В суровый край - Эдуард Вильде

В этих вагонах едут до ближайшего этапа заключенные, отправляемые в Сибирь.

На перроне, среди толпы любопытных, видны бледные, заплаканные лица провожающих — отца или матери, сестры или брата, сына или дочери, невесты или любовницы. Ведь эти люди — там, за решетками, — ведь и они были некогда членами общества, связанными с окружающим миром узами крови, любви и дружбы. Каждого из них произвела когда-то на свет, вскормила и вырастила мать, пока жизнь не втянула их в свой водоворот и не искалечила.

В толпе провожающих многие обращают внимание на плачущую женщину с двумя детьми, которая упорно борется за свое место под окном арестантского вагона. Она снова и снова становится на это место после того, как поток людей отталкивает ее в сторону. Еще упорнее борется за свое место молодой арестант, стоящий в вагоне у окна. Его голова порой исчезает, но потом опять появляется.

Мать и сын ничего уже не могут сказать друг другу.

Им хочется только смотреть друг на друга — в последний раз. Оба они чувствуют это, хотя и не высказывают своих чувств, — немая боль в их наполненных слезами глазах красноречивее слов. Разлука до гроба! Яану кажется, будто за спиной матери разверзается черная могила, стоит несчастной немного оступиться — и она упадет в нее… Что же станется тогда с этими птенцами, которые с таким испугом смотрят на стоящего за решеткой брата, покидающего их? Не увезут ли и их когда-нибудь в такой же клетке?.. Яан вздрагивает, с усилием отгоняет мрачные мысли и кричит матери:

— Погляди, что делает моя жена. Скажи ей, чтобы она не плакала.

Мать уже два раза подходила к окну, из которого выглядывает Анни. Но она исполняет просьбу сына и снова пробивается сквозь толпу к женскому вагону.

Молодая женщина не плачет. Внутренний жар иссушил ее чувства, ее глаза. Напрасно искала она в этом людском муравейнике хоть одно лицо, которое напомнило бы ей родной дом. Никого! Ее отец и сестры не явились даже на это последнее свидание. Эта больная женщина с любящим сердцем — единственная, кто ее провожает, она ее мать, она все, что Анни здесь оставляет. И, как матери, она говорит ей на прощанье: «Думай о нас, молись за нас, и мы за тебя будем молиться!»

Еще один взгляд на сына, на невестку.

Второй звонок. Сутолока увеличивается.

Собрав свои слабые силы, мать поднимает плачущую Маннь, затем дрожащего от страха Микка, чтобы брат в последний раз мог погладить их по головкам. И Анни хочет с ними проститься, но уже раздается третий звонок, отзываясь щемящей болью в сердцах людей. Кондукторы оттесняют толпу от вагонов. Поезд трогается.

— Прощай, мама!

— Прощай, сынок, прощай, Анни!

Глаза Кай горят как в лихорадке, она протягивает руки вслед уходящему поезду, словно хочет остановить его. Она рыдает с таким душераздирающим отчаянием, что все на платформе останавливаются и окружают ее.

Ослепительная молния рассекает черные громады туч. Раздаются сильные раскаты грома, земля содрогается, и в здании вокзала дребезжат стекла. Слышится глухой рокот ливня. Привокзальная площадь быстро пустеет, все спешат укрыться, только плачущая Кай продолжает стоять на дожде.

А поезд мчится вперед и вперед, унося с собой и несчастных и счастливых. Огни города мерцают и, тускнея, исчезают вдали. Лишь молния время от времени освещает ярким голубоватым светом его высокие башни и серые стены. Гроза все сильнее. Раскаты грома следуют один за другим, от грохота содрогается воздух, дрожит земля; кажется, что все небо в огне. Из разорванных туч на землю низвергаются целые потоки воды. Это бунт, грозящий уничтожить и небо и землю, грозящий смести, разрушить, превратить в щепки все то, что доселе стояло прочно и несокрушимо.

Вспышки молнии освещают за решетками бледные лица арестантов. Яан пристально смотрит на город, который в свете этого страшного фейерверка временами виден как на ладони и словно приближается к мчащемуся поезду. Вдруг длинный огненный змей прорезает черное небо, и раздается оглушительный грохот. За ним следует вторая вспышка молнии. В тот же миг чудится, будто из окна старинного многоэтажного каменного здания, грозно возвышающегося над городом, вырывается кроваво-красный язык пламени. И тут же вспыхивает, словно охваченная огнем, стройная башня одной из церквей.

Но вскоре мятеж природы затихает и смолкает. А когда поезд приближается к следующей станции, победно встает во всем юном блеске багряная заря, и солнце, сияя безграничной материнской любовью, разгоняет мрак и туман и ткет над увядающим осенним миром золотистую сеть — светлое и благодатное, как великая, сладостная надежда.

