Осколки недоброго века - Плетнёв Александр Владимирович

До этого момента (формального размена ратификаций) Николай категорически сохранял «Бьёркский договор» в подвешенном состоянии.

Эдуарда не покидало чувство, что он недооценил племянника.

И только на пятый день, после прощального банкета в честь мира и согласия между двумя державами, погрохотав салютными пушками, увешанные флажными сигналами императорские яхты снялись с якорей, направляясь в порты приписки.

Истеблишмент

Цилиндры сданы в гардероб, неформально расслаблены узлы пикейных галстуков, огрузнув в креслах – нога на ногу. Треножники чайных столиков подле сервированы не традиционно, а вечерним набором джентльменов, и… не сигарный дым, попавший в глаза… не крепость напитка, скупым глотком в пищеводе – снисходительность поморщила лицо.

– Вы знаете, как я отношусь к Фишеру, но, бесспорно, его агрессивность содействовала нашим самым дерзким пожеланиям. О, да… они с Эдуардом немного заигрались, думая, что ведут исключительно свою рискованную партию, но опять-таки…

Это «опять-таки» немного зависло паузой.

Ах, ну как же… русские арктические странности на первых полосах, в политических кулуарах, в секретных папках спецслужб – и без внимания Форин-офиса?

Быть того не может!

Возможно, дело обсудили бы на открытом совещании палаты, а так – на «закрытом»… покуда Эдуард VII и первый морской лорд делали свой ход, не подозревая, что всё происходило с негласного ведома и под приглядом.

«А над нами уж только Бог, – мысль заклубило колечком нимба – эффектный выдох тлеющего табака, – хм, что звучит немного кощунственно».

– Вы видели расшифровку результатов переговоров?

– Не шедевр…

– Но в рамках планируемого. Пожалуй, только нефтяные проекты оказались неожиданностью. И турецкие проливы русский царь оставил «на потом», хоть и заикнулся.

– Вопрос «красного ледокола» будем считать закрытым… до появления новых фактов?

– Наследил.

– Да! Всё непременно надо отслеживать и держать на контроле. Эти: патенты, северные направления, пересмотр военных доктрин…

– Пересмотр доктрин – результат боевого опыта текущей войны.

– Текущая война… – сорокаградусная янтарная крепость втекала приятным ароматом виноградного дистиллята, – не выделяя частности, цели в войне достигнуты: русские получили по шапке, и пусть не проиграли, но теперь адекватно оценивают свои экспансивные возможности. Японцы… наши желтокожие союзники только озлобились – в долгах и полной зависимости, понимая, что рассчитывать могут только на нас.

– И на себя.

– И на себя, – снова эта оправданная снисходительность, – вскоре дело подойдёт к политическому урегулированию. Наша тривиальная планида «усидеть на двух стульях» – сохранить союз с микадо и сосуществовать в рамках нового договора с помазанником.

– То есть наши козыри в Вэйхайвэе останутся на якорях?

– Во-первых, давайте уважать короля… и его не просто обещания, а договора! На котором стоит и ваша подпись. Во-вторых (что будет правильно озвучить, как «более того»)… так вот, более того – я заметил, что после неудачной операции флота у Камчатки сэр Джон уже не столь самоуверен! У короля кораблей много, но представьте, что вдруг лучшие броненосцы Хоум Флита постигнет участь «Кресси»? Я к тому – не стоит недооценивать…

Наши наблюдатели на ходовых мостиках Того (и при штабе Оямы) – это бесспорный позитив в плане взгляда на действительные боевые действия. Думаю, и у наших военных некоторые доктрины существенно поменяются. А вот русские… Русские испытали современную войну практикой и кровью. Так что пусть флот в Вэйхайвэе остаётся гарантом порядка… и занозой беспокойства для Рожественского.

– А я всё равно считаю, что исход мог бы быть лучше.

– Вот поэтому отменять сделку с «Свифтшур» и «Трайемф» ни в коем случае нельзя. Процесс запущен и должен быть только ускорен. Тем более что формально он не противоречит договорённостям с Романовым… хм, вдобавок определённо обрадует Адмиралтейство, Джозефа Остина Чемберлена и налогоплательщиков[48].

