Ростов-папа (СИ) - Дашко Дмитрий

Я подскочил к нему, выбил пистолет из руки и схватил за грудки.

— Кто тебя послал, сволочь?

— Да пошёл ты! Я всё равно скоро сдохну, — прохрипел снайпер.

— Облегчи душу перед смертью!

— Душу… Дурак ты, Быстров, у меня её нет, — прошипел он и сразу зашёлся в приступе кашля.

Я подтянул его к себе, угрожающе посмотрел глаза в глаза:

— Умереть можно по-разному, Розенберг или кто ты есть на самом деле… Как человек или как последняя сволочь. Выбирай, пока можно.

— Уговорил, — вяло усмехнулся он. — В кармане удостоверение, оно настоящее — я сотрудник московского ГПУ Аркадий Розенберг, мне приказали убить тебя там, в Москве. Первый раз, в поезде, не получилось. Тебе каким-то чудом повезло. Думал, что во второй раз я исправлю эту ошибку.

— Тебя прислал Радек? — догадался я.

— А мозги у тебя соображают, Быстров! Ты ведь понимаешь, что на мне ещё ничего не закончилось. Будут и другие специалисты. Всё, Быстров, отстань от меня. Дай помереть спокойно.

— Хорошо, отстану! Но не дай бог, если ты убил моего товарища — я ведь и на том свете тебя достану!

— Верю тебе, Быстров. Ты такой, ты можешь… — снова прохрипел чекист.

Я бросился к Петру, молясь, чтобы всё обошлось. И какое же счастье было услышать его пусть прерывистое, но дыхание.

— Врача! — заорал я что было сил. — Срочно, врача!

И с радостью услышал топот ног. Кто-то спешил, подымаясь по лестнице.

Глава 28

Глава 27

Я сидел в коридоре больницы перед операционной и ждал. Мимо то и дело проходили врачи, медсёстры и санитары, бросая в мою сторону сочувственные взгляды.

Операция длилась уже не один час, всё это время я не отлучался из коридора ни на секунду. В голове засела одна-единственная мысль: пусть Петя выживет!

Я так часто терял боевых товарищей…

Наступил рассвет, я не спал всю ночь, однако сна не было ни в одном глазу. Да и какой может быть сон — всё, что случилось с напарником, произошло из-за меня. Это я должен был оказаться на его месте, это меня приехал убивать Розенберг по приказу Радека.

Если разобраться, Пётр принял на себя мою пулю. И теперь сражался за жизнь вместо меня…

Всё внутри меня сжалось, я не чувствовал ни рук, ни ног, ни спины, которую успел порядком отсидеть. И всё равно не вставал и не выходил на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

Время потеряло свой смысл, минуты, секунды, часы — это было ни о чём, тиканье больших настенных часов не давало ответа на мой вопрос: как там Петя?! Сражается ли вместе с докторами за свою жизнь или всё поздно?

Ненадолго заскочил Художников в накинутом на плечи белом халате, подошёл ко мне и сел рядом.

— Есть новости?

— Нет, Иван Никитович, пока без новостей, — пустым, лишённым эмоций голосом, произнёс я.

— Ясно, — протянул он.

Какое-то время мы помолчали, думая каждый о своём.

— Ничего, Жора. Всё обойдётся. Выкарабкается наш Пётр, даже не сомневайся, — заговорил Художников.

Я кивнул.

— И да, по-вчерашнему… — продолжил начальник угро. — В общем, мы связались с Москвой. Там подтвердили личность стрелка — это действительно Аркадий Розенберг, только он вот уже год как был уволен из ГПУ. Кстати, удостоверение у него не липовое, Розенберг его не сдал, заявил, что потерял.

Я горестно усмехнулся, ну да, чего-то в этом духе и следовало ожидать: я — не я, и корова не моя. Радека при всём желании с этим киллером не связать.

— Есть предположение, что Розенберг был связан с бандой Васьки Кореня, ну то есть с «Белой маской», — продолжил Художников.

Я не мог ввести его в курс моих проблем с Радеком, поэтому просто пожал плечами:

— Я не смог его допросить — Розенберг умер, не приходя в сознание. Как наши — поймали Мамонта?

— Ушёл гад прямо перед носом. Мышанский рвёт и мечет, дал клятву, что непременно поймает его до конца недели.

