Варвар - Кащеев Денис Георгиевич

— Шагай вперед, — раздалось над ухом. Охранники отпустили Крима, и он бы непременно упал, не привались к стене. Решетка со скрипом отошла в сторону, и появившийся откуда-то из ниши тюремщик подтолкнул Шторра стволом бластера.

— Я сказал: вперед! Ну?

Пошатываясь, Крим поплелся по коридору. Охранник, не выпуская из рук оружия, шел сзади. Еще несколько раз на пути у них возникали металлические решетки, дважды они спускались по каменным ступеням — первый раз их было восемнадцать, второй — двадцать четыре, подсчитал машинально Крим — и, наконец, остановились перед массивной, обитой железом дверью. Велев Шторру встать лицом к стене и не двигаться, тюремщик отпер ее и легонько подтолкнул Шторра бластером в бок.

— Пришли. Входи.

Так Крим оказался в своей камере. С тех пор шел уже третий день.

30

Окон в камере не было, и время Крим отсчитывал по тому, как приносили пищу. По его прикидкам, происходило это никак не чаще одного раза в сутки. Этот приход тюремщика был третьим — итого три дня.

Шторр подошел к миске. Мутная желто-серая жижа, заполнявшая ее, выглядела отнюдь не аппетитно, дурно пахла, а на вкус, как он успел убедиться, была и того гаже, но, несомненно, содержала тот минимум питательных веществ, который требовался арестанту, чтобы окончательно не протянуть ноги. Ложки или чего-нибудь в этом роде варвару не полагалось, но Крим и не смог бы воспользоваться ею. Малейшая попытка согнуть в локте левую руку причиняла страшную боль, а значит, было не поднести ко рту и правую, прикованную к ней стальными браслетами наручников.

Но он уже знал, что следует делать.

Опустившись возле миски на колени, Шторр лег на пол, опираясь на здоровое плечо, склонил голову и взялся зубами за металлический край. В рот неспешно поползла горькая вонючая слизь. Превозмогая отвращение, Крим сделал глоток, затем второй и не останавливался до тех пор, пока миска не опустела. Роскоши умереть от голода, пусть и с гордо поднятой головой, он позволить себе не мог.

Страхуя руку, Шторр поднялся на ноги и вытер перепачканные губы о плечо — в том самом месте, где еще виднелся след сорванного погона, затем вернулся на нары и сел. Камера была довольно просторная, но кроме деревянного настила у стены, который он сразу же обозвал нарами, в ней не было ничего. И от этой пустоты места казалось еще больше. Зарешеченных окон — главного, по его представлениям, признака тюрьмы — тоже не было: свет струился от маленькой, но очень яркой лампочки, подвешенной под потолком. Сам потолок был весьма высоким — метра три с половиной, не меньше. В мощной обитой железом двери виднелся глазок, но за все время, кроме как перед приносом пищи, никто в него так ни разу и не заглянул. Хотя, может быть, он просто не замечал наблюдателя.

Стены были каменные, ровно отштукатуренные. В первый же день Крим попытался их простучать: звук получился слабый и глухой. Кроме той, что выходила в коридор, они, казалось, вообще не имели предела толщины.

Загрохотал дверной замок: тюремщик явился забрать пустую миску. Склонив голову, Крим равнодушно наблюдал за привычными уже перемещениями охранников. Однако на этот раз знакомый ритуал был нарушен самым неожиданным образом: вместо линялой лиловой формы разносчика пищи в проходе показался щегольской темносиний мундир Патруля.

— Выходи! — раздался приказ.

Повиновавшись, Крим поднялся с нар и вышел в коридор. Здесь его ждал еще один патрульный. В руке у него был снятый с предохранителя бластер.

— Иди вперед, — указал вдоль коридора кешлянин, заходивший за Шторром в камеру.

Поднявшись в общей сложности на девяносто шесть ступенек (Крим по привычке считал все подъемы и спуски), оставив позади три металлические решетки и простояв несколько минут перед двойными шлюзовыми воротами, пока двое часовых — угрюмый лиловый тюремщик и ухмыляющийся синий патрульный — проверяли полномочия его конвоиров, Шторр оказался в аккуратном — совсем не тюремном на вид — холле перед большой деревянной дверью с мелкой надписью на шлим, разглядеть которую он так и не успел. Заслонив табличку головой, сопровождавший Крима патрульный надавил на ручку и втолкнул его в просторную светлую комнату.

