Быстрая смерть. Тайна Камня друидов (сборник) - Глэдис Митчелл

В этом месте слушаний человек, воскликнувший из глубины зала: «Правильно!», был выведен за нарушение порядка, после чего обвинитель продолжил допрос свидетеля Карстерса в тишине, но ничего нового не добился, кроме точных сведений о положении тела Элеонор в тот момент, когда свидетель вместе с остальными очевидцами протиснулся в ванную.

Адвокат обвиняемой приступил к перекрестному допросу, в результате чего суд узнал, что преступление заподозрил и Алистер Бинг, когда дочь не спустилась к завтраку. Имелась в виду, разумеется, попытка утопить ее, предпринятая Берти Филиппсоном.

– Алистер Бинг? Так зовут отца погибшей женщины? – уточнил Фердинанд своим завораживающим голосом.

Свидетель подтвердил это смелое предположение.

– Человек, замуж за которого предположительно собиралась подсудимая?

Свидетель согласился и с этим.

– Где он сейчас?

Вопрос прозвучал, как удар хлыста, заставивший суд встрепенуться.

– На пути в Тибет. Возможно, он уже туда добрался, – ответил Карстерс.

– Он не в суде?

– Нет.

Обвинитель высказал возражение против подобных вопросов, но судья разрешил продолжить перекрестный допрос.

– Почему он покинул Англию?

Карстерс и Гард договорились, что если этот вопрос прозвучит, то они будут отвечать, что знать ничего не знают, предоставляя защите возможность воспользоваться отсутствием Алистера так, как ей заблагорассудится. Поэтому Карстерс кратко сообщил, что не знает причины, после чего по внезапному вдохновению добавил, что таковой мог послужить роман уехавшего со служанкой.

Защитник кивнул.

– Понимаю, – протянул он, со значением глядя на присяжных, чтобы они уяснили, что он задал свой вопрос неспроста. – Это именно такой человек, ради которого подсудимая стала бы рисковать жизнью!

Смех в зале свидетельствовал, что выстрел попал в цель.

Фердинанд Лестрендж сел, после чего вызвали следующего свидетеля – Берти Филиппсона. Его попросили о немногом: подтвердить показания Карстерса об обнаружении тела.

Третьим свидетелем обвинения оказался врач, повторно обследовавший труп с целью определения причины смерти. От него было получено немало сведений касательно свойств вещества гиоцин, способов его получения, обычных доз, прописываемых пациентам, дозы, влекущей смерть, способа его приема пациентами и вероятного способа его введения в данном случае.

Свидетель показал, что препарат добывают из растения под названием белена и применяют как успокоительное для умалишенных, в случаях острых нервных расстройств и бреда. Его отпускают только медикам, в широкую же продажу он не поступает. Врачи получают его в виде кристаллов, растворяемых в спирту и затем разводимых в воде и вводимых пациентам путем подкожных инъекций. По словам свидетеля, возможен также прием препарата в жидком виде перорально – через рот. В данном случае яд, без сомнения, попал в организм именно так.

Данные показания подтвердил следующий свидетель, тоже врач.

Дальнейшие свидетельские показания касались возможности завладения препаратом подсудимой, являвшейся, как было доказано, психоаналитиком.

– Что такое «психоаналитик»? – осведомился судья.

– Насколько я понимаю, так называют последователя Зигмунда Фрейда, австрийского специалиста по нервным и душевным болезням, – ответил обвинитель.

– Неверно, неверно, – тихо пробормотала подсудимая.

Было доказано, что она посещала психиатрические больницы в Англии и в Америке (где данный препарат использовался шире, чем в Англии) и могла обзавестись достаточным его количеством для своей цели, состоявшей в причинении смерти Элеонор Бинг и в завладении поместьем.

– Мотив – слабое место обвинения, – объяснил Карстерс Берти Филиппсону. – Вот если бы они могли придумать более вразумительный мотив…

Обвинение было не в состоянии доказать, что между миссис Брэдли и Алиcтером Бингом когда-либо прозвучало хоть одно словечко любви или даже обычной вежливости. Их ни разу не заставали вдвоем. Говоря словами одной откровенной местной жительницы (излишне добавлять, что обвинение ее к этим словам не побуждало), «они друг друга на дух не переносили: стоило одному появиться в моей лавке, как другой выбегал вон».

Свидетельницу поспешно отпустили. Насмешливо улыбавшийся Фердинанд Лестрендж не стал подвергать ее перекрестному допросу.

Настало время заняться темой кофе. Карстерс, готовясь слушать новых свидетелей, затаил дыхание. Тема казалась ему опасной: у него в голове крутились слова обвиняемой о безвкусности снотворного в кофе и в чае.