В Санкт-Петербурге

Мысленно негодовал.

Как его потом ни успокаивал Авелан, мерзкое ощущение не покидало, на языке вертелись самые избитые эпитеты, поносящие «коварный Альбион».

А ведь думал, что с переговоров возвращался с полным триумфом, считая, что дело провернул идеально. Не омрачали настроения даже заработанный насморк и дрянная погода. Весь обратный путь ветер пел… да нет – точно завывал пронизывающим нордом от хмурых скандинавских берегов какую-то древнюю балладу викингов. И встречающий Кронштадт прямо с трапа сутулился серыми тучами.

– Вас который день дожидается японский посол, – уже во дворце согласно своим обязанностям сообщил Ламсдорф. Хотя в первую очередь его, наверное, распирало узнать, с какими результатами вернулся государь. Кое-какие слухи диппочтой и газетными статейками уже достигли столицы – телеграф обогнал императорскую яхту.

– Он не уехал, – с непонятной интонацией (не спросил, не утвердил, скорей рассеянно) проговорил Николай II – на вид был бледен, обратное путешествие оказалось утомительным. По пути штормило. В самой столице порошило, подметая мостовые уже не первым колючим снежком.

– Узнав о вашем отсутствии, слал телеграммы в Токио, – министр сдержанно улыбнулся, – что бы там себе ни возомнил этот вежливый азиат, уверен, что озлился. Но в ответных квитанциях ему велели ждать вашего возвращения.

– Чуть попозже, Владимир Николаевич, – Романов видел желание министра-профессионала взглянуть на протоколы договоров – что с германским кайзером, что заключённые с англичанами. Хотел ещё о чём-то спросить, но вошёл дворецкий, объявив:

– Его высокопревосходительство Авелан!

– Ага! – просторечиво оживился монарх. – О военных делах и свежих новостях с Дальнего Востока лучше расспросить Фёдора Карловича. Просите. А что вы говорите японский посол? Вы с ним побеседовали?

– Японец, – Ламсдорф пожал плечами, якобы это «японец» само за себя говорит, – выше всего ставит гордость, но будучи дипломатом, вынужден… В общем, как любой восточный человек не гнушается хитростью. Это сугубо мои выводы.

– А и чёрт пока с ним. Ждал неделю-полторы, подождёт ещё! Я себя, признаться, дурно чувствую. Не для новых тяжких диалогов. Добрый день, Фёдор Карлович, – уже понятно кому…

Морской министр явился с толстой папкой, с ходу, после «здравствуйте, ваше величество, как доехали? Штормило?», расстелил карту, выкладывая свои бумаги:

– Вот пожалте, согласно последовательному списку…

– Что-то не так? – спросил Романов, сразу заметив серьёзность адмирала.

– Есть немного, – скорее кисло ответил адмирал, – второй акт кордебалета с продажами-перепродажами военных кораблей в страны Латинской Америки. Вы, конечно, помните историю с попытками перед войной перекупить чилийские броненосцы? Эти нестандартные посудины, в том числе и по вооружению, не вписывающиеся в тактико-технические элементы российского флота. Британцы отказали в сделке японцам, как и нам. Оставили себе, обозвав «Свифтшур» и «Трайемф». Хотя они их Адмиралтейству как седло корове. Простите, ваше величество.

– Ничего, ничего, – помрачнел государь, – продолжайте.

– Так вот. Подозрительные слухи давно муссировались, периодически проскакивая даже в британской печати, – это было обосновано критикой и несоответствием сиих кораблей стандартам британского флота. Но вчера я получил достоверное сообщение от морского агента в Лондоне, что броненосцы выведены из состава Хоум Флита якобы на продажу куда-то в Южную Америку. Бразильтянам или как бы не опять тем же чилийцам. И у меня есть устойчивое подозрение, где они вскоре «всплывут».

– Под командованием Того.

– Совершенно не исключено. Запрет на продажу боевых кораблей воюющей стороне, разумеется, будет обойдён… Что-то там упоминалось о «разоружении броненосцев под коммерческие надобности». Либо… ах, ну да – могу ещё вспомнить аферу, о которой докладывал статский советник Давыдов[49].