Мужчины на моей кушетке - Брэнди Энглер

— Принудить ее! — воскликнул Бадди, рассмеявшись. — Связать и заставить. Ей это понравится.

— Иди-ка сюда, детка. Я уделю тебе немножко внимания, — шутливо развил тему Джон.

— Пну тебя под зад. Сойдет за знак внимания? — съехидничал Оскар.

— Я скажу: сделай это сама. Ты вполне можешь самостоятельно удовлетворять кое-какие свои потребности, — выпалил Антуан.

— Ага, я тоже обожаю заниматься любовью с самим собой, — продолжал кривляться Оскар.

— И я! По три раза на дню, — хихикнул Бадди, и вся группа покатилась со смеху.

Для того чтобы рассеять гнев, нет ничего лучше старых добрых сальных шуточек из мужской раздевалки.

В тот вечер, делая заметки о прошедшем сеансе, я удивлялась тому, что меня окружала группа взрослых мужчин, накопивших за детство такое количество гнева в адрес своих матерей. Они буквально накрутили себя до неистовства. Я задумалась о природе их гнева.

Мужчины вовсе не обязательно постоянно осознают гнев, коренящийся в их детстве, думала я. Они ощущают вполне «сиюминутную» фрустрацию из-за неудовлетворенной потребности в женской любви. На самом деле их праведную ярость вызывает момент, когда они не получают того, что хотят, потому что в глубине души они по-настоящему и не верят, что женщина им это обеспечит.

Я пришла к убеждению, что именно неудовлетворенная потребность в любви составляет ядро бессознательных желаний убивать, осквернять, наказывать и уничтожать женщин. Мы видим символические воплощения этих желаний повсюду вокруг нас, и я полагаю, что они представляют собою гневное требование аутентичного контакта. Как сказал мне один парень, «я ее ненавижу, потому что люблю ее».

Меня просто поражало, насколько сильно способность мужчины любить связана с этим единственным человеком — с матерью. Когда мальчик считает свою мать не любящей его, отстраненной или жестокой, весь его взгляд на женщин становится искаженным, негативным и болезненным.

У большинства мужчин в моей группе были нарушены отношения с матерями и имелись собственные способы мстить следующим женщинам в их жизни. Я не верю, что они сознательно хотели сторониться женщин. Когда мужчины используют в моем присутствии слова вроде «шлюха», «сука» или «чокнутая» для описания женщины, я пытаюсь проследить их чувство до его истоков. Что интересно, под этой грубостью я не раз обнаруживала глубоко захороненное желание романтической любви.

Проблема в том, что, когда желанные женщины отвергают их, они испытывают стыд, а потом проецируют его на следующую женщину.

Более того, я также заметила, что, когда женщина неразборчива в связях или относится к сексу индифферентно, просто как к «траханью», в нее частенько швыряют словцом «потаскуха».

Откуда такая враждебность у пола, создавшего ту самую культуру, что восхваляет секс без обязательств? Думаю, подобное отношение женщины — это как бы открытое заявление о том, что секс, интимная связь двух людей, для нее ничего не значит и что ее партнер не является для нее «единственным и неповторимым». Мужчины не всегда могут это понимать, но им хочется, чтобы секс имел значение, чтобы он был чем-то особенным. Однако большинство их слишком переполнены страхами, чтобы позволить себе пойти на это.

Прямо перед следующим собранием группы я встретилась с Оскаром и его женой на парном сеансе. Он хотел исследовать возможность проработать их проблемы.

Временами жена говорила о своих чувствах спокойно и доходчиво, но потом взрывалась приступом ярости на него — за то, что он украл ее жизнь и молодость, или за то, что он никудышный отец. Я попросила ее смотреть только на меня, а не на Оскара, чтобы я могла успокаивать ее, пока она говорит. И снова она взорвалась серией оскорблений и нападок, и мне пришлось прервать ее и сказать, что я не могу позволить, чтобы такое происходило на моих сеансах.

Хотя я полностью понимала ее гнев и знала, что его источник — глубокая обида, я также отчаянно сочувствовала Оскару. Я знала, как сильно он раскаивается и как упорно работает, стараясь измениться. Он искренне желал раскрыться — и точно в этот момент уязвимости она попросту ударила его ножом в спину.

В тот же вечер я разговорилась об этом сеансе с одной из своих подруг и посетовала: «Как это я оказалась в положении защитницы этого мужчины? Он ведь изменник! А я ввязалась во всю эту историю с психотерапией, желая помочь женщинам». Она рассмеялась и ответила: «Ты и помогаешь. Больше, чем тебе кажется».