Эдуард Вильде занимает в эстонском культуре конца XIX и начала XX века выдающееся место. Он заложил основы критического реализма в национальной литературе.

Первую повесть Вильде написал, когда ему было семнадцать лет. Ожидая появления в печати своего первого труда, Вильде работал над новой повестью. Эта рукопись стала для восемнадцатилетнего молодого человека своеобразной рекомендацией на работу в редакции еженедельной газеты «Вирулане» в Таллине.

Сотрудничая в эстонских и немецких газетах, Вильде писал развлекательные — то юмористические, то с трагедийным сюжетом — повести и романы, которые он публиковал, как правило, сперва в газетах, затем отдельными книгами. Местом действия его произведений была почти вся Европа, а героями — люди разных национальностей. Молодой писатель интересовался демократическими идеями, в некоторых повестях он с сочувствием изображает людей обездоленных и бесправных, в ролях авантюристов и преступников рисует местных помещиков, а в роли положительного героя выводит вышедшего из крестьян интеллигента. Хотя Вильде еще в восьмидесятых годах объявил себя сторонником реализма, реалистический анализ действительности и психологическое развитие героев тогда удавались ему редко.

Следуя традициям немецких семейных и приключенческих романов, Вильде к тридцати годам написал двадцать одну книгу и стал весьма популярным писателем. Таков первый период творчества Эдуарда Вильде (1882–1895).

Новый подъем в творческом развитии писателя был подготовлен расширением его интеллектуального кругозора и постепенным принятием передового мировоззрения.

Полтора года (1890–1892) Вильде провел в Берлине. В этом крупном центре культуры он интересовался новыми течениями в театре и литературе — в ту пору Ибсен и в особенности Г. Гауптман волновали умы. Э. Золя, прежде всего своим романом «Углекопы», наметил новые пути в литературе. У Вильде пробуждается интерес к политической жизни, к рабочему движению, он слушает в парламенте выступления социалиста Бебеля. Впоследствии Вильде писал, что вернулся из Берлина либералом, но уже сомневающимся либералом. Поступив, по возвращении в Тарту, в редакцию газеты «Постимеэс», он ищет ответов на волновавшие его вопросы. В Тарту существовал марксистский кружок латышских студентов, связанный с группой молодых эстонских интеллигентов, которые искали возможности выступать в печати и на собраниях. Их интересовало марксистское учение, дарвинизм и новые течения в скандинавской, немецкой, русской и французской литературе. Золя, Гауптман, Ибсен, Бьернсон, Л. Толстой, а позднее и Горький были властителями дум этого круга людей. Ко всему этому приобщился и Вильде. 1895–1896 годы были для Вильде временем упорной работы; он писал одному другу юности, что история, политическая экономия, социология приобрели для него совершенно иной облик, что он стал по-настоящему мыслящим человеком.

На протяжении первых трех месяцев 1896 года Вильде печатал в газете свой новый роман «В суровый край». Как и остальные «газетные» романы Вильде, он создавался урывками, по частям для каждого готовившегося в набор номера. Скоро роман вышел отдельной книгой, и в последующих изданиях он не подвергался сколько-нибудь существенной правке. Роман был принят в критике по-разному, встретив больше отрицательных отзывов, чем признаний. Спустя тринадцать лет молодой Фридеберт Туглас, представитель прогрессивной критики, первый дал роману высокую оценку, отметив его основополагающую роль в развитии эстонской литературы. По его словам, это была «одна из тех немногих эстонских книг, которые покоряют читателя своим идущим из глубины души сочувствием; встающая перед читателем картина гнетущей жизни заставляет его содрогаться…»

Новой характерной чертой в этом произведении было то, что главным действующим лицом стал сельский батрак. Самое большое, на что решалась эстонская литература до этого, — изображение любовной историй между молодым хозяином и батрачкой и признание равенства людей независимо от их имущественного положения. Батрак Яан близок и понятен Вильде, писатель сочувствует ему. Место действия — хибарка Яана — как бы обобщает нищету обездоленных масс. Значителен образ Анни — благодаря тому, что она избирает борющегося с нищетой Яана, порывая с зажиточным, религиозным и лицемерным отцом. Автор — явный противник богатых хуторян и тех «трезвых» голов, которые утверждают, будто все бедняки и неимущие — это растяпы и лентяи. Анни, готовая самоотверженно делить все невзгоды и лишения своего жениха, чем-то напоминает Соню из «Преступления и наказания» Достоевского, однако вся история остается в рамках скромной сельской трагедии. Символичен конец романа: Яана и Анни ссылают в Сибирь; поезд трогается со станции под раскаты грозы. «Это бунт, грозящий уничтожить небо и землю, грозящий смести, разрушить, превратить в щепки все то, что доселе стояло прочно и несокрушимо».