Правда о «Смерш» - Леонид Иванов

Генштаб и Министерство обороны были важнейшими государственными объектами, где находилось средоточие главных военных секретов страны. Естественно, что разведку иностранных государств всеми силами пытались узнать о них хоть что-то. Отсюда очевидна и наша задача: не допустить никакой утечки военных секретов ни по каким каналам (личным, агентурным, через систему скрытого управления войсками, посредством хищения секретных документов, с помощью различных технических средств и др.)

По всем этим направлениям проводились всесторонние оперативные мероприятия. При этом во многом мы опирались на руководство Министерства обороны, Генштаба и главных управлений.

С их помощью мы проводили профилактические мероприятия в отношении лиц, допущенных к секретам и замеченных в подозрительных связях с иностранцами, велась борьба с нарушениями в работе с секретными документами, с болтовней, косвенно, а порой и прямо выдававшей служебную информацию, и т. д.

По материалам 1 — го отдела руководство 3-го управления систематически представляло оперативную информацию в Генштаб и в Министерство обороны. Кроме того, каждый оперработник, на своем уровне, представлял собранную информацию руководству управлений.

Я лично как начальник отдела имел постоянные встречи с первым заместителем начальника Генштаба генералом армии М.С. Малининым[6]. У меня с ним сложились настолько хорошие отношения, что он меня звал просто — Леня. При встречах с ним я сообщал ему оперативную информацию и, в свою очередь, получал от него специальные и очень необходимые сведения, которые учитывались при работе и очень помогали. Запомнился такой случай. В тот день, когда арестовали Л. Берию, в Москве на улицах появились войска и танки.

В моем кабинете раздается звонок — звонит первый зам. начальника 3-го Главного управления, ставленник Гоглидзе и Берии:

— Слушай, в чем дело? Почему на улицах появились войска? Поскорее выясни и доложи.

Я по «кремлевке» тут же звоню М. Малинину. Тот спокойно мне отвечает:

— Леня! Во-первых, при всем уважении и доверии к тебе я ничего тебе не скажу. Во-вторых, советую тебе по этому вопросу больше ни к кому не обращаться. Понял меня?

— Так точно, все понял.

Уже впоследствии я понял, что своими ответами он хотел оградить меня от неприятностей. Ведь настойчивые звонки и расспросы в такой острый момент могли ко мне самому вызвать определенные подозрения.

Я позвонил первому заму начальника 3-го управления и доложил, что выяснить причины появления войск на улицах мне не удалось.

Тот в весьма грубой форме выразил свое крайнее неудовольствие. При этом его пассаже я также вышел из себя и заявил ему, что он — генерал, один из руководителей управления и вполне мог бы сам позвонить министру обороны. Генерал осекся, потом выругался и повесил трубку.

Вскоре он был уволен из органов как ставленник Го-глидзе.

Ко мне, как к начальнику отдела 3-го управления по академиям, а затем и по Генштабу, по наследству от В. Абакумова перешло большое количество оперативных дел на крупных военачальников, в том числе и на некоторых маршалов. В их числе были, например, материалы на Маршалов Советского Союза М.В. Захарова, Р.Я. Малиновского, A.M. Василевского, Главного маршала артиллерии Н.Н. Воронова и др. В материалах этих дел были, в основном, выписки из показаний арестованных офицеров и генералов, касающиеся названных лиц, записи разговоров, полученные техническими средствами, некоторые другие оперативные документы. В некоторых делах были фотографии, в других копии различных письменных распоряжений И. Сталина.

Возможно, эти дела велись по инициативе В. Абакумова, возможно, по приказу самого И. Сталина, который, не исключено, боялся предательства со стороны отдельных лиц из армейского руководства в тяжелейшей из войн.

Все эти дела мне вместе с оперсоставом было приказано пересмотреть и вынести обоснованное постановление либо об их уничтожении, либо с рекомендациями дальнейшей разработки. Как правило, постановления выносились об уничтожении этих дел, в них не было ничего серьезного. Постановления выносились за моей подписью, а утверждались вновь прибывшим начальником 3-го управления особых отделов генерал-лейтенантом Д. Леоновым.

Д. Леонов был поставлен на эту должность после ареста Гоглидзе. До этого он был членом Военного совета Ленинградского военного округа, а еще ранее заместителем начальника Генштаба по политчасти, и ему доводилось лично знать многих военных руководителей, постановления на дела которых мы выносили. Это, безусловно, сыграло положительную роль при рассмотрении названных документов.

