Поющая в репейнике - Анастасия Машкова

Он вдруг поворачивается к ней, обнимает жаркими ручищами, прижимает голову к своей груди, бешено вздрагивающей от биения огромного щедрого сердца.

– Молчи, Маня. Не говори так. Ничто не изменит нас, я знаю. Будь счастлива. Будь!

Он с силой поднимает ее лицо, целует неуклюже, по-детски беспомощно.

Маня мотает головой, высвобождаясь из его объятий.

– Мы должны выдержать это. Должны проводить Алю. Все остальное – потом. Все – потом…

Она вдруг начинает метаться по кухне.

– Господи, нужен, наверное, какой-то мешок, чтобы собрать стекла на лестнице? Я все уберу.

– Да, да… – Трофим, будто опомнившись, утирает лицо, хватается за веник, приткнутый им к ножке стола.

– Мы все сделаем вместе, как следует. Мы перенесем это. Так надо.

– Да, Маша. И это пройдет, я знаю. Я справлюсь. Когда умерла мама десять лет назад, я три месяца лежал и смотрел на люстру. А потом заметил, что в углу появилась паутина – красивая такая, совершенная кисея. И я встал, и прогнал паука. И начал жить заново. Пауки только кажутся страшными, а на деле пугаются прямого света, движения и чистоты. Так будет и в этот раз.

– Ты очень умный, Тосик. Ты ведь философ и поэт. Ты образованный и столько книг прочел, что мне за три жизни не осилить. Один твой Манн чего стоит. Этим же томом можно убить!

– Да, Томасом Манном проще убиться, чем дочитать его до конца. Но я справился и даже испытал что-то сродни катарсису.

– Но вот, какие умные слова ты знаешь, которых я не знаю. Я рядом с тобой – просто… прыгучая и похотливая блоха.

– Не смей говорить так о моей любимой женщине, не смей! – Трофим грозит ей веником. Глаза его сверкают праведным гневом. – Я всего лишь водила, Маня. Тупой дальнобойщик. И никакого большого пути – одна грязная и опасная дорога. А ты – красавица и лучшая женщина на земле. И вот, кстати, большой пакет.

Маня смотрит на пакет, который протягивает ей Трофим, и улыбается. И с новыми силами принимается за дела: метет лестницу, жарит кур, варит овощи, сервирует стол в гостиной и посматривает на Алин портрет. На фотографию чужого-родного человека, которого будет любить и помнить всегда. Всегда…

Глава десятая

В понедельник Маня просыпается от яркого солнечного света, бьющего в окно.

«О Боже, одиннадцать часов! Не может быть!»

Она хватает будильник, потом обводит глазами свою комнату и упирается в деревянный «миноносец».

«Да, помню: Блинова, Павел… Аля! Алю хоронили вчера. Было страшно холодно. Томительное ожидание у крематория. А потом? Что было потом»?

Маня отчетливо помнит лишь то, что не могла согреться. И плакать не могла. Крохотная нарядная женщина в гробу казалась очень молодой и… хорошенькой. Румяные щечки. Кажется, Трофим был сердит, что тетка похожа на куклу… Потом странные поминки, на которых женщина в черной шали – вроде регистраторша из поликлиники – напилась и вздумала петь блатные частушки. Куда-то Трофим ее увел. Впрочем, Маня и это помнит не очень отчетливо.

Она встает, трет ноющую спину. Да, спина не давала ей покоя и ночью. Допоздна они с Трофимом мыли посуду. Седов не бросил Маню, помогал, хотя на следующий день должен был отправляться в рейс. Маня слышала, проваливаясь в тяжелый сон, как за Трофимом хлопнула дверь. Кажется, он уехал в два ночи.

Голубцова шлепает на кухню, включает чайник, кивает ожившему холодильнику.

«Трофим уже вовсю крутит баранку, в бух-столовке бабульки уже попили чайку и оплакали “стенку в хорошем” состоянии, попутно помыв косточки бесстыжей Марии. А что Павел? Как он, почему не звонит?»

Маня бежит за телефоном в комнату, набирает номер. «Абонент – не абонент», – сообщает предупредительная донельзя тетечка.

– Все, довольно разнюниваться! На работу! Вперед и с песней! – подбадривает себя Голубцова, начиная спешно собираться.

В это время канцелярскую контору сотрясают новости. Главная – появление нового генерального. Это бойкий молодчик в потертых джинсах и свитере. И он срочно собирает начальников отделов.

«Вот же кошмар, кошмар!» – комментирует обезумевшая от горя Люсечка, бегая по кабинетам. Ей уже прозрачно намекнули на скорое увольнение. Люсечка так и видит за своим родненьким столиком чужую наглую девицу с чувственным ртом и бюстом пятого размера. Наверняка смоляную брюнетку, наверняка!

Другая сногсшибательная новость – появление Супина в отделе. Он выглядит безукоризненно: никаких голубых носков и линялых штанов. И очки, откуда ни возьмись, залихватские, узенькие.

«Неужто золотые?» – поражаются тетки до глубины души и шепчутся:

– Во как любовь прихватила!

– Да уж. Но перед смертью, как говорится, не надышишься.

Впрочем, тетушки решают, что он слишком бодр для предсмертной вылазки к врагу.

Супин вдруг сообщает, что решил взять с собой на ковер к новоявленному шефу Наталью Петровну.

– Зачем?! Чем я провинилась? – белеет Блинова, прилипая к стулу.

Ритуся и Елена Стефановна смотрят на нее как на молодогвардейца, поднимающего красное знамя перед фашистами.

– Думаю, все будет хорошо, Наталья Петровна, – улыбается Супин.

Перед дверями приемной Наталье Петровне становится и вовсе худо. Но Павел Иванович неумолим:

– Возьмите себя в руки. Все будет в полном порядке!

Когда они заходят, на бывшего главбуха обрушиваются сочувственные приветствия и взгляды. В приемной царит тягостное молчание. Логисты, маркетологи, рекламщики – словом, вся верхушка команды Бойченко крепится из последних сил, ожидая окончательного и бесповоротного изгнания из родных стен.

– О, Павел Иванович, вот и вы. Можем начинать!

«Молодчик» приветствует Супина радостно, выскакивая из кабинета.

– Давайте, друзья, без церемоний, располагайтесь у меня, – великодушным жестом приглашает он всех.

– Демократию разводит, волчонок в овечьей шкуре, – шепчет логист Полкану. Но тот будто не слышит его слов.

Когда все рассаживаются у стола для совещаний, странный новый генеральный, блистая улыбкой, начинает вываливать в пулеметном темпе информацию.

– Итак, господа, меня зовут Денис Денисович Мещеряков. Сразу хочу успокоить всех – пока никаких экстраординарных мер по штатному расписанию и по персоналиям принимать я не намерен. Буду присматриваться к вам. А вы – ко мне, – он едва ли не подмигивает смурному логисту.

– Но это не значит, что какие-то нововведения не последуют в работе, когда я оценю всех и каждого. Всех и каждого! – улыбка исчезает так же моментально, как и появляется. – Самый существенный момент на сегодняшний день – назначение моего заместителя. Я принял решение и уже подписал свой первый приказ, – дурашливый Денис Денисович машет листом с подписью-кляксой. – Назначаю заместителем генерального директора моей… – он делает резкое ударение на слове «моей» и выдерживает паузу: –…моей компании Павла Ивановича Супина. Не слышу ликования? – разводит он руками.