Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

Но ведь и отбракованный материал зря не пропал. Дед и за умненькой девочкой Машей приглядывал. И не только за ней, вероятно. Сколько вас, несостоявшихся Петров Хрумовых, выросших под заботливым присмотром Фонда Хрумова, получивших образование, работу и веру в великое будущее человечества?

Я просто самый удачливый. У меня была иллюзия семьи.

Зато иллюзию свободы имели мы все.

Глава 3

От Хабаровска до Свободного мы летели в вертолете Роскосмоса. Данилов поглядывал на меня, но молчал. Лишь на подлете, когда вертолет пошел на снижение, полковник склонился ко мне и сказал:

– Извини, Петя. Разбередил я тебе душу…

Он и впрямь решил, что случайным напоминанием о родителях испортил мне настроение? Какая ерунда. Это не мои родители падали навстречу холодной тайге. Это не мою плоть и кровь разметало по сопкам.

Я – никто.

Зомби, гомункулус, подкидыш. Отброс общества, вытянувший счастливый билет, чтобы когда-нибудь этому обществу послужить.

Я верил в любовь и дружбу, в бескорыстие и преданность. Любовь сменилась расчетом, дружба – деловыми отношениями, бескорыстие обернулось удачным вложением капитала, преданность – просто предательством.

– Надоело быть хорошим мальчиком… – прошептал я.

– Что? – Данилов, наверное, подумал, что не расслышал.

– Надоело быть хорошим мальчиком! – крикнул я. Голос тонул в рокоте винтов, но теперь полковник понял. Пожал плечами и отвернулся.

Пускай.

Считай меня истериком, ты, сотрудник ФСБ, совладелец «Трансаэро», бывший военнопленный, лучший пилот компании! Тебе не осознать того, что я понял при одном взгляде на твою старую фотографию. Тебя сломали давным-давно, погнав на войну, приговорив к смерти, выкупив из плена за два эшелона с мазутом. Ты уже не умеешь ломаться сам, любой удар придется по старому надлому.

А я пока – умею.

Надоело быть хорошим мальчиком.

…Номер, который мне отвели в гостинице, был куда лучше, чем обычно. Конечно, я ведь теперь не рядовой смертник, шныряющий по Вселенной на древнем корабле. Я в экипаже Данилова.

Швырнув «дипломат» на кровать, я плюхнулся в кресло. Едва занимался бледный рассвет, но и в коридорах, и в парке перед гостиницей было шумно. Космодром не спит никогда. Рейсы, рейсы – дырявя озоновый слой, отравляя воздух и землю, безвозвратно теряя бесчувственный металл и наивных пилотов. За кусок инопланетного дерьма, за тарелку чечевичной похлебки, за небо, в котором нет кораблей Сильных. А за что буду умирать я?

За себя.

А что еще стоит жизни – кроме самой жизни?

Я нашарил на столе телевизионный пультик. Хотел было включить и передумал. Что мне продемонстрируют – посадку «Спирали», рокочущий бас президента, чудесный штопор? В штопоре и то больше смысла. Им можно открыть целых двадцать бутылок за одну минуту.

В дверь постучали.

– Да! – крикнул я.

Вошел Данилов, а следом – улыбающийся скуластый парень в тренировочном костюме.

– Ну, экипаж, знакомься! – громогласно объявил Данилов.

Джамп-навигатор пожал мне руку:

– Ринат.

– Петр, – сказал я. – Лучше без отчества.

Данилов потер переносицу.

Турусов оказался совсем молодым. Будь он летчиком, учился бы на курс-другой старше меня. Но джамп-навигаторов готовит Бауманка.

– Ох намучаешься ты с этим командиром, – усаживаясь рядом, сказал Ринат. – Изверг! Не дал доспать, с постели вытащил!

– Я бы и сам сейчас поспал, – согласился я. – Медосмотр в двенадцать?

– Угу. – Ринат, не вставая, дотянулся до холодильника, открыл, вздохнул: – И у тебя все пиво убрали, сволочи…

– Какое пиво! – возмутился Данилов. – Кросс, сауна, бассейн. И без никаких!

Ринат сморщился.

– Пошли-пошли, – поторопил его полковник. – Блин, да раньше тебя не только в космос, тебя в атмосферный полет бы не выпустили!

Турусов вздохнул:

– Петр, ты пойдешь?

– Нет, посплю.

– Хорошо, разрешаю, – согласился Данилов. – Не умеет человек спать в самолетах, Ринат. Устал. А мы побегаем.

– Черт побери… – вздохнул Ринат, вставая. Я едва удержался от совета приберечь восклицание на потом. Запер за ними дверь, не раздеваясь лег на кровать.

Надо быть в форме. Надо выспаться. Данилов зря на меня возвел поклеп, я могу спать в любой позе и при любом шуме.

Мне только хочется знать, что где-то рядом теплится свет.

Звонок телефона разбудил меня через час. Я знал, кто звонит, и знал, что услышу. Поэтому не спешил. Протер глаза, нашарил на тумбочке трубку.

– Да?

– Петя? – Голос Данилова был не просто тревожным – убитым. – Петя, у нас несчастье.

– Что случилось? – поглядывая в окно, спросил я. На корте перед гостиницей две девчонки играли в теннис. Судя по крепеньким, накачанным фигурам и коротким стрижкам, они были из какого-то женского экипажа. Может, нашего, может, французского, те часто стартуют отсюда.

– Ринат… ухитрился на кроссе упасть… сломал ногу.

Интересно, этому учат в ФСБ или Данилов просто разносторонняя личность? Все-таки сломать человеку ногу, да еще так, чтобы тот не понял, чья в этом вина, – задача не из легких.

– Ужасно, – сказал я. – Просто кошмарно. Как он себя чувствует?

– Мы в госпитале. Вот, врачи смотрят… говорят, вколоченный перелом какой-то… – Данилов выматерился. Глухо, в сторону, сказал: – Что же ты так, Ринат…

Одна девчонка пропустила подачу. Раздраженно взмахнула ракеткой. Мне было ее жалко, играла она здорово.

– Рейс отменяют? – спросил я.

– Не знаю. Очень срочный фрахт. – Данилов вздохнул. – И все экипажи в разгоне, джамп-навигаторов нет… Петя, подходи сейчас к начальнику космопорта. Будем решать.

В трубке забикало, я опустил ее на рычаг.

Тебе повезло, джамп-навигатор. Перелом, пусть даже вколоченный, – куда меньшая беда, чем остаться под дюзами стартующей «Энергии».

Никакой охраны у кабинета Киселева сейчас не было. Секретарша, женщина средних лет, прижимая плечом к уху телефонную трубку, молча кивнула на дверь. Я постучался и вошел.

Данилов, опустив голову, сидел перед генералом. Тот стоял, опираясь руками о стол, нависая над полковником, как мужское воплощение Немезиды. Раздраженно глянул на меня, кивнул на стул и продолжил разнос:

– Умом ты тронулся, а? Что за молодецкие забавы? До старта – пятнадцать часов, а вы… слалом какой-то затеяли!

Название ни в чем не повинного вида спорта прозвучало у Киселева как грязное ругательство. Целое искусство, что ни говори.

– Ты в курсе, Петр? – поинтересовался генерал, дав Данилову секундную передышку.

– Джамп-навигатор, товарищ генерал?

– Да. Устроили, понимаешь, бег с препятствиями. М-марафонцы… мать вашу!