Сайт двойников - Вольдемар Грилелави

Но они же при стопроцентной очевидности вины рогами словно два барана уперлись в полную невиновность и непричастность к этому преступлению. И требуют оправдания с последующей реабилитацией. Комедия, да и только. Но смеяться можно было бы до упада, если бы не хотелось плакать. Ведь, оправдывая этого подонка, он подставляет под удар совершенно невинного мальчишку, который искренне любил этих стариков и не мог причинить им вреда. Но поздно с совестью полемизировать. Он уже взял курс, с которого свернуть нельзя. А уж со своими талантами и возможностями постарается породить в мозгах строгого и принципиального судьи сомнения. Там дело отправят на доследование, и Виктор Афанасьевич сумеет развалить его окончательно. И потом подумает и о внуке.

Гречишников шептался с Митяевой, когда конвой вводил подсудимого Сергея. Его вид был настолько жалок и подавлен, что конвой позволил себе расслабиться и не заметил, как некий субъект выскочил из зрительской массы и подбежал сзади к Митяеву, размахивая над ним черным длинным предметом, похожим на кусок металлической трубы. Зал застыл на вздохе, охранники растерянно расступились, а Сергей истерически завизжал, словно его уже начали избивать.

— Сдохни, сука, не отвертишься! — орал Максим, нанося удары по голове, спине, рукам, которыми подсудимый пытался защититься. — И твой подлый адвокатишка не спасет тебя.

И тут в числе первых опомнилась мамаша, истошно завопив на весь зал своим противным скрипучим голосом, словно придавленная тяжестью свинья перед смертью:

— Убивают, спасите, люди добрые, да что же это такое творится? Помогите, спасите сыночка беззащитного!

Наконец-то очнулись и охранники, сообразив в такой критической ситуации приступить к своим прямым обязанностям. Они набросились на мальчишку и скрутили ему руки. Но Максим уже и не пытался оказывать сопротивление, сам отбросив свое оружие в сторону, которое оказалось простой и легкой деревянной палкой. Он понимал, что настоящее оружие и даже металлическую трубу никто не позволит пронести ему в суд, но вид мальчишки был довольный, словно выполнившего долг перед погибшими стариками. Он сумел до смерти перепугать и унизить подлого убийцу.

— Врача, срочно врача! — закричал адвокат, склонившись над бесчувственным Сергеем, пытаясь похлопыванием по щекам привести его в чувство. Но пострадавший даже не реагировал на удары.

Врач оказался возле Митяева удивительно быстро, словно специально дежурил за дверью.

— Расступитесь, позвольте, — вежливо просила женщина в белом халате и с чемоданчиком в правой руке.

Оказывается, она — врач скорой помощи, которая прибыла, чтобы оказать медицинскую помощь одному из сотрудников суда, и уже собиралась покинуть здание, как услышала этот дикий крик матери Сергея. Она осмотрела пострадавшего, послушала, пощупала и объявила о результатах своего осмотра, спокойно укладывая инструменты в свой чемоданчик:

— Ничего страшного, легкие царапины и ссадины, так что волнения можно отменить, — успокоила она Митяеву.

— Его срочно нужно в больницу, мальчик может умереть, вы же видите, какие ужасные раны, нельзя оставлять его здесь, — не успокаивалась Екатерина Константиновна.

— У него действительно такие серьезные ранения? Сильно опасны? — спросил адвокат врача.

— Никаких ран нет. Скорее всего, он потерял сознание от страха и внезапности. Если желаете, можете положить на пару дней в лазарет. А так, жить будет, не сомневайтесь.

Судья Борисов, выслушав диагноз врача и посовещавшись с прокурором и адвокатом, перенес слушание дела на неделю.

— Пусть подлечат ему нервы и тело. А вы, господа, — обратился он к Гречишникову и обвинителю, — за это временя, лучше подготовьтесь к следующему заседанию.

Затем он склонился над Гречишниковым и сердито со злостью прошептал ему на ухо:

— И смотри у меня, Виктор Афанасьевич, не дай бог увижу этого твоего лжесвидетеля за трибуной!

— Да вы что, Анатолий Семенович, да я разве позволю себе фальсификацию, да это вовсе и не я, что вы такое подумали!

— Не чтокай, а делай, как велит совесть, а не гонорар. И не делай из меня дурака. О каком ты здесь оправдании задумал? Рой землю и ищи смягчающие обстоятельства.

Виктор Афанасьевич хотел еще что-то в оправдание сказать, но, взглянув в сверлящие и пронзающие глаза судьи, опустил голову и разумно промолчал, чтобы окончательно не разозлить Борисова. Он понял провал и тот факт, что говорить ему просто нечего.

— Не нужно свидетеля, давайте ему отбой, этому всевидящему Васе, не прошел фокус с его показаниями, — сказал адвокат Митяевой уже при выходе из зала суда.

— Как же так, Виктор Афанасьевич? Что же вы такое говорите, а мальчик мой, с ним-то что будет? Он не может больше в тюрьме находиться, нельзя его оставлять здесь, — залепетала Екатерина Константиновна.

— Вот так и будет сидеть. Раньше думать нужно было о своем мальчике, когда превращали в убийцу. Ладно, будем искать смягчающие вину обстоятельства, чтобы на всю жизнь не заперли за решеткой. Пусть лучше сидит и думает над смыслом жизни.

Екатерина Константиновна, убитая горем и отчаянием, вся потерянная и расстроенная, шла домой, чтобы сообщить мужу и дочери последние новости. А адвокат Гречишников Виктор Афанасьевич в свою контору, чтобы попытаться оправдаться перед собой и подумать теперь над новой линией защиты, уже над тем, как бы этого подлеца и негодяя сделать виновником стечения обстоятельств. А Сергея везли в тюремную больницу, чтобы залечить царапины, оставленные внуком погибших стариков. А так же излечить от страха, от которого он чуть не умер, увидав над головой руку с черной огромной, как ему показалось, железной палкой, принесшей ему боль и смерть.

6

"Усталость от жизни, или хандра"

Родился я давно, прожил уже порядком, успел напиться, надышаться, налюбиться.

Сижу, сверяю прожитую жизнь с остатком, хочу ответа ясного добиться.

Когда успел состариться, не помню, всего лишь три десятка лет прожил.

Наверное, устал от каждодневных будней, а праздники и радости совсем забыл.

Мгновения чудес, минуты наслаждений. А между ними нудные часы.

Иль скука, или боли потрясений, упреки, нравоучений противные басы.

Как быстро радость промелькнет, исчезнет, как долго боль терзает телеса.

Любовь проходит, смерть собой низвергнет, уйдет, и вновь мелькнет ее коса.

И только сон, те восемь часов ночи, как счастье, как сплошная чудо сказка:

Сбываются мечты, и вечный Крым и Сочи, и жизнь в благоухании, с тобой любовь и ласка.