Помню, с каким вниманием, детальнейшим образом он изучал тома оперативного дела на Г.К. Жукова. Замечу, что сколь-нибудь серьезных материалов на Г. Жукова собрано не было, попытки сфабриковать что-либо, бросить тень были, но бросалась в глаза их очевидная нелепость и надуманность. Дело на Г. Жукова было заведено уже после окончания войны, когда маршал победы попал в немилость к И. Сталину.

Д. Леонов был человеком большой порядочности и честности. Он работал на многих должностях в политор-ганах Вооруженных сил СССР, в том числе и на очень высоких. Хорошо разбирался в людях, верил в них. Оперативную работу он, конечно, не знал, но не чурался советоваться с подчиненными по самым разным вопросам и аспектам чекистской деятельности. Нередко по разным специальным вопросам он обращался и ко мне.

Будучи глубоко партийным и принципиальным человеком, он умело исправлял ошибки в работе управления, допущенные бывшим руководством, и мог твердо вести дело в заданном направлении. Он был очень строг и требователен не только к подчиненным, но и, прежде всего, к себе. Лично был очень скромен на службе и в быту. Среди оперсостава он пользовался заслуженным авторитетом и уважением.

Работа по рассмотрению дел на военачальников отнимала у меня много времени, отвлекала от живой работы, требовала множества справок, проверок, уточнений.

Но работа была очень важная, ответственная, требовавшая предельного внимания, точности и объективности.

Среди рассмотренных дел были настоящие трагедии и сложно закрученные драмы. Хватало и ярких комических моментов..

Однако пересказывать те дела не могу прежде всего по этическим соображениям. Кратко расскажу о рассмотрении одного дела и о дальнейшей судьбе его фигуранта.

Однажды среди дел я нашел тонкую синюю папку — дело генерала И. Рухле. Это был один из первых красных офицеров, старый член партии, герой Гражданской войны, награжденный орденом Красного Знамени, стоявший в почетном карауле у гроба Ленина.

В этой папке находилась подлинная телеграмма командующего Сталинградским фронтом А. Еременко — И. Сталину, датированная осенью 1942 года, где тот возлагал вину за срыв сентябрьского наступления на готовившего его начальника оперативного управления штаба фронта генерал-майора И. Рухле. На телеграмме красным карандашом личная резолюция Сталина: «Рухле арестовать».

Переворачиваю телеграмму и вижу небольшую справку, что И. Рухле сидит в таком-то лагере. Ни приговора, ни решения суда, ни на сколько лет осужден И. Рухле — ничего этого не было. А сидел он уже более 10 лет. Дело показалось мне необычным.

Я доложил Д. Леонову об арестованном И. Рухле.

— Так я его знаю еще по работе в Генштабе, достойный человек, — сказал Леонов, — оставь-ка папку у меня.

Месяца через полтора Д. Леонов вызвал меня и сообщил, что И. Рухле жив, освобожден, восстановлен в звании генерал-майора и направлен в Петрозаводск заместителем командира стрелкового корпуса к генерал-лейтенанту С.А. Андрющенко.

Позднее, уже работая в Москве и проживая на Кутузовском проспекте, я узнал от жены, что наши соседи сверху — семья какого-то уважаемого генерала. Оказалось, что фамилия генерала — И. Рухле. Так мне довелось познакомиться с человеком, заочно знакомым мне ранее. О своем участии в его судьбе я никогда ему не рассказывал. Уже находясь на пенсии, Иван Никифо-рович Рухле вел большую общественную и партийную работу: был секретарем парторганизации уволенных в запас генштабистов — офицеров и генералов. Зная о моей работе в КГБ, он никогда не проявлял какого-либо недружелюбия или неприязни. Родственники его до сих пор поддерживают с нами дружеские отношения.

Запомнился один из курьезных эпизодов моей работы начальником'1-го отдела. Дело было в Москве, в середине 50-х годов. Однажды в моем кабинете раздается звонок по кремлевскому телефону. Снимаю трубку. Звонит начальник Главного разведывательного управления Генштаба генерал-полковник М.А. Шалин:

— Леонид Георгиевич! У нас ЧП. Прошу срочно приехать. — Голос глухой, взволнованный.

Через полчаса бхожу в кабинет М. Шалина. Тот перебирает за своим столом бумаги. Лицо у него серое, руки дрожат. В кабинете адмирал Л. Бекренев. Со мной начальник отделения нашего отдела — подполковник Н.И. Найдович.