Анти-Ахматова - Тамара Катаева

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 93

Ахматова говорила, что, сколько она ни встречала людей, каждый запомнил 14 августа 1946 года, день Постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», так же отчетливо, как день объявления войны.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 20

2.8.51.

Анна Ахматова на днях за счет Литфонда поедет на месяц в санаторий «Удельное» по Казанской железной дороге.

Л. ГОРНУНГ. Записки об Анне Ахматовой. Стр. 241

К. А. Федин:

Вчера К. Чуковский привел дочь и Анну Ахматову, и мы сидели у яблонь. Анна Андреевна с чувством изумления, но не без польщенной гордости рассказывала, что ленинградцы предоставили ей дачу в Комарове, которой она пока не видала.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 122

29.5.54.

Ахматова рассказала, что 8 июня едет в санаторий «Болшево» в третий раз. Никакой книги стихов ее пока не предвидится. Сейчас занимается переводами. Гослитиздат предлагает ей перевод китайского поэта восьмого века Ли-Бо.

Л. ГОРНУНГ. Записки об Анне Ахматовой. Стр. 214

«У меня все пребывание в санатории было испорчено, — сказала А.А. — Ко мне каждый день подходили, причем все — академики, старые дамы, девушки… жали руку и говорили: как мы рады, как рады, что у вас все так хорошо. Что хорошо? Если бы их спросить — что, собственно, хорошо? Знаете, что это такое? Просто невнимание к человеку. Перед ними писатель, который не печатается, о котором нигде, никогда не говорят. Да, крайнее невнимание к человеку <…>».

Лидия ГИНЗБУРГ. Ахматова. Стр. 141

Зверства над Ахматовой.

Этому не было конца. Постановление стало для Ахматовой разменной монетой, которую она бросала на стол всегда, когда молоток ведущего аукцион замирал перед тем, как опуститься в третий раз, — ну или просто для красоты.

«Ничего удивительного, что Malia засиживается. Malia ведь приятель сэра Исайи, а тот однажды просидел у меня двенадцать часов подряд и заслужил Постановление».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 552

Прошло 16 лет, а она все продолжает рассказывать небрежным тоном, как СЭР засиделся у нее и что по ее поводу (или по поводу ее «отношений» с сэром — смотря какое у нее было настроение, гражданское или лирическое: «Осенний лист мне на погон ложится» или «Стиляги голубя убили») — было Постановление. На самом деле НЕ по ее поводу, она там просто была упомянута. У нее спросили о дурной привычке человека, и она перевела — на СЭРА, потом на то, что он однажды (да, один раз в жизни, просто встречались не бесконечное число раз, как можно заключить из ее слов, а вот именно единожды) засиделся у нее. С чего она взяла, что это у него в привычке, ведь и засиделся он потому, что она его не выпускала, не но неодолимой все-таки привычке, так что совсем не факт, что он такую привычку имел, и тем более — что эту привычку он распространял на приятелей? Ну, если имеет привычку засиживаться ваш приятель — сэр он или не сэр, — разве вы тоже засиживаетесь? Ну а закончила она тираду Постановлением. Все по логике сумасшествия. Правда, не всегда этот мотив: когда ее попросили вступиться за Бродского (через почти двадцать лет после Постановления), она впала в истерику от трусости:

«Не наивничайте, пожалуйста, я этого терпеть не могу! — оборвала меня Анна Андреевна. — Вам не десять лет! Голоса Суркова и Твардовского для Микояна гораздо более весомы, чем голос какой-то Ахметкиной. Про меня давненько с полной ясностью высказался товарищ Жданов».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 273

Она козыряет своим Постановлением, не замечая, что — никто не смеет напомнить (даже вспомнить через сорок лет после ее смерти), — что ей-то самой эта схема была прекрасно известна и даже многократно осмеяна.

<…> Когда после войны в Сталинграде выбирали место для строительства нового тракторного завода взамен разрушенного, то в комиссию среди представителей общественности входила мать Зои Космодемьянской; неожиданно для всех она заявила непререкаемым тоном, что строить надо не там, где выбрали специалисты, а вот здесь, и когда ее попытались вежливо урезонить, задала антично-убийственный вопрос: «Кто мать Зои Космодемьянской, вы или я?»

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 285

«Кто заслужил Постановление — вы или я?» Это — джокер.

О август мой, как мог ты весть такуюМне в годовщину страшную отдать?

Представьте себе Марину Цветаеву, убивающуюся и строящую себе капитал на каком-то Постановлении.

Песне этой конца не было до ее смерти…

КАКУЮ БИОГРАФИЮ СЕБЕ ДЕЛАЕТ!

Гонения в конце пятидесятых показали свою «конвертируемость». Ахматова не умела держать язык за зубами и проговаривалась. «Какую биографию делают нашему рыжему!»

А за «биографию» много полагалось: и «нобелевку» давать автору «Реквиема», и «ничего кроме «Реквиема» на Западе не знают», и Солженицын, и правозащитники (Бродский недоверчиво называл их «борцовщиками»), и «Я пожертвовала для него мировой славой».

Есть словесная игра: объяснять все жизненные реалии в популярных терминах рыночной экономики. Расскажу, как в литературе сделать «свои два процента» — из небольшого крепкого таланта получить сверхприбыль.

Вынуждена констатировать, что Ахматова пробилась в «олигархи». Себя она числит среди четырех: Пастернак, Мандельштам, Цветаева — и она. Раз названы эти, надо добавить Маяковского и Блока. Олигархи — это те, к уровню которых никогда не приблизится никто из малого, среднего и даже самого крупного бизнеса. Олигархи — это нечто «сверх».

«Труба», на которую «села» Анна Андреевна Ахматова, — это ее «трагическая биография».

Один из столпов этой биографии — история с сыном. Об этом в отдельной главе. Так же, как и о «дважды вдове», «героизме», громких романах, великих стихах и прочих фальшивках.

В этой — о том, что создание биографии было совершенно сознательным.

Вольпин: <…> Заговорили о Пастернаке, о горестной его судьбе, и вдруг она сказала: «Михаил Давидович, кто первый из нас написал революционную поэму? — Борис. Кто первый выступал на съезде с преданнейшей речью? — Борис. Кто первый сделал попытку восславить вождя? — Борис. За что же ЕМУ мученический венец?» — сказала она с завистью. Вот я долго думал потом, что же вообще в человеческой натуре… какие странные, значит, проявления бывают.