Когда я встретилась с Оскаром на следующем индивидуальном сеансе, он поблагодарил меня за то, что я его защищала. Его это тронуло. Он сказал, что именно этого не смогла сделать его мать, когда брат издевался над ним в детстве.

По поводу своего брака Оскар выразил сомнения, он не был уверен, что сможет справиться с гневом жены. Я возразила, что — да, она была зла на Оскара, но приняла решение не бросать его. Пусть он обошелся с ней скверно, она по-прежнему желала поддерживать его, пока он лечится, она будет его ждать. Не кажется ли Оскару, что это может быть доказательством любви?

Но Оскар решил оставить жену и остаться с Шелли. Он дал мне знать об этом категоричным заявлением, в котором так и сквозило предостережение: мол, не следует меня отговаривать. Я пожала плечами, но, честно говоря, была разочарована. Он так старался выяснить, что же такое любовь, а что — навязчивая идея и в чем между ними разница! И в конце концов решил, что его чувства к Шелли — не одержимость. Она любит его. Он уверен.

Спустя два дня Шелли бросила Оскара ради другого мужчины. Теперь он остался совсем один. И та наша встреча оказалась последней. Он позвонил и сказал мне, что уезжает в Испанию. Вот и все.

Я досадовала из-за того, что нам не удалось добиться большего успеха, но такова психотерапия на самом деле: она далеко не всегда является пунктом назначения, гораздо чаще — только отрезком пути.

Процесс перемен движется медленно, и я постепенно училась набираться терпения. Эти мужчины приходили ко мне неделя за неделей, мусоля одни и те же темы и повторяя одни и те же неработающие шаблоны поведения. Я наблюдала, как они застревают в депрессии, гневе, печали и тревоге, медленно и с трудом ковыляя по этой трясине. Однако я научилась рассматривать психотерапию как искусство сродни скульптуре: мы осторожно отсекали по кусочку от бесформенной массы, пока не начинало материализоваться нечто изысканное, удивительное и восхищавшее нас обоих — и меня, и пациента.

Мне приснился сон об Антуане. В этом сне я нашла на пляже гальку, гладко обкатанную океаном. Я написала на ней: «Ты в безопасности» — и подарила ему, чтобы он носил ее в кармане.

Я рассказала Антуану об этом сне во время сеанса, и мы поговорили о том, как необходимо ему держаться за чувство безопасности. На самом деле он не смог бы поддерживать отношения ни с какой женщиной, если бы не научился мириться с неуютным чувством, сопровождающим любую настоящую близость.

Всякий раз, как ему хотелось от меня отстраниться, я напоминала ему, что он должен привыкнуть к необходимости мириться с дискомфортом, что это важно для его развития.

Мы с Антуаном также поговорили о его убежденности в том, что женщины — это либо идеализированные, поэтические создания, либо злобные соблазнительницы, желающие разрушить его душу.

— Все это фантазии, — сказала я. — Вы должны привыкнуть видеть женщин такими, каковы они есть.

— Но как я могу это преодолеть? — спросил он. — Дайте мне какой-то метод, что ли… Что мне делать? Я чертовски устал от одних разговоров об этом.

— Закройте глаза, — велела я. — Я хочу, чтобы вы представили себя ребенком. Просто отправьтесь назад в прошлое и представьте себя в образе этого одинокого, озлобленного ребенка. Попытайтесь понять, можете ли вы действительно вновь почувствовать себя им. — Я сделала паузу, пока Антуан формировал этот образ. — Этот мальчишка — по-прежнему часть вас, Антуан. Я хочу, чтобы вы сейчас поговорили с ним с позиции более мудрого, старшего человека, коим и являетесь. Повторяйте про себя: я забочусь о тебе… Я — твоя безопасная гавань… Я буду заботиться о тебе… Я всегда рядом… Я буду любить тебя… У тебя будет все, что тебе нужно… Снизить темп жизни — это хорошо…

Потом мы сидели молча. Глаза Антуана оставались закрыты. Как хотелось бы мне обнять его! Черт побери все регламенты и этику психологии! Иногда они кажутся такими бесчеловечными!

Я задала группе вопрос:

— Что вы хотите от женщин?

Я учила каждого из них распознавать свои сущностные эмоциональные потребности, и поэтому они учились отвечать на этот вопрос по-новому.

— Я хочу, чтобы они меня утешали, — сказал Джон. — Я хочу, чтобы они помогали мне хорошо относиться к себе.