Было заметно, что на присяжных подействовал факт, что подсудимая поила умершую кофе. К моменту завершения первого заседания суда более трех четвертей присутствующих были уверены, что миссис Брэдли признают виновной.

– У нее вид убийцы, – сказала одна женщина своей соседке, проталкиваясь с ней к выходу. – Видите ее презрительную ухмылку? У нее рыльце в пушку, уж поверьте мне! Она выдает себя одним своим видом!

– Вид – еще не все, Марта, – заметила та. – Надо выслушать другую сторону.

Когда суд собрался снова, у обвинения оставалось еще два свидетеля. Первой вызвали горничную миссис Брэдли, чтобы подробно расспросить ее о событиях ночи, предшествовавшей смерти Элеонор Бинг. Ее ответы на ломаном английском – главном привлекательном свойстве французских слуг – скорее помогли хозяйке, чем навредили. Предположение, что миссис Брэдли и убитая ссорились, горничная отвергла с галльской горячностью и убедительностью.

– Нет, нет! Мадам была добра с бедной девушкой. Она такая милая, такая преданная!

Суд, глядя на миссис Брэдли, не верил своим ушам.

– Вы говорите, что ваша госпожа предложила мисс Памеле Сторбин провести ту ночь у нее в комнате. Зачем?

– Мсье! – возмутилась Селестина, отчаянно жестикулируя. – Откуда мне знать? Я не могу говорить мадам: «Зачем это, зачем то?» Мне дают пинок, как это называется у вас, англичан! Я не лезу не в свое дело, это не годится!

К ее словам суд отнесся с одобрением, Фердинанд Лестрендж – с иронической улыбкой. Получив от Селестины полное описание событий той ночи, обвинение отпустило ее и вызвало своего последнего свидетеля.

Им был инспектор уголовной полиции Боринг. Это он распорядился арестовать обвиняемую на том основании, что она последней видела погибшую живой и дала ей чашку кофе, вероятно, содержавшую яд.

Фердинанд Лестрендж встал для перекрестного допроса свидетеля:

– Откуда вы знаете, что подсудимая последней видела мисс Бинг живой?

– Я не могу найти никого, кто бы видел мисс Бинг живой после того, как вечером 18 августа с ней рассталась миссис Брэдли.

– Именно так: никого не можете найти. Вы пытались кого-нибудь найти?

Вопрос как будто смутил свидетеля, и он не дал на него внятного ответа.

– И далее, – продолжил защитник, – на чем вы основываете ваше заявление, что кофе, который подсудимая дала умершей, был отравлен?

– На ее собственном признании, что она дала ей кофе, и на показаниях очевидцев, видевших, как она это сделала, – ответил Боринг.

– Конечно, – промолвил Фердинанд. – Но речь идет о кофе, а не о яде.

– Кроме безобидного снотворного, которое тоже давала умершей подсудимая, я не нашел ничего, что могло бы содержать яд, не выдавая его вкуса.

– Так-так, – проговорил защитник почти игриво. – Не намерены же вы утверждать, что если, как вы воображаете, в чашке с кофе находился яд, убивший мисс Бинг, то убийца не понимала, как опасно давать его при свидетелях?

– Я счел ее действия обманными, – ответил инспектор Боринг, обиженно глядя на него.

– Понятно. – Согласие защитника с инспектором вызвало в суде недоуменный шепот. Но защитник, не дав несчастному свидетелю опомниться, продолжил: – Почему вы не зачитали обвиняемой ордер на арест?

– Я считал, что ей уже зачитали его в обычном порядке. – Инспектор густо покраснел и добавил что-то про «местных олухов».

Защитник улыбнулся:

– Это, конечно, технический вопрос.

Инспектор Боринг покинул свидетельскую трибуну полностью дискредитированным в глазах жюри присяжных, чего Фердинанд и добивался.

Обвинитель, намеревавшийся еще раз вызвать для показаний Берти Филиппсона, вдруг вспомнил, что у того нет алиби на ночь 15 августа на случай, если неприглядные события той ночи будут извлечены на свет Фердинандом Лестренджем. Он благоразумно рассудил, что без его показаний государственное обвинение будет сильнее, чем с ними.

Фердинанд Лестрендж, глядя на свою мать, гадал, сможет ли добиться от нее правды после окончания процесса.

А процесс был тем временем отложен.

Глава XXI

Защита

Фердинад Лестрендж откашлялся и с беспристрастной учтивостью обратился к судье и присяжным. Голос у него был поставленный, облик благородный, он был полон решимости добиться победы. Судьба матери являлась для него при этом второстепенным обстоятельством.