Перекресток - Юрий Слепухин

Сергей усмехнулся. Еще три года назад он с такими же отчаянными дружками любил пробраться потихоньку на третий этаж и, подкравшись к двери балетного класса, распахнуть ее неожиданным ударом, заорать пострашнее — и пуститься наутек, топая как можно громче. Вслед несся визг девчонок, ради которого и затевалась вся экспедиция.

В то время он еще не интересовался ни физикой, ни математикой, ни вообще чем-нибудь из того, о чем можно было услышать в классе. Его интересовали только приключения и подвиги, и кружок героев его детства был небольшим, но избранным: Чапаев, Шерлок Холмс, капитан Немо, Чкалов и Человек-невидимка. Позже к ним присоединился еще и Тарас Бульба.

Из всех кружков, существовавших тогда во дворце, Сережкино внимание привлекали только два: балетный — по уже указанной причине и юных натуралистов — потому что там жил в аквариуме роскошный тритон, которого худенький паренек в очках вечно кормил какими-то крошками, взвешивая их на аптечных весах. Полюбовавшись на тритона и попутно совершив очередную вылазку к голоногим девчонкам, Сережка забирался в читальный зал и просиживал там часами.

В «Пионерской правде» печатали тогда из номера в номер «Гиперболоид инженера Гарина» — увлекательнейший роман, который читался с трепетом и потом эпизод за эпизодом пересказывался приятелям из соседних дворов: «…только он поджег, а тут этот Утиный Нос в окно лезет, с финкой в зубах. Ну, он, конечно, сразу за аппарат — и ка-ак урежет его лучом, тот так и развалился напополам…»

В ежемесячниках «Пионер» или «Костер» тоже было много интересного. Там можно было прочитать о Ютландском бое, или о том, как римские рабы восставали против своих буржуев — патрициев, или как молодежь за границей борется с фашистами, — рассказы об этом нравились Сережке больше всего другого, и его мечтой тогда было попасть в Испанию, в Интернациональную бригаду…

Вернувшись к окну в конце коридора, Сергей подышал на заиндевелое стекло и протер рукавом круглую лунку. Внизу во дворе, рядом с занесенным снегом автомобильным шасси, лежало на козлах длинное зеленое крыло планера и двое ребят без шапок и пальто обмеривали его рулеткой. Закончив обмер, один начал писать в блокноте, а другой стоял рядом, приплясывая от мороза и согревая руки дыханием; потом оба о чем-то яростно, судя по жестам, заспорили и снова схватились за рулетку.

«Простынут, дурачье», — подумал Сергей, отходя от окна. Легкая, едва уловимая печаль, охватившая его сегодня здесь во дворце, и это необъяснимое желание повременить с разговором, ради которого он пришел, — все эти неясные ощущения вдруг усилились и сгустились в очень определенную мысль: сам он, Сережка Дежнев, никогда уже не будет таким, как эти двое, выскочившие раздетыми на мороз из своей лаборатории…

Зябко сунув руки в карманы пальто, он медленно спустился по лестнице, постоял в вестибюле, заглянул в библиотеку, в зрительный зал. Со сцены на него повеяло холодом и печальным запахом пыли и декораций. В позапрошлом году здесь на областном смотре самодеятельности выступал Валька Стрелин, читал «Балладу о синем пакете». Читал он хорошо, умело подчеркивая своеобразный ритм тихоновских стихов:

…Ударило в небо

четыре крыла,

И мгла зашаталась,

и мгла — поплыла,

Ни прожектора.

Ни луны.

Ни шороха поля,

ни шума волны…

Сергей вздохнул, притворяя за собой тяжелую дверь, и решительно направился к лестнице.

Попандопуло в окружении своих «африканских тигров» стоял перед столом, на котором шипел маленький спиртовой котел. Соединенная с котлом резиновой трубкой, тут же стояла небольшая металлическая коробка с выпуклой, почти полукруглой крышкой, притянутой болтиками.

— Сергей! — обрадованно завопил завлаб. — Вот здорово, вовремя пришел! Скажи мне прямо: ты такое видал?

Он указал на коробку негодующим жестом.

— Турбинка? — догадался Сергей.

— Где турбинка? — подскочил завлаб. — Не вижу никакой турбинки! Это — я извиняюсь — ночной горшок, а не турбинка!!

Один из тигров виновато покосился на Сергея и шмыгнул носом.

— Всё, ша. Сейчас сам увидишь. Дай пар! — скомандовал Попандопуло, отодвигая модель на середину стола.

Тигр с виноватым взглядом открыл вентиль. Из-под выпуклого кожуха со свистом ударила струйка пара, внутри что-то загудело, будто там сидел большой сердитый шмель. По мере того как турбина набирала ход, звук ее все повышался, достигнув наконец раздражающе высокой, напряженной ноты — это и был тот самый вой, что Сергей слышал полчаса назад.

— Сколько оборотов? — спросил он заинтересованно.

— При чем тут обороты? Ты лучше посмотри, что сейчас будет!

