вышедшая из Тридцатилетней войны ведущей державой Европы. Однако в 1634 г. Валленштейн был слишком изнурен хронической болезнью; вдобавок, даже его смелый и предприимчивый дух склонялся перед ореолом богопомазанности, сиявшим вокруг венценосца Священной Римской империи Германской Нации.

Как бы то ни было, военно-коммерческая империя, которую он выстроил вокруг себя, разрушилась. Предприниматели калибром поменьше разделили между собой его роль при имперском дворе, а почти полное опустошение самых плодородных земель Германии сократило армию Валленштейна наполовину( 3*) .

Второй могущественной структурой Тридцатилетней войны была армия, созданная королем Швеции Густавом Адольфом (правил в 1611-1632 гг.). Швеция была для него тем же, чем Богемия для Валленштейна – своего рода частной собственностью, поставщиком солдат и припасов для войны в Германии. Густав Адольф объявил, что его война «прокормит себя сама»,( 4*) однако ему была необходима поддержка парламента для призыва новобранцев-пахарей и охотников. Крайне благоприятным для короля был фактор подъема шведской металлургии в 1620-х, когда уроженец Льежа и житель Голландии Луи де Геер перевез в Швецию валлонских мастеров и современную технологию доменной металлургии(5*).

Де Геер стал для Швеции аналогом Де Витта в Богемии. Каждый из них проворачивал грандиозные операции для внедрения новых финансовых и технических методов в прежде отсталых (во всяком случае, по сравнению с Нидерландами) областях Европы. Однако в остальном они были противоположностями. Де Геер остался голландским домоседом, процветающим международным финансистом и предпринимателем, нуждавшимся исключительно в законном дозволении Густава Адольфа на ведение дел в Швеции. Он действовал в достаточно четко очерченных моральных и правовых рамках голландской деловой практики и сдал дела в полном порядке – тогда как покончивший с собой Де Витт оставил лишь запутанные счета обанкротившегося спекулянта. К тому же Густав Адольф был законным правителем, далеким от неразборчивости Валленштейна в средствах. В итоге созданные Густавом Адольфом и Де Геером политическая и экономическая империи просуществовали столетия, тогда как убийство Валленштейна разрушило все плоды его трудов.

Успех шведского короля в немалой степени был обусловлен настойчивым внедрением голландских методов ведения войн и обучения войск. Однако Густав Адольф добавил ряд новшеств, почерпнутых из опыта войны с русской и польской кавалерией (война с Россией длилась до 1617 г., а с Польшей – в 1621 -1629 гг.). К моменту высадки в Померании (1630 г.) король располагал закаленной в боях армией, впервые доказавшей превосходство шведской тактики в битве при Брайтенфельде (1631 г.).

Тактические нововведения шведов были направлены на повышение наступательных качеств войск. Легкие полевые орудия, свободно перемещаемые вручную, повысили мощность залпа пехоты; не давая противнику опомниться от ошеломляющего воздействия огня, пикинеры и кавалеристы завершали его разгром. Валленштейн незамедлительно перенял шведские новинки, и в следующем же году Густав Адольф погиб в битве при Люцене, одержав тем не менее вторую победу над имперскими войсками.(147c*)

Быстрота, с которой каждая из сторон реагировала на оказавшиеся действенными нововведения противника наглядно демонстрируется этим примером. И короли, и военачальники Европы полностью разделяли допустимость постоянного процесса нововведений. Действенная информационная сеть, включавшая как изучение информации из печатных изданий и устных источников, так и разведку и коммерческий шпионаж, передавала сведения о намерениях и возможностях противника, новых технологиях и боевых тактиках по всей Западной Европе. В итоге после Тридцатилетней войны европейские армии более не представляли собой сборище воинственных и хорошо подготовленных в индивидуальном плане солдат раннего Средневековья, или массу согласованно действующих свирепых

бойцов, контроль над которыми, как в случае с швейцарскими пики- нерами XV в., терялся после завязки боя. Взамен, тщательно насаждаемое и упорно совершенствуемое искусство войны позволило генералу (по крайней мере, в принципе) управлять действиями тридцатитысячной армии в бою. По-разному снаряженные и обученные для различных видов боевых действий войска были способны маневрировать даже находясь в контакте с противником. Выполняя приказ генерала, который мог охватить общую картину боя, войска обращали схватку с сомнительным исходом в блестяще выигранное сражение. Иными словами, развив подобие центральной нервной системы, способной управлять технологически дифференцированными когтями и клыками, европейские армии очень быстро эволюционировали до уровня высших животных.