— Заключенный номер тридцать восемь доставлен, господин майор, — доложил он.

— Ты свободен, Дерр.

Из-за широкого стола на Крима смотрел типичный офицер Патруля — высокий, подтянутый, коротко подстриженный, на щеке — едва заметный шрам от лучевого ожога — такими их показывают в стереофильмах. В комнате кроме него никого не было. Шторр огляделся. Окна не зарешечены, занавески раздвинуты, и видны часть серого тюремного двора и кусочек голубого небосвода. Глаза его равнодушно скользнули по этому лазурному клочку: за время, проведенное на базе, он утратил потребность видеть небо. А вот незарешеченное окно.

— Стекло повышенной прочности, — кешлянин поймал его взгляд и угадал мысли. — В упор выдерживает лучевой залп. К тому же, четвертый этаж — в лепешку расшибешься. Конечно, не велика потеря, но было бы обидно, так что не советую, — он положил на стол перед собой бластер и взял в руки лист бумаги и ручку. — Я майор Имперского Патруля Алгирр Стим черб кеш ан Зифф. Начнем допрос.

— Почему мне не присылают врача? — перебил офицера Крим. — У меня сломана рука. И эти наручники.

— Условимся сразу: вопросы буду задавать я, — без злобы, но твердо произнес майор. — Что касается твоих претензий, то таких, как ты, не в наручниках — в кандалах бы содержать, да еще к стене приковать — и то будет мало.

— Но я ранен, — настаивал Шторр.

— Меня это не касается, — отрезал патрульный. — Обратись к тюремному начальству. А вообще, будь моя воля, ты был бы не ранен, а труп. Счастье твое, что наш Величайший и Справедливейший Император повелел провести открытый суд, иначе всех вас давно бы в космос — как вы пассажиров мирных кораблей. Ну да ничего, месяцем раньше, месяцем позже — не велика разница. Приступим.

В голосе майора не было ненависти, он делал свое дело бесстрастно, словно уже видя Крима осужденным Высочайшим Имперским Судом к самой страшной каре. Шторр действительно был для него не человек, а труп. Осталось лишь выполнить необходимые формальности.

— Твое имя? — спросил патрульный.

— Крим Шторр.

— Меня интересует твое настоящее, варварское имя, — пояснил кешлянин.

— Меня действительно так зовут, — ответил Крим. — Это имя мне дали в Реданском Имперском подготовительном Интернате, где я воспитывался.

— Реда? — брови майора взметнулись вверх. — Система Паркара? Империя?

— Да, — кивнул Крим.

— Так ты что, гражданин Империи? — еще больше удивился офицер.

— Я землянин! — гордо заявил Крим.

— Ладно, оставим это пока. Твой возраст?

Крим на мгновение задумался, переводя земные годы в привычную когда-то шлимскую систему исчисления.

— Шестнадцать стандартных лет. Четырнадцать земных.

— Род занятий, пишем: «пират», — сам себе ответил майор на следующий вопрос. — Расовое происхождение, пишем: «варвар».

— Землянин, — поправил офицера Крим. — Варвар — это тот, кто отказывает раненому пленнику в медицинской помощи.

Ты не пленный, — заметил майор, не отрываясь от своих записей. — Ты пират, ты вне закона.

— К чему тогда весь этот спектакль? Вздерните меня на ближайшей рее.

— Слишком легко хочешь отделаться, — усмехнулся майор. — Впрочем, откровенно говоря, я и сам считаю, что только зря теряю время с такими, как ты. Но кое-кто там, — он недвусмысленно показал пальцем вверх, — полагает, что я должен это делать. Им виднее.

Крим пожал плечами. Руку прострелило.

— Я настаиваю на враче, — проговорил он, когда боль немного унялась. — И пока мне не будет оказана медицинская помощь, не отвечу больше ни на один из ваших вопросов.

— Как долго ты провел в Реданском Интернате? — кешлянин пропустил угрозу мимо ушей.

— Врач, — отрезал Крим.

— Я повторяю свой вопрос.