Он встал.

— Извини, Быстров, мне пора — ты отзвонись, как только станет ясно.

Что именно прояснится, Художников не стал уточнять.

— Обязательно, Иван Никитович!

— Я пошёл. И помни — жду звонка в любое время.

Он оставил меня, и я продолжил сидеть, тупо глядя на некрашеные доски пола под ногами.

— Товарищ, вы из уголовного розыска?

Я вскинул подбородок и увидел девушку-медсестру, которая остановилась возле меня.

— Да, я. Что-то случилось?

— Хирург сказал, что вы можете отправляться домой. Операция только что закончилась.

— Как она прошла?

— Мы сделали всё, что могли.

Эта фраза заставила меня насторожиться.

— А что потом — мой друг будет жить?

— Этого вам никто не скажет. Операция прошла нормально. Теперь всё зависит от его организма.

— Я могу поговорить с хирургом?

— Не стоит. Он готовится к следующей операции.

— Хорошо. Когда я смогу навестить моего друга?

— Послезавтра, не раньше.

— Спасибо!

— Не за что. Вы б лучше под пули не подставлялись, а то такие молоденькие… Вам жить да жить.

— Работа такая, — грустно пояснил я. — Кто-то должен ловить преступников. А под пули мы нарочно не подставляемся.

Она участливо посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Я могу от вас позвонить? — спросил я.

— Да, телефон в ординаторской. Хотите совет?

— Не откажусь.

— Знаю, что вам это не разрешено, но всё-таки сходите в церковь, поставьте там свечку за здравие раба божьего Петра.

— Я подумаю.

— И всё-таки сходите. Поверьте, хуже не будет. Вашему другу сейчас нужна любая помощь.

Дозвонившись до Художникова я сообщил ему, что операция недавно закончилась, что с хирургом пока поговорить не получается и что прогнозов на будущее никто не даёт.

— Ступай домой, Жора, — сказал он, после того, как выслушал мой доклад. — Ты всю ночь не спал!

— Я лучше на работу приеду. Всё равно не заснуть.

— Смотри сам. Но я пока тебя от срочных дел освобожу. Займись текучкой.

— Как прикажете, товарищ Художников.

Я повесил трубку.

Когда вышел из больницы, заметил позолоченные купола церкви. Хорошо это или плохо, но я редкий гость в храме.

Что ж, последую совету медсестры, поставлю свечку и помолюсь за здоровье Петра.

Из церкви я вышел спокойным и более умиротворённым что ли. Всё-таки есть в храмах своя аура, не зря говорят про намоленное место.

Поймал извозчика и покатил на работу в угрозыск.

Зашёл в кабинет: было так непривычно — нет ни Лёвы, ни Петра, и тот и другой лежат в больнице. И если Левон постепенно идёт на поправку (вон, даже с медсёстрами любовь крутит), что будет с напарником — неизвестно. И эта проклятая неизвестность бьёт сильнее всего.

— Жор, может чайку?

— Что?

— Я говорю — давай чайку выпьем, — предстал передо мной Паша.

Ни пить, ни есть не хотелось, но я всё-таки кивнул.

— Давай.

— Я тебе покрепче заварю — не возражаешь?

— Какие могут быть возражения.

Мне бы сейчас кофе, но и крепкий чай сделал своё дело, взбодрил и привёл мысли в порядок.

Итак, что у нас на балансе…

По ликвидированному мной киллеру на Радека не выйти и за жабры его не взять. Плохо, как ни крути. Но теперь враг на какое-то время оставит меня в покое, а вот это можно записать в актив.

В идеале Радек и вовсе откажется от планов моего устранения: я не в Москве, постоянно засылать по мою душу спецов в другой город — тот ещё геморрой. Хорошие исполнители на дороге не валяются, а брать кого-то со стороны — большой риск. И сам завалится, и нанимателя сдаст.

Ну и будучи в Ростове, я не представляю для Радека опасности, зачем ему дёргаться и подставляться лишний раз?

Покончив с сеансом самоуспокоения, я, как и приказало начальство, вернулся к текущим делам.

Плохо, что нет вестей из Таганрога… Занимаются ли тамошние менты поисками Федорчука или благополучно забили… Не своё мало кому интересно, особенно когда по горло.