Действительно, с турбинной начало теперь твориться странное — медленно, но упорно она поползла к краю стола, имевшего, по-видимому, небольшой уклон в ту сторону.

— Видал? — иронически спросил Попандопуло. — Да ты рукой попробуй, не бойся!

Сергей положил руку на горячий кожух — сразу щекочуще побежали к плечу мурашки. Модель продолжала ползти. Он с силой прижал ее к столу, и вся ее поверхность загудела, как огромная мембрана.

— Да, вибрация зверская, — сказал он озабоченно, убрав руку. — Плохо сбалансировано, видно…

— Да я балансировал, — тихо, виноватым голосом отозвался тигр.

— Бабушку ты свою балансировал, — уничтожающе сказал Попандопуло. — Ладно, кончай этот цирк! Снимай кожух, вытаскивай ротор. Сейчас я вернусь, тогда увидим, что ты тут набалансировал. — Он напялил пальто с облезлым каракулевым воротником и достал из шкафа что-то похожее на завернутую в газету линейку. — Идем, Сергей!

В знакомой пивной он заказал пива и соленых бубличков.

— Ну, Сергей, рассказывай. Как житуха?

— Да что рассказывать, Поп… поганые у меня дела, — сознался Сергей. Он отпил пива и разломил в пальцах бубличек, шершавый от крупных кристаллов соли. — Сам знаешь… Колю забрали, на что жить теперь — и сам не знаю. Дядька нам трошки помогает, но у него своя семья шесть душ… прямо хоть бросай школу — и на производство…

— Ну вот, — сказал Попандопуло, выслушав его до конца. — Школу тебе бросать нечего, это всякий дурак сумеет. Мне когда от тебя передали насчет работы, то я так понюхал тут и там, но вроде ничего подходящего покамест не намечается. Но тут вот есть такое дело — верь Попандопуло, на этом можно зашибить монету. Гляди-ка сюда…

Он развернул принесенный с собою предмет, оказавшийся полуметровой полоской тонкой латуни, сантиметров в пять шириной. Вдоль полоски шел, повторяясь, сложный сквозной узор в виде звездочки.

— Как по-твоему, что это такое?

— Это, пожалуй… использованная заготовка, из-под штампа?

— Точно. Сразу видать, что голова у тебя работает технически. С этих лент на оптическом штампуют какую-то деталь, но это неважно. Теперь смотри! Ты берешь эту ленту и по одному краю сверлишь дырочки — ну вот так, на расстоянии миллиметров семь одна от другой. После сворачиваешь ее в кольцо и спаиваешь — вот таким манером. Слухай дальше. В аптеках есть такие стеклянные трубочки, через них минеральную воду пьют — знаешь?

— Ну, — кивнул Сергей, все еще ничего не понимая.

— Стекло паять умеешь, на спиртовке?

— Факт что умею, в химкабинете сколько раз паял.

— Ясно, я же всегда говорил, что у тебя золотые руки. Значит, так: в такую стеклянную трубочку, в один конец, ты впаиваешь проволочный крючочек и навешиваешь такие сосульки по всему кольцу, в эти вот дырочки, что насверлил по краю. А после цепляешь сверху три цепки, и что мы теперь имеем? Мы имеем роскошный абажур, который можно загнать за полсотни хрустов.

— Вон что, — изумленно сказал Сергей.

— А ты думал? Ну что, пригодился Попандопуло? — Небритое лицо завлаба светилось простодушным торжеством. — Я ж тебе всегда говорил, за Попандопуло не пропадешь! Видал? Полсотни верных, ну нехай материал тебе обойдется в червонец — трубки там, цепки, потом сама заготовка тоже денег стоит, верно? На улице ее не подберешь, это же надо через проходную вынести, — так что парень рискует, сам понимаешь… Нехай тебе останется сорок целковых чистого заработка с одного абажура, а его же можно за день сделать, и то без отрыва от…

— Подожди, Поп, что-то я не понимаю… — В голосе Сергея было сомнение. — Это что ж — ходить по домам и продавать, что ли?

— Чего ради? Я тебе устрою штук пять заказов, а те расскажут знакомым, те еще своим, так и пойдет. Будешь красиво работать, так у тебя отбою не будет от заказов, верь Попандопуло. У меня корешок в Одессе только этим и живет, верный кусок хлеба имеет. Да еще и с маслом.

Сергей нахмурился, помолчал, допил пиво.

— Нет, Поп… — Он покачал головой. — Не стану я этим заниматься, ну его к черту. Не по мне это, у нас в семье никто сроду не халтурил… да еще если бы дело чистое, а то этот парень заготовки ворует… Не люблю я такого. И Коля бы мне этого не позволил. Я вон, помню, раз попросил его болт с завода принести — позарез нужен был, — так он так на меня глянул, даже не сказал ничего, я потом день ходил как оплеванный. Нет, Поп, за хлопоты тебе спасибо, но лучше не надо. Я сейчас с ребятишками занимаюсь — натаскиваю по алгебре, по физике… может, еще уроков достану, мне обещали. Ничего, не пропаду.