Кроусмарш - Константин Калбазов

С собой они должны были взять только минимум, на нескольких подводах и только лошадей, остальной скот оставался здесь же, на месте будущего села, а с ним только трое мужчин, вполне достаточно, чтобы обиходить скотину и защитить от возможного нападения волков. Они должны были уходить на конях, если что-то пойдет не так, им вполне было по силам оторваться от пеших орков, те конечно могли доставить и лошадей, но только не раньше, чем укрепления будут захвачены. Так что, форта у крестьян будет изрядная, к тому же они должны были принести весть в Бильгов, если орки продолжат набег.

— Маран.

— Да, милорд.

— Как только закончите с закладкой, начинайте готовиться в путь. С рассветом, вы уже должны будете тронуться.

— Уже?

— Нет, орки пока еще не объявились, но и вам здесь больше делать нечего. Мастер Лукас и его люди уйдут сразу после обеда, так что и вам нужно собираться в путь. Делаете все как условились, да не забудь позаботиться об инструменте артельщиков.

— Ясно. Тогда, если позволите, я потороплюсь, милорд.

— Давай, действуй.

Здесь ему пока делать было нечего, поэтому он вскочил в седло и направился к лагерю. Получится ли проводить караван, он не знал, но не попрощаться с семьей не мог, к тому же он не хотел делать это на глазах у остальных.

Дорога не заняла много времени, и вскоре он уже наблюдал за тем, как его дражайшая половина, распекала одну из крестьянок, как видно за нерадивость. Странное дело, свободные люди, сами на себя взвалили обязанности по отношению к нему и его семье, раньше предоставленные самим себе, теперь были вынуждены выслушивать нарекания, от госпожи. Нет, она конечно понапрасну не распалялась, но все же была весьма строга, находила время вникнуть в любую мелочь и если видела непорядок, строго взыскивала, но вот любили ее от этого ни чуть не меньше. Ну казалось бы, какая разница госпоже, накормлены ли и помыты дети, не ее ведь, они и сами матеря и вполне способны позаботиться о своих чадах, ан нет тыкает носом, указывает, да еще и распекает, да любая хозяйка только за это разозлилась бы, на такую разумницу, будь она хоть трижды госпожа, а они, подиж ты, любят ее и слова худого, и сами не скажут и никому другому не позволят.

Увидев мужа, Анна тут же бросила распекать женщину, и поспешила к нему навстречу, вытирая руки о повязанный фартук и радостно улыбаясь. Андрей спешился, и ни чуть не стесняясь того, что на них смотрят люди, обнял жену и крепко поцеловал.

— Что ты делаешь? Люди же смотрят.

— Ну и что? Пусть завидуют.

— Да они итак завидуют. Разговоров, что их милорд и миледи, вовсе не такие как другие, хватает, поверь.

— Ну, так не будем их разочаровывать.

— Какой-то ты не такой. Какой-то слишком веселый. Что-то случилось? Орки появились?

— Думаешь, я веселился бы, если бы появились орки?

— Что же тогда случилось?

— С рассветом вы уходите.

— Почему? Орков же нет.

— Я устал уже отвечать на этот вопрос. Да, орков нет, но и вам здесь делать нечего. И учти, я не знаю, что ты там себе надумала, но только все забудь. Мы теперь не принадлежим самим себе, мы в ответе за наших людей. Мне оставаться здесь, тебе уводить людей в Бильгов и позаботиться о них. А потом, мне будет гораздо спокойнее, если здесь останутся только воины. Мы сумеем о себе позаботиться, и еще лучше сделаем это, если наши близкие будут в безопасности.

Вот уже две недели Жан и его охотники рыскали по чужой территории, ежеминутно рискуя быть обнаруженными, а обнаружить себя здесь, и погибнуть практически одно и то же. Люди были уже на приделе, с самой высадки на этом берегу, они не могли себе позволить даже развести костер, так что питаться приходилось в сухомятку, используя запасы солонины, копченого мяса, успевшего затвердеть сыра и сухарей, вот пожалуй и все меню доступное им. Они даже не могли себе позволить подстрелить хоть какую то дичь, чтобы съесть хоть и сырое, но такое живительное свежее мясо, потому что не могли оставлять следов. Это только дилетант может позволить себе мысль о том, что можно убить и освежевать дичь и при этом не оставить ни каких следов, опытный следопыт на раз определит, что за дичь была убита и сколько человек принимало в этом участие, а орки были очень умелыми следопытами. Каким бы опытным не был охотник, он всегда оставит после себя хоть какой-то след, и если бы орки целенаправленно искали их артель, то уже давно обнаружили бы. Жан все это прекрасно осознавал, поэтому делал упор на то, что явных, бросающихся в глаза следов они все же не оставляли, ну а от случайностей, тут уж никто не застрахован.

Билли вонзил зубы в кусок копченого мяса и состроив недовольную гримасу стал пережевывать изрядный кусок оказавшийся в его рту, при этом он имел вид, словно его насильно заставляли поедать редкостное дерьмо. Но несмотря на то, что прием пищи не доставлял ему ни какого удовольствия, а даже наоборот, был сродни какой-то изощренной пытке, за первым куском последовал второй, им нужны силы, а для их поддержания нужно есть, даже если это уже опостылевшее и успевшее слегка заветриться мясо.

— Пол жизни отдал бы, за кусок свежего прожаренного, с кровью мяса. Этот сухой паек меня скоро убьет. — Едва слышно выдохнул Билли. Говорить тихо, словно не выговаривая, а выдыхая слова, у них уже вошло в кровь, хотя в местах безопасных, его голос звучал весьма громко, парень был на удивление горластым.

— А ты посмотри на это с другой стороны, — решил поддеть товарища Олаф, слегка коверкая слова своим непередаваемым германским акцентом, — этим кусом мяса вполне можешь оказаться ты.

При этих словах, Жан довольно улыбнулся. Парни были на орочьей стороне всего лишь в третий раз, но держались молодцами, хотя их последнее пребывание здесь, слишком затянулось, так долго охотники на орочьей стороне никогда не задерживались, так еще и приходилось терпеть лишения и эту опостылевшую диету, к которой охотники были вовсе непривычны, уж в чем, в чем, а в свежем мясе они недостатка никогда не испытывали.

— Ну, чтобы отведать мою печенку, оркам придется немного попотеть, — хмыкнул Билли, с хрустом откусывая кусок сухаря. Самый маленький в их команде, оказался самым прожорливым, хотя все уже давно урезали свой аппетит, поглощая уже осточертевшую еду, он, продолжая ее костерить каждый раз, ел ни чуть не меньше чем в начале.

— Ну что, прожорливый ты наш, поел? — Все так же улыбаясь спросил Жан.

— Ну, если это можно назвать едой, то да.

— Тогда марш в секрет. Оно конечно разносолов нет, но поесть нужно всем.

Билли молча поднялся и состроив устрашающую гримасу, улыбающемуся германцу, ловко порскнул в кусты, сменить товарища, дабы предоставить ему сомнительное удовольствие в утолении голода.